сказал Отец. Он повернулся к Матери, и они встали. «Мы пойдем в другую комнату, — сказал Отец. — Мы будем ждать там». Мать закрыла лицо рукавом и тихо заплакала. Они вышли из комнаты, и Отец задвинул за ними перегородку.
Тед поглядел им вслед. «Старики что надо, очень мило с их стороны», — заметил Тед. Терпеть больше не было возможности. «Не возражаешь, если я встану?» Он поднялся и потопал сначала одной ногой, потом другой. «Ноги как деревяшка», — весело сказал он. Комнатка просто крохотная, подумал он. Забавно, что японцам нравится жить в таких чуланах! Эцу все еще сидела на циновке, глядя на него снизу вверх. Он не мог понять, что значит ее взгляд, застывший и странный. Но большие глаза под прямыми поднятыми вверх ресницами были прекрасны. Он плюхнулся на циновку рядом с ней.
«Ты не боишься меня, детка?» — ласково спросил он.
Она не ответила. Он обнял ее, в его руках она была мягкая, как кукла, не сопротивляющаяся, безответная, совсем покорная. Наконец-то он смог поцеловать ее в губы, и ее лицо было гак близко, у самого его плеча. «Я правда могу… могу…» Он не закончил фразы. Он мог делать все, что угодно, с этим податливым милым существом.
В эту минуту Эцу, прижатая к его груди, ощутила что-то квадратное и твердое под своей щекой. Теперь, когда наступал этот час, ее охватил отчаянный страх, пусть Мать с Отцом и были всего лишь за раздвижной перегородкой. От страха она готова была уцепиться за любую отсрочку. Она засунула руку в карман куртки Теда и выудила оттуда квадратный предмет. Им оказался сложенный пополам кожаный бумажник.
«Это, — сказала она, садясь, — это чуто?»
«Проклятье! — хрипло сказал Тед. — Дай его сюда!» Он потянулся за бумажником, но Эцу отдернула руку.
«Нет, нет, Тэду!» Она постаралась рассмеяться. Потом ей пришло в голову, что там лежат его деньги. Она ужаснулась. Он мог подумать, что она хочет денег! Она судорожно открыла бумажник и увидела лицо — лицо девушки, повторенное дважды, один раз оно было серьезное, второй раз смеющееся.
«О Тэду!» — выдохнула она. Она смотрела на лице» девушки. «Мирая девушка!» — сказала она.
Прежде ей никогда не приходило в голову, что у него, наверное, тоже есть дом, как у нее, есть отец и мать. Он существовал для нее, как существуют вообще все американцы для других людей, — как солдат и завоеватель.
«Твоя сесутура?» — спросила она.
«Нет», — коротко сказал он.
«Твоя жена!» — воскликнула она.
«Нет, не совсем», — ответил Тед.
Она смотрела на лицо Сью, такое чудесное, такое очаровательное, что он почувствовал гордость. «Это девушка, на которой я собираюсь жениться», — сказал он.
«О Тэду! Очень мирая!» — сказала Эцу своим тоненьким мелодичным голоском. Все, что она произносила, походило на пение. «Рассукажи, пожаруйсута?»
Она дотронулась до распущенных кудрей Сью. «Черуне, пожаруйсута?»
«Золотые», — сказал Тед.
«А гураза, пожаруйсута?»
«Голубые», — ответил он.
Эцу проворно вскочила. «Высокий, как я?» — спросила она.
«Гораздо выше», — ответил Тед. Он встал и показал себе на брови. «Сью высокая девушка, но не толстая».
«Ее имя, пожаруйсута?» — мягко спросила Эцу.
«Сью», — отрывисто сказал он.
«Сью? Как курасиво, — пробормотала Эцу, — курасиво… очень! Муне нравится!» С чувством она прижала фотографию к щеке. «Мирая девушка, — проговорила она. — Она в Япония тоже?»
«Нет», — сказал Тед.
«Но ты женитися?» — с беспокойством спросила она.
«Ясное дело, когда поеду домой», — ответил Тед.
«О, ты поеду домой?» — переспросила Эцу.
«Ясно, поеду когда-нибудь», — сказал Тед.
«Когуда?» — настойчиво переспросила Эцу.
«Ну, может, следующим летом».
«И ты женитися, — пробормотала Эцу, — и у тебя будет курасивая..»
«Свадьба», — подсказал Тед.
«Сувадиба, — повторила она, — и потом мареникие дети, муного марениких детей… Так миро!» Она вздохнула.
«Угу», — сказал Тед.
Эцу восхищенно смотрела на фотографии. Потом прижала их к одной щеке, к другой. Потом закрыла бумажник, засунула его обратно в нагрудный карман и застегнула клапан. Потом похлопала по карману ладошкой. «Миро, — приговаривала она, — так миро!»
Сью была в комнате вместе с ними. Тед ощущал ее присутствие так же ясно, как все, что его окружало. Его тоска, его желания, разбуженные в молодом сильном теле, обратились к ней. Он хотел ее, свою девушку, и никого другого, девушку, на которой он женится и которая родит ему детей. Вся тоска по дому, накопившаяся за два года разлуки, разом накатила на Теда. Он видел белые дома, улицы, зеленые подстриженные лужайки родного дома. Там была его родина — в Плейнфилде, штат Нью-Джерси, там ждала его Сью.
Он посмотрел на Эцу, на ее кимоно, расписанное цветами, на тяжелый оби. Какого черта, с чего он взял…
«Знаешь, мне уже пора, — пробормотал он. — Поздно уже».
Она подала ему фуражку, он надел ее. Взглянул на Эцу. Странно — ему даже не хотелось поцеловать ее.
«Ну, спокойной ночи», — пробормотал он.
«Супокойной ночи, Тэду», — ласково сказала она. Она раздвинула перегородки и подождала, освещая ему путь к калитке. Когда он вышел на улицу, она побежала и задвинула засов. Начал накрапывать мелкий дождик, и, когда она вернулась в дом, ее темные волосы были полны серебристых капелек.
Отец и Мать ждали ее.
«Он не…» — начали они.
«Нет», — сказала Эцу.
«Что произошло?» — спросил Отец.
«Ничего, — ответила она. — Мы разговаривали. В Америке есть девушка с голубыми глазами и золотистыми волосами. Я видела ее фотографию. Он поедет домой и женится на ней».
«Но он знал это и раньше», — удивленно сказала Мать.
«Я не знала, — сказала Эцу. — Когда я об этом узнала, он ее вспомнил».
Они стояли, глядя друг на друга.
«Ты понимаешь что-нибудь?» — спросила Мать Отца.
«Нет, — ответил тот. — Кто может помять американцев?»
Эцу не говорила ничего. Она вытаскивала из стенных шкафов шелковые стеганые одеяла. Отец с Матерью ночью спали на полу в этой комнате, а Эцу с детьми в соседней.
«Так или иначе, но мы в безопасности, — сказала она. — И я больше никогда не буду есть еду, обещаю вам».
Но уже под утро, лежа между двумя младшими сестрами, Эцу все вспоминала лицо красивой светловолосой девушки. Две женщины, разделенные морями и океанами, — могло ли быть, чтобы одна прилетела на помощь другой?
«Кто знает?» — вопрошала Эцу. Ее благодарное сердце тянулось сквозь ночь к другой. «Она моя сестра, — думала Эцу. — Моя сестра, спасшая меня. Сью!» Эцу произнесла имя вслух. Оно звучало совсем по-японски — почти совсем, подумала она.
