малейшем движении спящей вся конструкция неминуемо должна была обрушиться. Раздавленная тяжестью балдахина, Фанни умрет. Такая смерть не станет причиной очередного скандала. А когда все успокоится… Герцог предался сладким мечтам.
Когда работа была закончена, Теобальд с удовлетворенной улыбкой полюбовался делом своих рук, тщательно все убрал, чтобы не осталось никаких следов его пребывания здесь, и возвратился к себе.
Герцогиня с детьми вернулась в Париж. Она хотела как можно скорее заняться всеми формальностями, связанными с разводом. Фанни и шестеро младших детей отправились отдохнуть с дороги. Герцог повез трех старших – Луизу, Берту и Реджинальда – на улицу Арле, где в пансионе Лемер мадемуазель Делюзи все еще ждала обещанной рекомендации герцогини. Там они провели весь вечер и в особняке Себастиани оказались только после десяти.
В доме все было спокойно. Герцог сразу же спросил о том, отправилась ли уже герцогиня в свою спальню.
– Госпожа очень устала. Она поднялась туда сразу же, как приехала. И, должно быть, тут же легла спать, – отвечал лакей.
Теобальд нахмурил брови. Легла так давно? И ничего еще не произошло? Как это странно… В глубокой задумчивости он направился по лестнице в свои апартаменты, отделенные от покоев герцогини только коридорчиком. Всю ночь он ходил взад-вперед по комнате, курил одну сигару за другой и прислушивался, ожидая грохота, который, как он надеялся, положит конец его мучениям. Но было тихо, ни один звук не нарушал царившей в особняке тишины…
Ожидание сделалось невыносимым. Ближе к рассвету герцог потихоньку вышел из своей спальни… Коридор был пуст. Герцог медленно, очень медленно отворил дверь, ведущую в апартаменты жены…
Часа в четыре утра Жозефина Обер проснулась от того, что непривычно громко прозвонил звонок. Камеристка подскочила на постели и бросила взгляд на стенные часы. Утро еще только занималось. Что может понадобиться герцогине в столь ранний час? Может быть, она заболела? Снова раздался звон колокольчика, теперь – куда более слабый… Жозефиной овладели дурные предчувствия. Набросив на плечи накидку, она побежала к двери комнаты Шарпантье и постучалась.
– Мадам зовет, – сказала она лакею герцога. – Я не могу понять зачем, но почему-то очень боюсь…
Лакей, не колеблясь, взялся проводить девушку. Они быстро спустились по лестницам, но тщетно пытались открыть дверь галереи, за которой, похоже, кто-то стонал.
– Попробуем пройти с другой стороны, – предложил Шарпантье. – Может быть, дверь гардеробной поддастся легче. Там что-то неладно.
По балкону они обошли апартаменты герцогини, и действительно дверь гардеробной подалась без труда. Жозефина дрожала как осиновый лист. Когда они проходили мимо окон спальни, ей показалось, что она увидела там, внутри, силуэт мужчины. Но едва они проникли в спальню, девушка потеряла сознание, увидев открывшееся ей зрелище. Посреди комнаты, по которой, казалось, пронесся ураган, в луже крови лежала герцогиня. Ее ночная рубашка была разорвана. На теле кровоточили, по меньшей мере, три десятка ран. Вокруг царил полный разгром.
Жертва, должно быть, яростно сопротивлялась. Вдоль всех стен можно было увидеть кровавые следы ее пальцев. Несчастная отчаянно старалась избежать ножа убийцы…
Шарпантье, который стал белее своей сорочки, хотел было отправиться за герцогом, но, убедившись в том, что дверь в коридор теперь легко открывается, без дальнейших колебаний вызвал полицию…
Префект полиции Аллар встал, машинально отряхнул брюки и огляделся по сторонам, прежде чем вернуться к доктору Луи, который, все еще стоя на коленях, заканчивал осмотр тела убитой.
– Профессиональные убийцы никогда бы не позволили себе столь грязной работы, – проворчал он с отвращением. – Все это сделано светским человеком… И каким неловким!..
Снова наклонившись, он подобрал с пола обильно украшенный золотой и серебряной насечкой пистолет, на котором был выгравирован герб рода Шуазель-Праслен…
– Он даже не потрудился забрать свое оружие, – презрительно бросил врач.
Префект Аллар был учеником знаменитого Видока, почти таким же искусным в своем деле, как сам учитель. Обыскав спальню герцога, он обнаружил там бритву, которая и послужила орудием убийства герцогини, шлепанцы, запятнанные кровью. В камине тлели полусожженные бумаги, белье и халат. Герцога арестовали.
Он признался сразу. Впрочем, отрицать содеянное было бы глупо. В течение двух дней он находился под домашним арестом в своем особняке, затем его препроводили в устроенную в Люксембургском дворце тюремную камеру. Судить герцога, пэра Франции, могла только палата пэров. Весь Париж содрогнулся, узнав об ужасной смерти герцогини. Удивлялись тому, что герцог, представитель древнего рода, позволил себя арестовать.
– Надо было не халат в огонь бросать, – с презрением сказал один из его будущих судей, Виктор Гюго, – а пустить себе пулю в лоб!
Но Теобальд де Шуазель-Праслен пережил убитую им жену всего лишь на несколько дней. Он умер еще до суда, в предварительном заключении. Поговаривали, что его брат, граф Эдгар де Шуазель, принес в темницу какой-то быстродействующий яд, чтобы и сам убийца, и вся его семья могли избежать позора. Ведь король Луи-Филипп дал понять, что он требует от судей такой же строгости, какая была бы проявлена к любому простолюдину, и даже большей, если это только возможно. Убийце грозил эшафот, по меньшей мере – пожизненная каторга… Теобальд умер в тот самый день, когда весь двор собрался в церкви Магдалины на панихиду по его жене.
Однако общественное мнение было до крайности возбуждено. Неудивительно, что тут же родилась легенда. Якобы отравление было чистейшей симуляцией. Вместо герцога в склепе без всякой надписи похоронили неизвестно чей труп. Сам же герцог сбежал сначала в Нормандию, оттуда – в Америку, чтобы наконец упокоиться в Англии. Многие говорили, что видели его.
Слухов вообще было много. То его видели жители Котантена. То его дети должны были ежемесячно высылать ему определенные суммы. То зятья его дочерей в самых резких выражениях жаловались на это. Передавали из уст в уста еще тысячи разных сплетен, так что даже некоторые историки поверили в «воскрешение» герцога.
Но посудите сами. Пусть даже герцогу удалось избежать людского суда. А корсиканская вендетта?! Ведь маршал Себастиани поклялся собственными руками убить зятя, если этого не сделает палач. Всем известны законы этого острова и небывалые возможности его жителей. Так что в подземном склепе часовни замка Во стоят два гроба: гроб жертвы и гроб убийцы, они воссоединились в вечности…
Что же до Анриетты Делюзи-Депорт, то сначала и ее арестовали как подстрекательницу к преступлению, но потом отпустили, поскольку явных доказательств ее вины не было. Позже она познакомилась с американским пастором, доктором Генри Филдом, который страстно влюбился в нее и увез в Соединенные Штаты. Анриетта поселилась в Нью-Йорке, приняла протестантство, открыла литературный салон и стала выпускать евангелическую газету.
Похоже, завидное хладнокровие, расчетливость и эгоизм позволили ей жить счастливо, забыв о кровавой драме, главной причиной которой была она сама. Но она никогда не забывала потребовать от наследников Шуазеля-Праслена немалых ежегодных выплат по завещанию герцога, что, быть может, и оправдывало пресловутое дурное настроение зятьев преступного Теобальда.
Жестокосердные
