Жан де Шулемберг, маршал Франции
8 сентября 1640 года кафедральный собор в Амьене был празднично убран в честь происходившего там венчания. Свадьба была настолько пышной, что сразу было понятно: происходит что-то необычное. Все стены храма были украшены старинными, чуть ли не раз в столетие вынимавшимися из сундуков гобеленами, плитки пола покрыты толстыми мягкими коврами. Повсюду были цветы, повсюду – охапки свечей, а на возвышении у органа – целая армия молоденьких певчих, надрывавших свои звонкие голоса, прославляя Господа Бога и радость вступления в христианский союз.
Собравшаяся на церемонию публика заполняла неф: это было царство шелков, перьев, лент, драгоценностей и кружев. На клиросе – белое облако подвенечного платья новобрачной рядом с худощавой мужской фигурой в костюме, сиявшем золотом каждого стежка. А подальше – под воздвигнутым у самого алтаря балдахином – пунцовое пятно кардинальской мантии. Кардинал, герцог де Ришелье, собственной персоной. Его воспитанница Франсуаза де Форсевиль выходила замуж за Жана де Шулемберга, графа де Мондеже. Свадьба эта была делом его рук.
Кардинал время от времени пощипывал тонкие усики с удовлетворенной улыбкой, но на лицах жениха и невесты не было ни малейших признаков счастья. Коленопреклоненная Франсуаза низко опустила голову под фатой, чтобы не было видно, как покраснели у нее глаза от обильных слез. Ей было двадцать лет, она была совершенно очаровательна. Самая завидная невеста во всей Пикардии. Но, не имея ни отца, ни матери, она не могла не повиноваться своему грозному опекуну. А ведь достаточно было взглянуть на мужчину, стоящего бок о бок с ней, чтобы понять: ее выбор отнюдь не был продиктован сердцем.
Не то чтобы он был уродлив, нет, совсем напротив. Высокий, отлично сложенный, с отменной выправкой. Высокий лоб, красивый разрез глаз, приятно очерченный рот… Но его короткая бородка не скрывала тяжелой нижней челюсти – признака столь же тяжелого характера. Цвет лица его был свинцовым, взгляд жестким, и весь облик этого роскошно одетого в парчу сеньора говорил о том, что перед вами – человек крутого и жестокого нрава. К тому же он, казалось, был весьма недоволен всем происходящим. Взгляды, которые он бросал на разукрашенный алтарь, ясно говорили: этот брак не по душе и ему тоже. В довершение всего разница в возрасте между новобрачными составляла двадцать два года.
Действительно, для того чтобы маршал женился, кардиналу пришлось строго приказать ему сделать это. Ришелье был убежден: следует осчастливить жениха, пусть даже против его воли. Ну в самом деле, что может быть лучше для такого старого вояки, как Шулемберг, чем это прекрасное дитя, к тому же знатного рода и с немалым состоянием? К тому же, делая таким образом генерала своим родственником, Ришелье очень рассчитывал окончательно подчинить себе этого человека, чья склонность к мятежу была слишком хорошо известна, а верность и преданность – сомнительны.
Своей воспитаннице, со слезами умолявшей его не заставлять ее выходить замуж за этого человека, суровый опекун ответил:
– Это богатый вельможа и благородный, почтенный человек. Ни один из придворных щеголей не даст таких прочных гарантий вашего счастья. Я-то разбираюсь в мужчинах!
В мужчинах – может быть, но не в женщинах. В самой глубине своего нежного сердечка Франсуаза прятала глубокую привязанность к юному и весьма небогатому мушкетеру. Признаться в этом она, конечно, не могла из боязни, что ее несчастного Лорака немедленно отошлют куда-нибудь в отдаленный гарнизон, где его жизни будет постоянно угрожать опасность. Но чем больше она вглядывалась в человека, которому была отдана теперь навеки, тем сильнее становилось ее отчаяние. Помимо всего прочего, Шулемберг внушал бедной девушке еще и безотчетный страх!
Когда, при выходе из церкви, ей пришлось вложить свою дрожащую ладонь в руку мужчины, ставшего отныне ее господином и повелителем, Франсуаза чуть не разрыдалась. Несмотря на то что солнце было ярким и горячим, ей показалось, что небо почернело, а жизнь стала совершенно бесцветной. Почувствовал ли Шулемберг, как дрожат в его жесткой руке тонкие пальчики? Во всяком случае, губы его раздвинулись в улыбке, вызывавшей смутную тревогу.
– Ну, мадам, улыбайтесь же! – процедил он сквозь зубы. – Вы должны быть счастливы оттого, что вышли замуж. Все женщины в таких случаях улыбаются.
Но, несмотря на это четкое распоряжение, Франсуаза не нашла в себе сил улыбнуться, как этого требовал супруг.
Ад начался сразу. Франсуазе хватило первой брачной ночи, чтобы понять: жизнь ее теперь связана с самим дьяволом во плоти. В прекрасном особняке, принадлежавшем еще ее родителям, в доме, где она провела все свое детство, молодой женщине пришлось испытать неслыханные унижения, подчиняясь мужу, напрочь лишенному всякой деликатности. Шулемберг вообще обращался с женщинами, как солдафон. Тем более он не видел никакой необходимости иначе отнестись к созданию, отныне, по законам того времени, отданному ему в полную собственность. Любезный супруг употребил Франсуазу, как дешевую проститутку на биваке, после чего сразу же бросил, чтобы присоединиться к веселой компании друзей, ожидавших его в одной из гостиных первого этажа. Там, между двумя кружками горячительного, он подробно, пользуясь самыми оскорбительными и презрительными выражениями, описал приятелям анатомию своей жены и завершил свои излияния словами:
– Она, конечно, индюшка, но – с золотыми перышками, так что недурно будет ее как следует ощипать!
Франсуаза в своей комнате заливалась слезами. Она чувствовала отвращение к себе самой, ко всему, что произошло с ней несколько минут назад, а особенно – к этому человеку. Что, кроме ужаса, могло вызвать в ней столь мерзкое поведение?
Преданная горничная Гудула тщетно пыталась ее утешить. Служанка пробралась в спальню сразу же, как оттуда вышел Шулемберг, и застала хозяйку в таком отчаянии, из которого не виделось выхода. Сначала эта славная женщина подумала, что надо бы обратиться к кардиналу, но быстро отказалась от этого намерения. Франсуаза теперь была замужем. Супруг имел на нее все права, в том числе – право обращаться с ней, как ему будет угодно. Кардинал наверняка не станет вмешиваться в жизнь семьи, которую сам же создал. Единственное, что Гудула смогла сказать в утешение, было:
– Не плачьте, милая моя госпожа, ваш супруг не вечно будет рядом с вами. Солдат частенько призывают сражаться. Да и вообще, на войне всякое случается.
Она мысленно пожелала, чтобы маршал остался на поле брани, и побыстрее. Впрочем, Франсуаза была слишком глубоко потрясена, чтобы обратить внимание на эту утешительную мысль. Весь остаток ночи она проплакала, не успокоившись даже тогда, когда пьяные песни мужа и его гостей перестали эхом разноситься по всему дому.
После столь тяжкого для нее начала семейной жизни Франсуазе пришлось налаживать отношения с родственниками своего мужа. Не прошло и недели после свадьбы, как в доме появилась госпожа де Сенгли, сестра Шулемберга, спесивая вдова с приторно-нежной улыбкой. Ее сопровождал племянник генерала, господин де Ролан. С другим племянником мужа, Франсуа де Ланнуа, молодая женщина уже успела познакомиться. Будучи адъютантом своего дяди, он обосновался в особняке Форсевилей на следующий же день после венчания.
Госпожа де Сенгли была особой весьма расчетливой. Она уже долгое время прикидывала, какое наследство получит после брата. Шулемберг был намного старше сестры. А кроме того, не одна Гудула думала: войны предоставляют множество счастливых возможностей. Поэтому, узнав о том, что брат женился, госпожа де Сенгли испытала жесточайшее разочарование.
Этот болван позволил себя окрутить в сорок два года! Но, судя по тому, что болтают в свете, новоявленная госпожа де Шулемберг очень богата. Здесь есть над чем подумать. В конце концов, если окажется, что графиня де Шулемберг слаба здоровьем и может отправиться на тот свет прежде, чем скончается ее муж, наследство удвоится!
Сказано – сделано: милейшая вдова немедленно принялась за осуществление своих грандиозных проектов, а оба прелестных племянника оказали ей посильную помощь.
Водворившись в особняке Франсуазы, словно в завоеванной стране, благородная дама при первых же признаках беременности молодой женщины прочно взяла в свои руки управление всем хозяйством, отправив настоящую хозяйку дома безвылазно сидеть в своей комнате. В комнате, порога которой супруг Франсуазы и
