ты еще и подкупал представителей профсоюза. Ты знаешь, что подкуп должностных лиц — тяжкое уголовное преступление?
— Вы ничего не сможете доказать! — проорал Кроунинг.
— Слушай, Кроунинг, кончай орать. Я по своему опыту знаю, что подкуп является естественной частью любой деловой деятельности. Кстати, здесь, в этой картотеке много документов о деятельности разных фирм. Не знаю, зачем Зеспусу понадобились эти материальчики. Скорее всего, для шантажа. Но там полным-полно всякого рода фокусов со взятками.
Здесь мне в голову пришла хорошая мысль.
— Эй, Простак, — произнес я. — Ты докуда добрался? Я имею в виду, до какой буквы в картотеке?
— С начала и до «Р», — ответил Простак.
— Посмотри снова на «К», поищи там Кроунинга.
— Здесь не может быть дела на меня, — фыркнул Кроунинг.
— Не говори «гоп», — отрезал я. Простак выдвинул ящик на «К» и, перебрав несколько дел, вытащил одно и заглянул в него. Затем поставил его обратно и, перебрав еще несколько дел, вытащил одно. Он заглянул внутрь и улыбнулся.
— Ага, все в порядке. На него здесь тоже припасено, — сказал он.
— Фотографии? — спросил Макс.
— Фотографий нет, — ответил Простак и швырнул дело на стол.
Я расстегнул скоросшиватель и извлек содержимое. Оно состояло из трех страниц убористого печатного текста. Первая страница освещала взаимоотношения Кроунинга с несовершеннолетними обоих полов. Несколько раз его задерживала полиция, но дело ни разу не доходило до суда. Его всегда выпускали за недостатком улик. Во всех случаях и молодые люди, и производившие арест полицейские меняли свои показания в ходе следствия. В примечаниях указывались суммы, которые агентство Зеспуса потратило на подкуп каждого свидетеля. Я передал страничку Максу и сказал:
— Этот ублюдок, оказывается, еще и содомит.
Кроунинг тупо посмотрел на меня с открытым ртом и безотчетным выражением страха в глазах.
Всю вторую страницу занимало перечисление его различных постов и деловых предприятий. Он был весьма крупной фигурой. Он владел контрольными пакетами нескольких компадий по операциям с недвижимостью. У него была хлопкоперерабатывающая фабрика в Массачусетсе и суконная фабрика в Нью-Джерси. Он являлся директором одного из нью-йоркских банков. Он состоял во множестве патриотических, антисемитских и еще анти-хрен-его-знает-каких организациях. Во всех, что позволяли положить в карман лишний доллар за счет ущемления чьих-нибудь прав.
— Истинный ура-патриот Америки! — произнес я. — Ура мне, наколовшему ближнего.
На третьей странице была подробная запись противоправных действий Кроунинга и его делового партнера Моритца. Здесь были перечислены все случаи подкупа профсоюзных деятелей на их предприятиях в Нью-Джерси, Массачусетсе и Нью-Йорке. Здесь приводились примеры злоупотреблений при выполнении правительственных заказов на его суконной фабрике. Здесь был целый раздел, посвященный уклонению Кроунинга от уплаты налогов. Эту страничку я молча протянул ему. По мере того как он читал, его глаза все больше вылезали из орбит. Он облизал пересохшие губы. Страничка дрожала в его трясущихся руках. Он выронил ее на пол и прохрипел:
— Пожалуйста, дайте мне стакан воды.
Косой принес ему воду.
— Нас не интересует этот мусор, — произнес я, кивая на лежащие на столе страницы. — Нас интересует только то, чтобы был подписан договор, который в данный момент обсуждается в муниципалитете.
— А тогда я смогу забрать эти бумаги?
— Нет, — ответил я. — Мы сохраним их для будущего. Сейчас мы тебя прищучили, и они нам не нужны. Но, может быть, они понадобятся когда-нибудь потом.
— Значит, Зеспус меня продал? — спросил Кроунинг. — Он в той комнате? — Он кивнул в сторону нашего склада спящих детективов и встал со стула. — Я хотел бы с ним побеседовать.
Он подошел к двери в соседнюю комнату и, открыв ее, замер у порога с открытым ртом.
— Они что, все мертвы? — с ужасом выдохнул он.
Я подошел и взглянул. Бог ты мой. Они действительно походили на покойников. Я зашел в комнату, чтобы получше рассмотреть, и почувствовал облегчение. Просто все они очень крепко спали. Я обернулся и, подмигнув Максу, сказал:
— Да, здесь мы складываем трупы.
Кроунинг задрожал и, шатаясь, вернулся на свое место.
— Можно мне немного этого виски? — простонал он.
— Не сейчас, — ответил я. — Давай вначале закончим разговор. Ты — один из руководителей ассоциации владельцев недвижимости?
— Я ее член, — настороженно ответил он.
— Позвони своим союзникам и скажи, чтобы они подписали договор. Мы знаем, что ты там все решаешь, — произнес Макс.
— Я ничего не могу сделать сам. — Его голос дрожал и прерывался, его было еле слышно. — Могу я проконсультироваться по телефону со своим партнером?
— Да, — ответил я, — но только без фокусов. Открытый разговор без всяких намеков, иначе тебе будет очень больно.
— Я все понял. Мне не нужны неприятности. Я хочу, чтобы вопрос был решен и я смог бы уйти.
Я кивнул. Он придвинул к себе телефон и набрал номер. По цифрам я определил, что его собеседник находится в этом же районе. Он позвонил человеку, которого звали Моритц. Судя по тому, как шел разговор, Моритц уперся. Кроунинг посмотрел на меня. Я закрыл нижнюю часть трубки рукой и кивнул ему.
— Я не могу убедить Моритца, — сообщил Кроунинг. — Что мне делать?
— Скажи ему, пусть придет сюда, — ответил Макс. — Ведь он находится где-то недалеко, верно?
— В пяти минутах ходьбы, — ответил Кроунинг и добавил: — Моритц — славный парень. Он белый еврей.
Я чуть не врезал этому уроду, но в последний момент удержался. Все равно от этого не было бы никакой пользы. Через десять минут в комнате возник Моритц. Он обладал способностью автоматически улыбаться и профессионально пожимать руки. Он был высокого роста, среднего телосложения и имел очень, очень холеный вид. На отвороте пиджака он носил небольшой золотой значок, инкрустированный бриллиантами, свидетельствующий о том, что Моритц — масон.
— Можем мы с Моритцем переговорить наедине? — спросил Кроунинг.
— Конечно, — ответил я.
Они отошли в дальний угол и встали вплотную лицом друг к другу. Кроунинг мотнул головой в нашу сторону и начал что-то нашептывать Моритцу. Я смог уловить только слово «евреи». Моритц внимательно посмотрел на нас с Максом и ответил Кроунингу одобрительным кивком. Было совершенно очевидно, о чем они там шепчутся. Моритц тоже был евреем. И отличным партнером для Кроунинга. Он был из тех типов, что используют для получения личной выгоды все, что угодно. Он извлекал выгоду и из того, что он еврей, и из своего масонства, и из антисемитизма своего компаньона. Они решили поставить на евреев. Моритц подошел к нам и заговорил на идише. Смысл его речи сводился к тому, что мы, евреи, должны держаться друг за друга, поскольку поодиночке нас легче обидеть. Затем он пообещал, что хорошо заплатит нам, если мы объединимся с ними. Я ответил ему на английском и достаточно долго объяснял ему, кто он такой. Чтобы он усвоил это получше, под конец я повторил то же самое, но уже в предельно сжатой форме. Я сказал ему: «Ты — шлюха». Он заявил, что не боится гангстеров вроде меня и найдет на нас управу, если не у городских властей, то у своего сенатора.
Я уже начал подумывать, не вышибить ли ему зубы, чтобы в разговоре с сенатором он, кроме всего прочего, смог использовать и возникшие дефекты речи, но в это время зазвонил телефон. Я снял трубку. Звонил Фитц из здания муниципалитета.
— Все отлично, — сообщил он. — Председатель изменил свое поведение и теперь играет на нашей стороне. Он просто огорошил боссов, когда сообщил им, что мэр требует немедленного решения вопроса. В общем, они понимают, что им кранты. Похоже, они просто хотят услышать, что проиграли, от этого
