запас попал. И вместо, условно, семи матчей за определенное время Денис провел пять. Он понимал, что денег, весьма приличных, не получит. И даже не пошел к Виталию Леонтьевичу что-то доказывать.
А потом подошло время расчета. И Мутко вдруг берет да выдает Угарову полную сумму — кажется, 70 тысяч долларов. Хотя по контракту имел полное право этого не делать. Ни он Угарову ничего не обещал, ни Угаров его не просил просто президент оценил, сколько лет игрок выступает за «Зенит» и как относится к клубу.
И я точно знаю, что после этого случая по всей России пошла молва: дескать, вот как Мутко поступил по отношению к Угарову. И игроки из других клубов в «Зенит» потянулись. Я всю эту историю прекрасно знаю потому, что Угаров закончил нашу школу и не терял с ней связи. Мы с Мутко много спорили — но та ситуация сказала мне о нем очень многое.
Тему любви Мутко к футболу в другом ракурсе развил Рапопорт:
— Вспоминаю 93-й год, когда Мутко еще был вице-мэром города. Только проведем с Мельниковым вечернюю тренировку — как раздается звонок от секретаря Виталия Леонтьевича с просьбой не уезжать с базы: «Шеф приедет». И знаете — зачем? Поиграть с нами в футбол! Он получал от этого огромное удовольствие. А уже потом, когда я работал в клубе на других должностях — скажем, спортивного директора, — утром зайдешь к нему по делу, но пока он не обсудит с тобой результаты тура или еврокубков, выйти из его кабинета было нереально. Я видел, что он смотрел по телевизору весь возможный футбол, который был ему страшно интересен. Благодаря этой увлеченности он и начал в 93-м, 94-м годах искать спонсоров — и сначала нашел строительную организацию«20-й трест», а затем «Газпром» и других.
Шейнин, люто воевавший с Мутко и столько же раз с ним мирившийся, резюмирует:
— Самое главное, что этот человек влюблен в футбол и в «Зенит». И он всю жизнь будет считать эту команду своей — что бы ни говорил на публике. Он может руководить хоть всей планетой, но родным для него навсегда останется «Зенит». Это его детище.
Даже Татьяна Садырина, о непримиримом отношении которой к Виталию Леонтьевичу мы еще поговорим, признает:
— Мутко любит футбол, в этом не было сомнений с первого же дня, как Паша его увидел.
Еще один человек, которого во времена совместной работы в «Зените» Мутко считал своим врагом, — Черкасов — говорит:
— «Зенит» — это действительно детище Мутко. Поэтому он, карьерный чиновник с большим стажем, и отнесся ко мне как к пацану с улицы, вторгшемуся на его территорию, где он — царь и бог. Я должен был вызвать у него неизбежное и сильнейшее раздражение.
Но, несмотря на все наши тогдашние выяснения, кто в доме хозяин, я ничего худого о Мутко не говорил и не скажу. Всегда повторял: он возродил «Зенит». И искренне любил его. У меня к Виталию Леонтьевичу могла быть масса частных вопросов. Но с точки зрения его отношения к «Зениту» и заслуг перед ним Мутко для меня безукоризненный персонаж.
Кстати, именно он заложил традицию платить деньги ветеранам клуба. Когда я пришел в «Зенит», там уже была выстроенная схема выплаты маленьких, но живых денег тем, кто когда-то отдал много лет команде. Не 84-го года, поскольку существует отдельная, отлично живущая коммерческая структура «'Зенит'-84», а представителям более старших поколений. Герману Зонину, Фридриху Марютину и другим. Зонину лично я выписывал деньги на операцию ноги, Юрию Андреевичу Морозову оплачивали лекарства от рака, когда он уже фактически ничего в клубе делать не мог. И все это было по инициативе Мутко.
* * * И все же — who is mister Mutko? Книга эта, конечно, о «Зените», но совсем оставить за кадром дофутбольную биографию его многолетнего президента, а ныне — главного спортивного функционера страны, было бы неправильно. Ибо биографии у тех, чьи имена стали известны стране в 90-е годы, были очень разные и зачастую весьма пестрые.
Первое и главное: Мутко никогда не имел ничего общего с криминалом. С юности он пошел по чиновничьей, карьерной стезе. Успев, правда, глотнуть немного морской романтики. Мне кажется, что этот романтическая частичка его натуры и материализовалась в футболе. Совсем без чего-то рискованного, волнующего душу, непредсказуемого этот человек обойтись не мог.
Десять лет назад в интервью «СЭ-футболу» Мутко рассказывал:
«Пароход наш стоял на линии Ильичевск — Варна. Туда шли с лесом, а назад везли громадные контейнеры с содой. Грузили их поверх, на палубу — так и ходили туда-сюда по восемь часов в один конец. А мы должны были закреплять этот груз. Тросами стягивать. И где-то один раз мы технологию нарушили. Надо было хорошо закрепить, а мы наживили вручную, вышли — и откуда только взялся этот шторм?! Так нас прихватил — мало не показалось. И все это начало раскачиваться и поползло — съехало на один борт, пароход кренится… Страшное дело. Нас вызвал капитан: 'Может, из-за вас в тюрьму и сяду, но как хотите — идите и закрепляйте…'
Закрепили. Рисковали — не моряк не поймет, как. Нужно было поймать момент, когда пароход между волнами. Вот он идет, и только в те секунды, когда падает, возможно ломом сделать движение».
Неожиданный ракурс для респектабельного, лощеного министра спорта — не находите? Продолжалось это в жизни Мутко два года.
В конце бронзового 2001-го Мутко пришел в редакцию «СЭ» — и в интервью с заголовком: «'Зенит' — такой же символ Питера, как Эрмитаж», вспоминал о своих молодых годах так:
«Лет с десяти мечтал стать моряком. Родился в 40 километрах от Туапсе, заболел морем и даже думать не мог, что свяжу жизнь с чем-то другим. После восьмого класса продолжил учебу в ПТУ в Петрокрепости и получил профессию матроса-моториста с допуском в загранплавание. Гордился этим так, что в первый же день забыл паспорт моряка в трамвае и на полгода в наказание угодил на внутренний речной рейс Ленинград — Москва. В Питере дали комнату в общежитии, получил постоянную прописку. Потом — три года в речном училище, которое закончил с отличием. Вступил там в партию, параллельно с учебой работал председателем профкома училища со 120 рублями зарплаты и собственным кабинетом(!). Лучшие годы…
В 1981 году на комиссии распределения в училище мне предложили остаться работать в профкоме. Согласился. Одновременно поступил в кораблестроительный институт, где отучился три года, а затем перевелся и заканчивал уже институт водного транспорта. Затем были райисполком и должность инструктора, курирующего правоохранительные органы. Когда получил высшее образование, пошел на повышение в общий отдел, вскоре стал заведующим орготделом и секретарей исполкома.
И тут бабахнул 1990 год. Демократия и так далее… Выбрали депутатом и председателем Кировского районного совета народных депутатов. Один из важнейших питерских районов: Кировский и Ждановский заводы, Балтийское пароходство, порт. Городом стал руководить Анатолий Собчак, сначала как председатель Ленсовета, а позже как мэр Санкт-Петербурга. Я первоначально возглавлял администрацию района, впоследствии принял предложение занять должность вице-мэра. Отвечал за социальные вопросы, культуру, спорт, соцобеспечение, здравоохранение и прочее. Как раз в 92-м закончился чемпионат, и зенитовцы со всеми наболевшими проблемами прибыли на прием к Собчаку. Тот отправил меня разговаривать с ребятами. Тогда я впервые увидел команду, которую тренировал Слава Мельников, и постепенно начал заниматься ею. Возглавил попечительский совет, а затем был избран президентом».
Покопавшись в Интернете, я нашел лишь одну развернутую версию карьерного взлета Мутко. Журналист газеты «Версия» Павел Ковригин в своей публикации от 21 февраля 2005 года (она вышла в свет за считанные дни до избрания Виталия Леонтьевича президентом РФС) трактовал некоторые фрагменты биографии чиновника весьма бескомпромиссно. Оставляя степень корректности формулировок на совести автора, процитирую этот материал:
«Родившийся 8 декабря 1958 года в станице Куринской, что близ Туапсе, будущий босс российского футбола, мечтал о море. Во всяком случае, на словах. Но на деле расторопный курсант уделял
