стоит какая?то фигура в солдатской шинели и орет отрывистые слова. Окружающие волнуются и гудят. «Что такое, что за митинг», — проталкиваюсь вперед, в стремлении среди всеобщего гама уловить смысл бросаемых слов, говоримых с ящика, на котором часа два тому назад стоял хорунжий. Наконец удается вслушаться.
— Через пять минут «Аврора» вновь откроет огонь. Через пять минут. И еще раз повторяю: кто сложит оружие и выйдет из дворца, тому будет пощада. Вас обманывают, — вырвалось из груди говорившего.
«Агитатор», — понял я, и холодок пробежал у меня по спине.
«Ну, чего медлишь? — со свирепостью накинулся я на себя. — В твоем нагане еще есть патроны. Говори, говори, собака. Собаке — собачья смерть», — шептал я губами, вытаскивая с трудом руку и осторожно поднимая дуло нагана над плечами впереди стоящих и целясь в голову говорящего.
«Ну, вот сейчас хорошо!» И я взвел курок.
— С ума ты сошел! — раздалось над правым ухом, и одновременно рука легла на мою правую руку, просунув палец под курок.
— Что за… — И слова замерли на губах, я увидел лицо брата, склонившееся ко мне.
— Сейчас же, поручик, отправляйтесь в комендантскую и ждите меня там. Слышите? Я вам категорически приказываю, как комендант обороны дворца.
Ничего не отвечая, я повернулся и, засовывая наган в кобуру, поплелся, с чувством побитой собачонки, в комендантскую.
«Ишь ты, — успокаиваясь, сидя в комендантской, размышлял я. — Второй раз будет «Аврора» стрелять по дворцу, а я и первого не слышал. Да где тут услышишь, когда такие стены. Тут, при твердости характера, можно отсиживаться целые недели, а не только до утра. Крепость! Эх, всех бы таких, как наша школа!» — вяло скользила в голове мысль. «И чего я сижу? — вдруг решил я. — Скорей беги и арестуй коменданта обороны. А на что обопрешься?.. А Галиевского забыл?» — подсказала мысль, и я вскочил со стула. Но в тот же момент отворилась дверь, и в комендантскую вошел комендант обороны в сопровождении каких?то офицеров и нескольких штатских.
— Поручик, — обратился ко мне комендант, — отправьтесь к Временному правительству и доложите, что вылазка, произведенная ударницами, привела их к гибели, что Главный штаб занят восставшими, обезоружившими офицерский отряд, а также доложите, что положение усложняется и что дворец кишит агитаторами. Временное правительство вы найдете, — подойдя вплотную ко мне и понизив голос, продолжал комендант, — за Белым залом, да вот возьмите связь — он вам укажет, — показал комендант на маленького, в штатском костюме, очень изящного юношу.
— Слушаюсь, господин полковник, — покорно ответил я вслух и, повернувшись к юноше в штатском, передал ему приказание коменданта проводить меня к Временному правительству.
Юноша взглянул на коменданта и, увидев утвердительный кивок головой, любезно раскланялся передо мною и заявил, что всего себя предоставляет в мое распоряжение.
Свернув налево, затем направо в длинный и прямой, как стрела, коридор, я со связью бросились бежать.
— Здесь налево, на лестницу у стеклянных дверей, — проговорил юноша. — А теперь вверх и налево. — И мы снова очутились в коридоре, в конце которого завернули направо и вышли в Портретную галерею.
— Здесь час назад была брошена бомба сверху проникшими во дворец большевиками, и Временное правительство должно было из этого зала перейти в другой, куда я вас сейчас приведу, — рассказывал он, когда мы уже шли по Портретной галерее, где бежать не было возможности из?за валявшихся на полу матрацев юнкеров–ораниенбаумцев.
«Вот вы где, сеньоры? Спите? Прекрасное занятие в то время, когда гибнут женщины! Нет, я ничего не понимаю», — в отчаянии мысленно кричал я себе.
Но вот галерея кончилась, и огромный зал распластался перед нами. По залу ходили отдельные фигуры офицеров. Мы подошли ближе. В офицерах узнаю офицеров нашей школы: поручиков Бакланова, Скородинского и Лохвицкого. Отдельно от них разгуливал маленький худенький доктор школы — Ипатов.
Увидев меня, они бросились ко мне.
— Как? Что? Уже заняли первый этаж?.. — дрожащими губами справился торопливо кругленький, упитанный Бакланов.
— Да, занят, — и, выдержав паузу, докончил: — Нами.
Из бледного Бакланов стал густо–красным и отошел. Скородинский что?то промямлил, что он находится здесь в карауле, и тоже отошел. Только Лохвицкий, с перекошенным лицом, сбиваясь и брызжа слюною, начал доказывать бесплодность дальнейшей борьбы.
— Вы карьеристы, — говорил он захлебываясь, — вы губите юнкеров и нас!
— Убирайтесь вы к черту! — не вытерпев, огрызнулся я на поручика гвардии, выставленного из нее с фронта за необычайное мужество. — Неврастеник несчастный!
— Вы можете ругаться сколько угодно, а только губить нас и Временное правительство вы не можете, — продолжал он стонать над душой.
— Здесь. Стучитесь, — остановился мой провожатый у двери, на карауле которой стоял юнкер нашей школы Я. Шварцман.
Я поздоровался с ним и объявил, что иду к Временному правительству по приказанию коменданта обороны дворца. Он ответил, что в таком случае я могу пройти, и постучал в дверь. Кто?то дверь толкнул изнутри и я вошел в нее, закрывая сейчас же ее за собой.
— Что вам угодно? — спросил меня в адмиральском сюртуке старичок, сидевший налево от двери, в кресле.
— Поручик Синегуб, Школы подготовки прапорщиков инженерных войск, по приказанию коменданта обороны Зимнего дворца, полковника Ананьева, явился для доклада об обстановке момента господину председателю Совета министров, ваше превосходительство, — громко, отчетливо, вытянувшись в позе «смирно», отрапортовал я ответ.
Во время моего ответа разгуливавшие по комнате двое министров, членов Временного правительства, остановились, и затем они и один поднявшийся из?за стола подошли ко мне.
В одном я узнал Терещенко, а во вставшем из?за стола — Коновалова.
— Я к вашим услугам. Что сообщите? — приятным тембром голоса задал он мне вопрос.
— Говорите, говорите скорее! — живо заторопил меня Терещенко.
В кратких словах я изложил порученное мне комендантом обороны, упомянув о стойкости юнкеров нашей школы, продолжающих лежать на баррикадах.
— Поблагодарите их от нашего имени! — пожимая мне руку, говорил председатель Совета министров, когда я кончил доклад и спросил разрешения идти. — И передайте нашу твердую веру в то, что они додержатся до утра, — закончил министр.
— А утром подойдут войска, — вставил Терещенко.
— Понимаете, надо додержаться только до утра, — добавил значительным тоном голос из?за его спины.
— Так точно, понимаю. За нашу школу я отвечаю, господин председатель Совета министров.
