освобождать.
— Товарищи, постойте… Это самосуд!
— Ну да, своим?то судом правильнее и скорее.
Гуще и сильнее разгоралась перебранка между двумя партиями матросов. Объектом спора были мы с Поповым. Матросы не хотели выпускать своей добычи. Вдруг чья?то могучая широкая спина заслонила меня, какой?то гигант напер на меня, ловко притиснул к двери, открыл ее, и я, Попов и великан красавец в бушлате гвардейского экипажа и в черной фуражке с козырьком и офицерской кокардой втиснулся с нами в маленькую швейцарскую.
Перед нами красавец боцман, типичный представитель старого гвардейского экипажа. Такие боцмана были рулевыми на императорских вельботах. Сытый, холеный, могучий и красивый.
— Простите, ваше превосходительство, — сказал он, обращаясь ко мне, — но так вам много спокойнее будет. Я сильно толкнул вас? Ребята ничего. Пошумят и разойдутся без вас. А то как бы чего нехорошего не вышло. Темного народа много.
И действительно, шум и брань за дверьми стала стихать, наконец и совсем прекратилась.
— Вас куда предоставить прикажете? — спросил меня боцман. Я сказал свой адрес.
— Только, простите, я вас отправлю на автомобиле «Скорой помощи», так менее приметно. А то сами понимаете, народ?то какой!.. А людей я вам дам надежных. Ребята славные.
Нас вывели матросы гвардейского экипажа. Долго мы бродили по грязному двору, заставленному автомобилями, слышали выклики между шоферами, как в старину, только имена звучали другие.
— Товарища Ленина машину подавайте! — кричал кто?то из сырого сумрака.
— Сейчас, — отзывался сиплый голос.
— Товарища Троцкого!
— Есть…
В эту грозную эпоху со стоическим хладнокровием несли службу и оставались на своих постах железнодорожники и шоферы… Сегодня эшелоны Корнилова, завтра Керенского, потом товарища Крыленко, потом еще чьи?нибудь. Сегодня машина собственного Его Величества гаража, завтра товарища Керенского, потом Ленина. Лица сменялись с быстротою молнии и plus que ca change, ca reste la meme chose…
Громадный автомобиль Красного Креста, в который влезли я, Попов, Тарасов–Родионов и шесть гвардейских матросов, с неистовым шумом сорвался с места и тяжело покатился к воротам. У разведенного костра грелись красногвардейцы. При виде матросов они пропустили автомобиль, не опрашивая и не заглядывая вовнутрь.
В городе темно. Фонари горят редко, прохожих нигде не видно.
Через четверть часа я был дома. Почти одновременно подъехала жена с Гришей Чеботаревым и командиром Енисейской сотни, есаулом Коршуновым.
25 октября 1917 года, около 10 часов утра, в здание Петроградского государственного банка явилась полурота запасного гвардейского полка с представителем новой власти Совета Народных Комиссаров — комиссаром Ланге.
Будучи в это время случайно у одного из своих друзей — служащего банка, я узнал от этого комиссара, почему?то начавшего вдруг со мной откровенничать, что большевиками накануне решено — захватить в свои руки власть в ночь с 24–го на 25 октября и что они, при поддержке кронштадских матросов, начали приводить это решение в исполнение сегодня с 6 часов утра, но он, мой собеседник, опасается, что это дело может лопнуть за недостатком надежных комиссаров, ибо уже теперь выяснилось, что имевшихся для этой цели людей далеко не хватает и уже приходиться назначать в комиссары людей не только не идейных, но всяких «пролазов».
Выслушав словоохотливого комиссара, я вышел побродить по улицам Петрограда и, кстати, зайти в Собрание Армии и Флота, где я остановился по приезде в Петроград. Невский был наводнен патрулями из матросов, а через два–три часа, когда я возвращался обратно, везде уже стояли заставы, не пропускавшие никого ни к Главному штабу, ни к Зимнему дворцу.
На следующий день, 26 октября, проходя по улицам, я уже встретил матросские отряды и броневые машины. У Зимнего дворца стояла любопытная толпа, разглядывающая многочисленные следы от пуль как на стенах дворца, так и на окнах, и обменивающаяся впечатлениями атак и контратак между большевиками и контрреволюционерами.
Возвращаясь обратно по Невскому, я увидел кучки людей, читающих какие?то небольшие, красные, однотипные афиши на стенах домов; афиши эти гласили, что к Гатчино подошло не 50 тысяч, как «хвастливо заявляли корниловцы и контрреволюционеры, а всего лишь 5 тысяч сторонников Керенского, а потому, товарищи, немедленно на фронт!».
Часов в 10 утра, на Забалканском проспекте, мною были встречены довольно стройные гвардейские части, идущие за город с оркестрами во главе; колонны эти вели молодые революционные гвардейские прапорщики.
Прочитанные мною на Невском проспекте летучки сразу ориентировали меня в происходящих событиях, и я решил немедленно ехать в Гатчино, где еще представлялась возможность борьбы с новыми захватчиками власти; но когда я пришел на вокзал, то оказалось, что через Красное Село в Гатчино уже проехать невозможно и что нужно ехать через Тосно.
В 3 часа дня я сидел уже в поезде, идущем на Тосно, и, пересев там на гатчинский поезд, я к 8 часам вечера подъезжал к Гатчино; не доезжая верст 15, видны были разрывы шрапнелей, но никто из едущих не представлял себе еще ясно — в чем дело.
Приехав в Гатчино и идя домой кратчайшим путем — по полотну железной дороги, — я на одном из переездов увидел в автомобиле фигуру А. Ф. Керенского. Автомобиль российского Главковерха стоял во главе казачьей колонны — авангарда из 500 — 600 казаков донцов и одной сотни амурцев.
Увидев своего доброго знакомого, графа Зубова, я просил ориентировать меня в обстановке. Оказалось, что это войска, ведомые Керенским и Савинковым на защиту Временного правительства против большевиков, и что во главе войск — генерал П. Краснов, а начальником штаба полковник Попов.
Удовлетворенный, я отправился во дворец, где в одном из помещений, отведенных придворным ведомством, размещались офицеры Гатчинской авиационной школы.
К 10 часам утра, 28 октября, в нижнем этаже дворца разместился штаб генерала Краснова.
В первых двух комнатах, занимаемых Управлением начальника гарнизона города Гатчино, ротмистром Дикой дивизии [49] С–м, я застал необыкновенно многочисленное собрание офицеров, преимущественно Гатчинской авиационной школы, в третьей комнате помещалось оперативное отделение, начальником коего и возглавил себя вышеупомянутый ротмистр С–в. Генерал Краснов и его начальник штаба находились на боевом участке, в
