незнание различия между добром и злом — есть не сила, а слабость. Это первобытное пребывание души до грехопадения нельзя смешивать с чистотой сердца, просветленного в испытаниях. Достоевский это чувствует. Великий замысел — показать реальное действие Христа в мире через чистого сердцем и смиренного человека и раскрыть в форме романа «теорию практического христианства», — этот замысел не был осуществлен Достоевским. Князь Мышкин остался бледной тенью… Достоевский сознавал свою неудачу и был близок к отчаянью. «Романом я недоволен до отвращения… Теперь сделаю последнее усилие на третью часть. Если поправлю роман, поправлюсь сам, если нет, то я погиб». О чуде воплощения мечтал он, работая над «Идиотом», и чудо не произошло: князь Мышкин не может преобразить мира, так как он слишком «не от мира сего»; он жаждет быть человеком, но ему суждено витать бесплотным духом над миром, возбуждать «в детях праха бескрылое желание» и изнывать от своего трагического бессилия.
Он появляется впервые перед нами в своем нелепом плаще, штиблетах, с тощим узелком: костюм не по климату, «все не по–русски». Автор подчеркивает «странное выражение» его глаз, полное непонимание действительности, глубокую оторванность от плоти мира: он — асексуален. Душевно–телесная земная любовь ему недоступна, а вместе с ней все человеческие страсти, в которых человек изживает свою подлинную судьбу, борясь со смертью и грехом, падая и восставая. Князь сходит в грешный мир из какого то иного таинственного и туманного «далека», и самым своим явлением обличает ложь и грех нашего мира. Своей беспощадной кротостью, своим нечеловеческим смирением, своей ангельской чистотой он уничтожает всю реальность земного порядка, взрывает все «условные» ценности. И люди чувствуют в нем высшую правду и тянутся к ней, но в то же время сознают, что эта правда не для них и что достичь ее они не могут, не развоплотившись. Поэтому они и любят его и ненавидят. Темная земля жаждет преображения, а не уничтожения: названный брат Мышкина — Рогожин меняется крестами с князем и тут же заносит на него нож.
Князь — «невинный», он — до грехопадения; он жил в раю и не может понять, что двери рая закрылись перед человечеством, что после грехопадения возврата в рай нет, что путь человека ведет не назад к утраченному блаженству» а вперед, через Голгофу к Воскресению. Он ходит среди падших людей, одетый сиянием своего рая и уверяет их, что стоит им только захотеть и они сразу же будут в раю.
В ангельской своей природе князь и выше и ниже, чем человек; во всяком случае он не вполне человек, «недовоплощенный». Странная его любовь к людям, с холодком чвездных миров, с состраданием, которое не спасает, с жертвенностью, которая губит! В бессильной жалости мечется он среди живых людей, смущая и волнуя души, порождая вокруг себя демонические вихри. «Теперь я к людям иду… С людьми мне будет, может быть, скучно и тяжело». Князь выдает себя: люди для него чужие, как чужд ему весь мир. Он простирал руки в светлую, бесконечную синеву и плакал. «У всего свой путь и все знает свой путь, с песней отходит \ с песней приходит; один он ничего не знает, ничего не понимает, ни людей, ни звуков, всему чужой и выкидыш». Душа мира томится в оковах слепой и глухой силы, могучего злого духа. Она ждет спасителя, жаждет преображения. Но тот, кого принимает она за спасителя, оказывается самозванцем: он не в силах ее спасти — и оба они гибнут.
Но «любимую идею» Достоевский не оставляет. Одновременно с работой над «Идиотом» он задумывает новый роман «Атеизм». «Динамическая концепция» прекрасного человека снова разрабатывается, хотя и в несколько видоизмененном виде. Ее можно формулировать так: мытарства души, отпадшей от Христа и в испытаниях снова Его обретающей. 11 декабря 1868 г. Достоевский сообщает Майкову: «Здесь у меня на уме теперь огромный роман. Названье ему «Атеизм»… Лицо есть: русский человек нашего общества и в летах, не очень образованный, но и не необразованный, не без чинов — вдруг уже в летах теряет веру в Бога… Потеря веры в Бога действует на него колоссально… Он шныряет по новым поколениям, по атеистам, по славянам и европейцам, по русским изуверам и пустынножителям, по священникам; спускается в глубину хлыстовщины — и под конец ооретает и Христа и русскую землю, русского Христа и Русского Бога»
Воплощение «прекрасного лица» не удалось в «Идиоте» отому, думает Достоевский, что князь Мышкин — не Русский человек; он представитель «высшего слоя», оторвавшегося от почвы. Но вот теперь, кажется ему, он нашел подходящего русского человека, человека не прошлого России, а ее будущего. В июльском и августовском номере «Русского Вестника» за 1868 год Достоевский прочел статью: Роусская старообрядческая литература заграницей», в которой излагается содержание журнала «Истина», выходившего в Иоганисбурге. Редактор этого журнала — ученик известстарообрядца Павла Прусского, К. Е. Голубев, философ–самоучка из мужиков. Он своеобразно, «по мужицки» опровергал материализм Огарева, неискусно, но крепко защищал православную веру и после долгих религиозных скитаний, вместе с Павлом Прусским присоединился к единоверию. Замысел «Атеизма» несомненно возник у Достоевского из восторженного увлечения личностью Голубева. «Да знаете ли вы, пишет он Майкову, кто новые русские люди? Мужик, бывший раскольник при Павле Прусском. Это не тип грядущего русского человека, но уж, конечно, один из грядущих русских людей». Замысел «Атеизма» разрастается к концу 1869 года в план целой серии романов под общим заглавием: «Житие великого грешника».
По сравнению с «Атеизмом» новый замысел сложнее и шире. Герой уже не человек «в летах», вдруг теряющий веру, а «ребенок–волчонок и нигилист», вся жизнь которого проходит перед нашими глазами. Роман — не история внезапного духовного кризиса, а «житие», громадная картина жизни русского общества, генезис русского религиозного сознания. Герой — не мужик, как Голубев, а представитель того сословия, которое творило культуру России. Но рядом со становящимся «прекрасным человеком» Достоевский хочет показать образы уже достигнутой «красоты»: во второй части действие должно происходить в монастыре. «Хочу выставить во второй повести главной фигурой Тихона Задонского, конечно под другим именем, но тоже архиерей, будет проживать в монастыре на спокое… В монастыре есть и Павел Прусский, есть и Голубев и инок Парфений. В этом мире я знаток и монастырь русский знаю с детства… Но главное Тихон и мальчик… Авось выведу величавую, положительную, святую фигуру. Почем мы знаем: может именно Тихон и составляет наш русский положительный тип, который ищет наша литература»… В перспективе нового замысла образ Голубева раздваивается: в динамическом разрезе, он — герой, «волчонок и нигилист», душа странствующая по мытарствам в поисках русского Бога; в статическом он пребывает в монастыре, в сонме праведников: Тихона Задонского, Павла Прусского и инока Парфения. В процессе творчества Достоевского он служит связующим звеном между «светским праведником», князем Мышкиным, и церковным святым — Тихоном Задонским. Религиозная вера автора «Жития» эволюционирует от утопического христианского социализма к православному исповеданию, и «положительный тип» воплощается для него теперь не в туманном спиритуализме князя Мышкина, а в «святости» православного архиерея. Сопоставление «Тихон и мальчик–нигилист» приобретает новый символический смысл. Русское высшее сословие, оторвавшееся от народа и потерявшее веру, стремится к религиозному идеалу, уже воплощенному народом в лице его подвижников и святых. Мытарствам и скитаниям взвихренных душ противоставляется тишина и мир монастыря. Принцип построения «Братьев Карамазовых» уже найден.
«Житие великого грешника»[30] тесно примыкает к первоначальному замыслу «Идиота», разработанному в первых семи планах: это тоже история сильной личности, утверждающей свое человеко–божеское величие, проходящей через все соблазны гордыни, могущества, страстей и преступлений и кончающей «божественно». Задуманный роман есть благочестивая «поэма» об обращении великого грешника к Богу, о пути души человеческой через ад и чистилище к раю.
В записных книжках в подробности разработаны те части, которые условно можно назвать адом и чистилищем — и почти не затронута последняя часть — рай. А между тем в ней весь смысл «жития, она — завершение и оправдание всего замысла».
Детство героя проходит в деревне у каких то «старичков»; его окружает пошлость и разврат. Он живет в мечтах, дружит с хромой девочкой Катей, тиранит ее, жаждет власти и богатства, заставляет хроменькую поклониться ему: «Я сам — Бог». Когда мальчику исполняется 11 лет, он переезжает в Москву в семью своего незаконного отца, где его ненавидят и преследуют. Два года учится в пансионе Сушара и удивляет всех своим зверством. Убегает с разбойником Куликовым и вместе с ним совершает убийство. «Факт, производящий на него потрясающее действие и несколько сбивший его самого с толку, так что он чувствует естественную необходимость сжаться внутри себя и пообдумать, чтобы на чем нибудь установиться. Устанавливается все таки на деньгах. О Боге пока не думает». Затем публично признается в совершенном убийстве. Малолетнего преступника родители помещают в монастырь. Развитой и развращенный мальчик,
