четверть часа и, с сожалением, понял — вариантов немного. Первый — завязать легкую малозначащую беседу — не подходил в силу сложности исполнения. Остальные в голову почему-то не приходили.
Сологуб и в лучшие времена в основном помалкивал, а после смерти жены и вовсе отказался разговаривать. Дочь даже водила его к психологу. Консультация прошла на редкость удачно. Врач — мужик его возраста спросил:
— Ты чего молчишь?
Генрих отвернулся к окну и не проронил ни звука.
— Не дури. Дочка твоя заложила золото, чтобы оплатить мой гонорар.
Это был аргумент.
— Хочу и молчу, — ответил с натугой Генрих.
— И то верно, имеешь право, — признал специалист и выдал новый вопрос: — Только дочь-то, зачем пугать?
— Что? — логической связи между своим нежеланием попусту сотрясать воздух и страхами дочери Сологуб не видел.
— Человек мать потерял, а тут папаша под психа косит. Каждый испугается.
— Пошел ты…
— Ты, — психолог заглянул в карточку, — Генрих Романович, не груби. Ты лучше прекращай Ваньку валять. Не будь эгоистом. Дочке сейчас хуже чем тебе. Мать — она одна на всю жизнь, а ты завтра второй раз женишься, и будет у тебя все хорошо.
— Я? Женюсь? Завтра? — изумился Генрих. У него не было больше сердца. Кровавая рана в груди сочилась непрестанной болью и черным отчаянием.
— Мужики редко остаются одни.
— Бред.
— Бред или правда, ты разберешься потом. А сейчас давай, завязывай с истериками. Будь мужиком.
До того Генрих не задумывался, что своим молчанием может доставлять кому-то неудобства. Он всего лишь хотел остаться один на один со своим горем. Хотел в тишине и покое насладиться своими воспоминаниями.
— Ну что? — Сгорбленная фигурка дочери на стуле в пустом коридоре, тонкий голосок полный надежды, взгляд в ожидании приговора. Генрих содрогнулся от отвращения к себе. Он бросил девочку в самую трудную минуту жизни. Он поступил, как слабак. Как предатель!
— С вашим папой все в порядке, — с особой интонацией произнес психолог.
— Да, моя хорошая, — Генрих обнял дочку, заглянул в родные глаза (дважды родные — дочка была копией мамы) и впервые после похорон заплакал.
…
Маленький, уютный ресторан затерялся где-то в переулках Подола. Машина разменяла, наверное, с десять поворотов, прежде чем остановилась у двери, увенчанной лаконичным указателем «Фарт».
Как обычно название мало соответствовало сути. В заведении не играли, но довольно азартно поглощали пищу. Столики были уставлены блюдами с едой, которые посетители опустошали с явным удовольствием.
— Здесь отличная кухня, большие порции и приемлемые цены, — сообщил Генрих и, сообразив, что сказал лишнее, смутился: — Вы меня не так поняли, — на гладко выбритых щеках главного бухгалтера разлилось волнение. — Это ресторан моей дочки. Они с мужем только месяц назад открыли его. Вот я и расхвастался.
— Познакомьтесь, это Ира, — Генрих указал на молодую женщину, подошедшую к их столику. — Моя дочка. А это моя коллега. Тоже Ира.
Иры обменялись вежливыми и довольно неоднозначными улыбками. Откровенный интерес с одной стороны явно превышал размеры обычной учтивости с другой.
— Папа, что же ты не предупредил, — Ира молодая не отрывала взгляд от спутницы отца.
— Почему же, я попросил Андрея зарезервировать столик, — ответил Генрих.
— Причем, тут Андрей? — Закономерный вопрос остался без ответа, поэтому Ирине в девичестве Сологуб пришлось проявить настойчивость. — Папа, можно тебя на минуту. — С этими словами новоявленная рестораторша увлекала отца к барной стойке, не забыв перед тем, извинившись перед гостьей.
— Кто это такая? — допрос начался сразу же.
— Моя сотрудница, — повторил предыдущие показания подозреваемый во всех смертных грехах Генрих.
— Быстро признавайся! — потребовала Ира.
— В чем?
— Зачем ты ее привел?
— У нас деловая встреча.
— А почему ты в парадном костюме?
Генрих задумался, каждое его слово фильтровалось, следовало быть осторожнее.
— Так суббота же.
Высокая инспектирующая инстанция не сочла ответ убедительным и выдвинула свою версию событий:
— У тебя свидание?
Сологуб с надеждой обернулся. Спасти его мог только зять. Однако, Андрея как раз и не было в зале.
— Она тебе нравится?! — не заставило себя долго ждать очередное разоблачение
— С чего ты взяла?! — с убедительностью, на которую хватало скудного актерского дарования, Генрих надменно пожал плечами и вернулся за столик.
…
— Представляешь, он еще спрашивает — с чего я это взяла? — Ира негодовала искренне и горячо. После смерти матери она впервые увидела отца с женщиной и, конечно, ни на секунду не поверила в шитую белыми нитками версию. — Деловая встреча! Как бы ни так! У него свидание! И он специально привел эту тетку сюда, чтобы показать мне!
— Нам, — уточнил Андрей.
— Нам, — не отвлекаясь от хода размышлений, приняла уточнение Ира. — Эта Ира ему нравится, определенно нравится. Видишь, как он улыбается? А как в глаза смотрит?
Андрей изловчился и незаметно выглянул в зал. Тесть раскладывал на столе какие-то бумаги, вид имел самый сосредоточенный и на влюбленного идиота походил мало. Хотя стоило бы. Женщина, из-за которой разгорелся сыр-бор была очень эффектной.
— Ты злишься или довольна?
— Пока злюсь, но это от неожиданности. Если же у них сладится, буду очень довольна. Как думаешь, у папы есть шанс?
— Даже не знаю. Баба шикарная.
Диагноз Ирину не обрадовал:
— И я о том же. Уж больно она красивая. Впрочем, мой папа тоже ничего.
Андрей с сомнением окинул взглядом невнятную фигуру, аккуратную плешь и умный, но совершенно обычный профиль Генриха. Результаты ревизии не впечатляли, но озвучивать это было рискованно.
— Мужик он и есть мужик, — туманная сентенция нивелировала отличия мнений и поставила точку в разговоре. Ресторан требовал внимания, и молодые хозяева разошлись в разные стороны.
…
Обычно в оформлении документов девчонки проявляли весь свойственный молодости пофигизм, поэтому скромное количество ошибок, обнаруженных Генрихом, даже удивило Ирину.
— Все-таки я немного приучил вашу малолетнюю вольницу к порядку, — Сологуб полагал, что замечания и возвращенные на доработку договора могли хоть как-то впечатлить безалаберных Лару и Олю. Детская наивность. Большинство бумаг Ирине приходилось переделывать самой.
