— Конечно, — Ира с тоской покосилась на портфель Генриха. Оттуда с неизменным постоянством появлялись все новые документы, глядя на которые уже хотелось выть от тоски. Еда, вино, тихая приятная музыка сделали свое дело — настроение испортилось окончательно. Впрочем, чему там было портиться, все и так было хреново.
«Неделю назад у меня была совсем другая жизнь. Я хотела вытащить журнал, к Севе приставала с глупостями. А теперь без работы, без сил, разбитая и опустошенная. Правда, у меня есть пара очень пристойных предложений, но по поводу их я сильно сомневаюсь. Вдруг это не мое? Что тогда?» — Отследить происхождение тяжких дум было несложно. Букет, переполнявших Иру, негативных эмоций дополнился еще одной составляющей — зеленой завистью. Так уж сложилось, что субботний вечер собрал в зале исключительно влюбленные пары. Во всяком случае, так можно было расценить: кокетливые улыбки, многообещающие взгляды, нежные прикосновения рук. Что на самом деле чувствовали, женщины и мужчины, явившиеся в ресторанчик, принадлежащий дочке Генриха, Ира, конечно, не знала. И судила об отношениях поверхностно. Но от того не менее радикально и предвзято: «У людей выходной, любовь, жизнь, праздник. Они отдыхают, наслаждаются, а не обсуждают договора». Ира горько вздохнула и опустила глаза. Вид благополучной части человечества ее удручал.
Генрих спрятал в портфель очередной документ и предложил:
— Еще вина?
— Пожалуй, — согласилась Ира и заставила себя еще раз улыбнуться. Короткие фразы и широкие улыбки вполне заменяли общение.
— У вас что-то случилось?
— Да, нет.
Только великий и могучий русский язык рождает столь конкретные формулировки.
— Все прекрасно.
Ира постаралась сосредоточиться, плохое настроение — не повод для демонстраций. Генриху Сологубу, да и никому иному, не следовало знать про недельную черную меланхолию, пустоту одиночества и отсутствие перспектив. Ее привыкли видеть сильной и победительной. Не стоит напоследок портить впечатление.
— Что с вами, Ира? — Генрих настойчиво лез в душу.
«Неужели ему мало моего сосредоточенного взгляда, своевременных кивков, вежливых поддакиваний и ослепительных оскалов? — Умение слушать или имитировать такое умение — один из главных профессиональных навыков хорошего менеджера. Вопрос Генриха свидетельствовал, что и в своей сильной функции, Ира дала слабину.
— Вы словно не здесь, не со мной.
— Где же я интересно?
Сологуб пожал плечами, этого дотошный главбух не знал.
— Впрочем, вы правы, — признала поражение Ира. — Я сегодня не в ударе. Но, кажется, мы все уже выяснили?
Действительно, с договорами вопросов больше не было.
— Тогда, может быть, пойдем?
— Да, — согласился Генрих, как показалось с облегчением.
Ехали молча, пока тишину салона не прервал телефонный звонок.
— Да, моя милая, — произнес в трубку мобильного Генрих. Затем повторил несколько раз: — да, да, да, пока.
— Вы умеете разговаривать с женщинами, — чтобы разрядить тишину, пошутила Ира.
— Почему вы так решили? — удивился Сологуб.
— Не спорите, соглашаетесь, милой называет. Что еще женщине для счастья надо?
— Это Ира, дочь, — судя по неизменившимся интонациям, дочка в представлении Сологуба женщиной не являлась.
— Какая разница, — спорить было глупо, — все мы одинаковые.
— Нет!
Ира с удивлением посмотрела на Генриха.
— Все женщины разные. Разве вы похожи на кого-то? — продолжил он.
— Нет, не похожа, — двойное отрицание на редкость удобная форма согласия.
— Разве вам достаточно для счастья пустых красивых фраз?
— Нет.
— А что вам нужно?
Столь интимный вопрос в устах закрытого на все замки Генриха мог обескуражить любого человека. От изумления Ира не нашлась с ответом. Впрочем, он и не требовался.
— Мне для счастья в последние годы, — голос Сологуба дрогнул, — очень не хватало моей жены.
Ира сочувствующе вздохнула.
— Я жил по-царски: любимая женщина, любимая дочь, любимый дом, любимая работа. Все что меня окружало, было любимым. Не верите?
— Верю, — произнесла Ира.
— Мне очень повезло. Жена была умной и красивой женщиной, и еще она любила меня. Нам было хорошо вместе. Знаете, двое умных порядочных людей могут устроить друг другу хорошую жизнь. Если захотят.
«Не знаю», — подумала Ира, о хорошей жизни она только мечтала.
— Она умерла внезапно. Я проснулся, а она мертвая. Ночью отказало сердце. Я всю ночь обнимал труп.
Авто, не доехав до дома Иры около километра, резко вильнули к обочине. От волнения у Сологуба дрожали пальцы, в таком состоянии управлять машиной он не мог.
— Год пролетел, словно в черном тумане, потом я стал потихоньку приходить в себя. Учился жить один, без жены, любви, счастья. Получалось плохо. Ох, как плохо у меня это получалось. Но время — отличный лекарь. Пришла пора проститься с прошлым и подумать о будущем.
— Да, надо всегда смотреть вперед.
— Мне бы хотелось, чтобы мое будущее было связано с вами.
Ира не сразу сообразила, что Генрих обращается к ней:
— Со мной? — уточнила она на всякий случай.
— Да. — Подтвердил Сологуб.
«Только этого не хватало, — щедрая на впечатления суббота приготовила еще один сюрприз.
Надо было что-то сказать. Ира посмотрела на Генриха, прислушалась к себе. Как ни изголодалась душа по любви, как ни истомилось тело без нежности, а ответной реакции признание не вызвало. Сердце переполняла та же парализующая тоска и равнодушное оцепенение.
— Не торопитесь с ответом, — Генрих правильно оценил ее взгляд. — Спешкой можно все испортить.
— Что все?
Еще одна попытка обнаружить в себе хоть маленькую симпатию к Генриху не принесла результатов. Душа, ум, прочие органы молчали настороженно и угрюмо.
— Я имею в виду будущее, которое может у нас быть.
— Но…
Сологуб перебил:
— Я понимаю, вы удивлены, может быть растеряны, и все же не рубите сплеча. Дайте мне шанс. Вы первая женщина, после смерти жены, о которой я думаю. Больше того я радуюсь вашему присутствию. Это хорошие признаки. Это значит, я хочу быть счастливым. А значит, смогу сделать счастливой вас.
Ира закончила фразу, которую ей помешал сказать Генрих.
— Извините, Генрих, но я, не испытываю к вам ни каких чувств.
Отказ не обескуражил Сологуба. Напротив, он улыбнулся с явным облегчением:
— Я так боялся, что вы согласитесь.
— Что?! — Взвилась Ирина.
