наивным албанским мальчиком.
Ты втащил меня в Параллельный Мир, не к ночи будет упомянуто. И в психушку. Я же знаю – это ты вызвал милицию, старик, когда увидел меня на краю крыши. Потому что испугался – подумал, что я решил не ждать того дня… 14 610-го дня моей жизни. А Вадику-драгдилеру ты сказал, что я на Тибет уехал – ну, чтобы он со своими поганками от меня отстал. И еще много мелочей я теперь понял… Ну да чего уж теперь. Давай, старик, не скучай там».
Я отпил горячий и терпкий кофе, поставил крышку на землю и поднял голову.
Осень в этом году ясная, погожая, и деревья за оградой Самосыровского кладбища еще не облетели. Стояли яркие – золотые, оранжевые, пурпурные, синие… Ну ладно, с «синими» я слегка загнул, но все равно – красивые. И воздух, знаешь, такой… вкусный.
Я открыл кофр и достал саксофон. Собрал его, вставил трость… Трость новая, еще не разыгранная, ну да ладно. Я вспомнил, как Ботан прыскал со смеху, когда я киксовал, так пусть от души посмеется, если я вдруг лажанусь.
Я выдул пару звуков, они прозвучали мягко и чисто.
- «Осенние листья», старик. Твоя любимая, – сказал я и заиграл.
Печальная и светлая мелодия плыла над кладбищем одинокой птицей. Я исполнил тему, потом обыграл ее в импровизе, а затем ушел в параллельную тональность и стал рассказывать деревьям, небу, всему миру – о Ботане.
Я так увлекся, что и не заметил, когда на дорожке между свежих холмиков появилась женщина. Она приблизилась, и я узнал в ней Ленку.
Она подошла и встала в двух шагах от меня.
- Привет, Виргус.
- Привет. – Я положил сакс на траву. – А ты чего здесь?
- Да вот… – Она поежилась, сунула руки глубже в карманы плаща. – На похороны шла. Да, кажется, не успела.
- Они просвистели быстро, – усмехнулся я. – Шлеп-шлеп, пара дежурных фраз, Шопен, и все разбежались.
- А ты?
- Я? Ну, я тут это… с Ботаном разговариваю.
Ленка вгляделась в мое лицо. Не усмотрев, видимо, следов безумия, слегка успокоилась.
- А почему один? Где ваши друзья?
- Наверно, пьянствовать поехали. Повод-то есть.
- А ты не?..
- А я Ботана поминаю. Будешь?
Я протянул ей кофе. Он как раз остыл, в самый раз для питья.
Ленка бросила взгляд на меня, потом на крышку термоса… взяла ее двумя руками и осторожно отпила.
- Странно, что ты пришла, – сказал я.
- Почему?
- Я думал, ты его терпеть не можешь.
Она протянула мне крышку.
- Всех твоих друзей-алконавтов не выношу. Но Ботан все-таки был другим.
- Ты тоже заметила?
Ленка кивнула и подняла воротник пальто.
- Прохладно.
- Это точно, – ответил я. – Подожди, я тоже сейчас ухожу.
- Кстати, – Ленка слабо улыбнулась. – С днем рождения, Виргус. Здоровья тебе, счастья… и все такое.
- Спасибо. Мне приятно. Правда.
Оперевшись о колени, я поднялся с земли и встал над могилой Ботана. Напоследок захотелось сказать что-нибудь важное, значимое, но, как на зло, ничего путного в голову не приходило.
Я задрал голову и посмотрел на небо.
Оно было синим и чистым.
И очень-очень высоким.
И тут я вспомнил.
Я вспомнил.
- «Ты считал королей и правителей пылинками праха. Ты смотрел на сокровища, золото и жемчуг, как на кирпич и гальку. Ты смотрел на лучшие шелковые одежды, как на рваные лохмотья…» Да, старик, ты был таким. Я искал просветления, я искал просветленных, а просветленный жил рядом со мной.
Ленка подошла и встала рядом.
«Ты понимал, что учение о мире – это иллюзии фокусников. Ты различал высшее понятие освобождения, как золотую ткань во сне и смотрел на святую дорогу среди освещенных дорог, как на цветы перед глазами…»
Я вздохнул и принялся складывать инструмент. Ленка тем временем завинтила крышку термоса и положила его в пакет. Мы еще постояли с минутку над могилой, а затем двинулись в сторону выхода.
- Я хочу домой, Ленка, – сказал я. – Пустишь?
Желтая трава, кое-где прихваченная инеем, шуршала под ногами.
- Конечно, дурачок, – растерянно ответила она. И посмотрела на меня так… ну, как на инопланетянина.
«Ты видел медитацию, как опору горы. Нирвану, как ночное сновидение среди дня. Ты видел мириады миров Вселенной как маленькие зернышки, а самое большое озеро – как капельку масла на своей ноге…»
Мы вышли из ворот кладбища и направились по тропинке к автобусной остановке. Ленка держала меня под руку, ступала, подстроившись в такт моим шагам.
- А знаешь, Виргус, Коврижка вчера мальчика привела знакомиться… нормальный такой мальчишка, воспитанный, стеснительный только очень… но это ничего, он еще молодой, всего на год Коврижки старше… а у тебя, я смотрю, виски поседели и морщинка появилась на лбу… что ж ты так, Виргус, что ж ты…
Она тараторила, слегка задыхаясь от ходьбы, сама не понимая, о чем говорит. По щеке скатилась нечаянная слезинка, Ленка с досадой ее смахнула.
«Ты смотрел на суждения о верном и неверном как на коварный танец дракона, а на зарождение и гибель убеждений, как на слезы, оставляемые четырьмя временами года».
- А что ты пить бросил, это хорошо, – сказала Ленка. – Считай, ты сделал это в честь Ботана. Он умер рано, хоть ты за него поживи.
- Да ведь я тоже долго не протяну, Ленка. Так, еще лет десять подрыгаюсь…
- Ну уж нет, Виргус, – возразила она. – Теперь мы будем жить долго и счастливо. Я не дам тебе смыться раньше времени, и не надейся.
И взяла меня за руку. А ладошка у Ленки мягкая, но, блин, твердая.
И знаешь, дружище, я ей поверил.
