Он не понимает.
«Не привязываться к собственному освобождению, к этим отрадным далям и неведомым странам птицы, которая взмывает все выше и выше, чтобы все больше и больше видеть под собою…» – писал Ницше.
Ключ не попадает в замок зажигания. Наконец двигатель заводится.
Я говорю:
- Нам не менты страшны, Алекс. Бояться нужно другого.
Он смотрит потерянным взглядом.
«Нужно уметь сохранять себя – сильнейшее испытание независимости», – писал Ницше.
Через день нас вежливо приглашают к ворам.
Виргус. Три акта с финалом
Привет, дружище, как дела? У меня все о`кей, или, как говорит одна юная особа, чики-пуки! Коврижкой особу кличут. Кстати, так говорит еще одна молодая леди, но про нее отдельный разговор. Как- нибудь в другой раз. Хотя…
А, ладно, расскажу.
В общем, как получилось… Нравится мне одна девчонка. Молодая, лет на пятнадцать меня моложе. Я таких, дружище, еще не видел, хотя повидал многое. С кем только в жизни не встречался и столько девок успел…
Ладно, отвлекся. Девчонку звать Эльзой, работает в театральной парикмахерской. Кстати, я уже говорил, что работаю в театре оперы и балета? Ну, теперь знай – я второй кларнет в оркестре оперного театра. Не хала-бала, между прочим.
Так вот, Эльза у нас в парикмахерской трудится – прически там, парики в порядок приводит… А ты не знал, дружище, что в театре есть парикмахерская? О, чего только у нас нет – и свой пошивочный цех, и сапожная мастерская, и столярная, где декорации изготавливают. В общем, театр – это целый город. А глубоко в подвалах потайные ходы, ну, типа катакомб. И тянутся они под землей через весь город, даже под Казанкой, и до самого Кремля…
(Ладно, ладно, про катакомбы соврал. Богатая фантазия, что поделаешь. Ботан, смайл поставь, ага?)
: )
Короче, пока я с семьей жил, на Эльзу любовался издалека. Даже не разговаривал ни разу. Вообще- то я парень без комплексов, с кем хочешь могу контакт наладить. Любую могу уболтать, было бы время да желание. Ну, потому что без настроения в этом деле никак, вот, помню, однажды сидим мы мужиками, бухаем…
Так, что-то меня сегодня заносит.
В общем, клинья к девчонке не подбивал. А после Нового Года, когда из дома ушел… Руки-то развязаны, уже можно. Ну и подкатил как-то к Эльзе после дневной репетиции. У служебного выхода дело было. «Привет, – говорю. – Чем занимаешься сегодня вечером?»
Как она меня отшила, дружище, это надо видеть! Сперва, коза такая, секунд десять оглядывала с ног до головы. А я перед ней как школьник, даже челюсть задрожала от волнения. Это ж надо так девкой увлечься. Потом на ее лице появляется ехидная улыбочка, и она нежным голосочком вопрошает: «Вы, кажется, в нашем театре работаете?»
Я чуть не рухнул. Каждый день в коридорах встречаемся, иногда по нескольку раз! Говорю – ты чего? Я здесь уже сто лет! А она: «Сто лет? Да, это видно…» Развернулась и к выходу. Каблучки цокают, попка туда-сюда крутится, смотреть невозможно. Сразу обильное слюноотделение.
Сочное что-то
Снится тигру в пампасах.
Дергает лапой.
(Вообще-то в оригинале у меня тигр дергает не лапой, но щадя эстетический вкус нежной половины человечества…).
Так вот. Пока я стою с отвисшей челюстью, хлопок по плечу. Оборачиваюсь – Гера, друган мой. Ну, вместе пиво пьем иногда. «Нет, Виргус, – говорит, – эта девка не про тебя. Смотри, какой на ней прикид. Одни сапоги тысяч за сто».
Я в сапогах не больно-то разбираюсь, дружище, но вижу – да, красивые сапоги. А на улицу с Геркой вышли, смотрим – эти элегантные сапожки втягиваются внутрь Лексуса. Дверца хлопнула, и укатила моя киска с каким-то лысым хреном.
«Спонсор, – говорит Герыч. – Не парься, старик, пойдем лучше по кружке дернем».
(Ботан, ты все знаешь. Скажи, ради бога, как могут бахилы 100 штук стоить?! В голове не укладывается).
Кстати, я Ботану эту кошечку показывал. Мы шли по Баумана зачем-то, а Эльза навстречу. Угадай, дружище, как Ботан ее оценил?
«Кукла Барби», – говорит! Прикинь?! «Никакой индивидуальности, сплошной макияж». Он иногда сказанет – хоть стой, хоть падай. Ни хрена ты в женщинах не рубишь, Ботан. Вспомни – какие глаза, какая фигура, ножки какие! Вспомнил?..
Что?.. Хорошо, сестра, иду.
Старшая сестра зовет на процедуры. Мы ее меж собой называем «страшной сестрой». И вправду не сильно симпатичная, не сильно.
Прервусь ненадолго, дружище, не теряй меня.
.
Ну что, не скучал тут? А я на процедуры сходил и к доку на прием заодно.
Общались на высоком интеллектуальном уровне. Сначала я, как обычно, рассказал про сегодняшние видения. Пожаловался даже слегка.
- Совсем глюки замучили, док… Дошло до того, что стоит мне закрыть глаза, как я – хлобысь! – уже там! Безобразие. Спать перестал, брожу по этому Параллельному Миру, как дурак…
- Виргус, – говорит Альфред Вульфович, – вы спите так, что на храп жалуются больные из соседней палаты.
- Да?! Ну, не знаю, не знаю, док… Мы с вами, как здравомыслящие люди, знаем цену их жалобам. Психи, что с них взять.
Док крякает и меняет тему разговора.
- А что насчет суицидальных мыслей?
- Как вам сказать, доктор… Ничего не меняется, выхода нет. Вернее, выход только один.
- Всех ожидает одна и та же ночь, – задумчиво произносит он.
- Красиво сказано, док. Сами придумали?
- Нет, Гораций.
Я говорил, дружище, что наш главврач любитель афоризмов? Половина его библиотеки – изречения знаменитых людей.
- Как мы можем знать, Виргус, что такое смерть, если еще не знаем, что такое жизнь?
- Гораций? – спрашиваю.
- Конфуций.
Я закидываю ногу на подлокотник, но спохватываюсь. Не дома все-таки.
- Да знаю я, док, что такое жизнь. Постиг ее вдоль и поперек. Но главные вершины так мне и не покорились…
- Ваша проблема, Виргус, в вас самом. Я расскажу историю… Вы человек неглупый и начитанный, поймете, к чему я веду.
