которых каждый…
— Я говорю не о них, а о нас…
С тех пор как старика стал мучить ревматизм, его неприязнь к кипарисам и к кладбищу возросла настолько, что он почти совсем перестал ходить к Бони. «Не нравятся мне Эти кипарисы».
Да и верно, на ферме было куда лучше, особенно летом. Прямо перед ними простиралось море и виднелся другой берег. Чужой берег. Слева были соляные копи. Вечерами с моря всегда дул приятный свежий ветерок, и они сидели в тени развесистых деревьев. Рядом стояла фляга с вином, которым они время от времени могли промочить горло, бутылка анисовой настойки или же водки. Крепкие напитки они смешивали с водой, поскольку оба были воздеря: анны, осторожны и любили полакомиться. Если им хотелось, они могли съесть что?нибудь вкусненькое — пирожки или кусочек домашнего кекса.
На ферме было хорошо, особенно старому Нарро; здесь ему не приходилось смотреть на кипарисы и слушать, как отпевают покойников: с тех пор как у него начался ревматизм, он их не выносил.
Оба друга были приблизительно одного возраста. Оба родились в бедных крестьянских семьях, вместе ходили в школу — правда, очень недолго. Вместе собирали зимой по утрам навоз, а это было в те времена, когда его жгли, и оба получали более или менее поровну шишек, ссадин, подзатыльников в результате драк, падений, палочных ударов, а также родительских взбучек.
Там, под сенью смоковницы, в приятной обстановке, освеженные морским бризом, они вспоминали былые дни, воскрешали в памяти прошлое и очень много смеялись. С каждым днем дружба между ними все больше крепла и становилась нежнее. Если им приходилось расставаться, они очень скучали, особенно Нарро.
Однако не всегда между друзьями царили мир и согласие. Случалось, что они ссорились. Иногда даже не разговаривали по месяцам. Но старики не могли долго прожить друг без друга, и дело всегда кончалось примирением. Первым мириться неизменно приходил Бони: правда, и ссорились почти всегда из?за него, из?за его злых шуток.
Бони действительно любил шутить и часто шутил зло, не щадя даже собственного друга.
Из?за одной его шутки они чуть было не рассорились окончательно и бесповоротно — так она рассердила Нарро.
Вот как было дело.
Рядом с фермой, неподалеку от того места, где они обычно сидели, возвышалась смоковница, почти совсем высохшая, наполовину источенная червями. Как?то раз, когда Бони смотрел на дерево, ему в голову пришла дьявольская мысль. «А ну?ка, — сказал он себе, — заставлю я тебя помучиться».
И когда в разговоре наступила пауза, уставился на дерево. Он смотрел на него так пристально, что привлек внимание друга.
Именно в э™ дни Нарро непрерывно жаловался на сына и невестку, особенно на сына: «Бестолочь, когда меня не станет, все пойдет прахом». — И на свой ревматизм:
— Дрянь мое дело, дружище Бони, совсем загибаюсь.
— Да, да, — поддакивал Бони, — ты очень плохо выглядишь. Вот так однажды, сидя здесь и ни о чем не подозревая…
— Ты опять за свое. Знаешь, что я тебе скажу?
— Можешь не говорить, я и так догадываюсь: чтобы я катился к чертям, но сначала послушай, что я тебе скажу…
Надо заметить, что у Нарро была привычка посылать всех к чертям. И он без конца это делал.
— Ты смеешься, ну погоди же…
Бони и вправду смеялся. Он не очень?то верил в домашние неурядицы Нарро, а тем более в его ревматизм и явно потешался над его страхами. Сын, конечно, был бестолочью, размазней и прочее, но своего не упускал. Он был бережлив, даже скуп, и ферма процветала. Так что с этой стороны опасность не грозила.
Так вот, Бони уставился на дерево и довольно долго смотрел на него. Разговаривал и снова смотрел. Нарро, не без удивления наблюдавший за ним, стал нервничать и наконец, не выдержав, спросил:
— Какого черта ты пялишь глаза на это дерево? Думаешь, с него ягоды посыплются?
— Знаешь, что мне пришло в голову?
— Какая?нибудь пакость! Во всяком случае, ничего путного.
— Вовсе не пакость. Я уже давно думаю: кончится тем, что ты повесишься на этой смоковнице. В прошлую ночь мне Это даже приснилось.
— А знаешь, что думаю я? Что ты скотина! Я это тоже видел во сне. А теперь катись ко всем чертям!
Нарро с трудом поднялся и пошел прочь, ковыляя на
33
своих больных ревматических ногах. Если это и была шутка, то она совсем ему не понравилась.
Однако своим уходом Нарро ничего не добился. Бони с тех пор не унимался. Стоило ему застать Нарро в плохом настроении или услышать жалобу на сына, внука или на то, что упали цены на кукурузу и рис, что предстоят большие расходы или же что?нибудь вроде: «Хватает у меня забот», «И куда только мы катимся?», «Кто это может вынести?» — и так далее, Бони давал ему высказаться, а потом заключал:
— Я же говорю… Кончится тем, что ты повесишься на Этой смоковнице…
Повод для этого, разумеется, был недостаточный, иначе шутка могла плохо кончиться, и сам Бони вряд ли стал бы тогда зубоскалить.
Однажды Бони пришел на ферму очень озабоченный, молча уселся и так, не говоря ни слова, просидел некоторое время. Нарро даже удивился про себя: «Что это с ним?» Наконец Бони поднял голову и печально посмотрел на смоковницу. «Опять за свое», — подумал Нарро и хотел было уйти, однако, не выдерягав, спросил:
— Что с тобой?
— Сегодня ночью я видел сон.
— Сон? Ну и что же? Все видят сны.
— А знаешь, что я видел?
— Опять ты за свое? Ты, верно, думаешь, что я должен видеть во сне то же, что и ты! А тебе только и снится, что…
— Нет, ты послушай! Прихожу я навестить тебя, подхожу к изгороди и вдруг вижу… Что бы ты думал? Висящего на смоковнице человека.
— Знаешь, что я тебе скажу?
— Знаю, знаю. Чтобы я катился ко всем чертям. Я уже выучил это наизусть. Но клянусь тебе, это так же верно, как и то, что мы стоим тут. И ты, Мануэль, именно ты висишь с веревкой на шее; голова свесилась, глаза выпучены, длинный язык вывалился наружу… Ужас!
Он не пожалел красок, чтобы как следует напугать Нарро. Бони не щадил друга.
— Знаешь, что…
Нарро махнул рукой, встал и через гумно пошел в сад. Бони последовал за ним.
— Ну ладно, дружище, не принимай это так близко к сердцу. В конце концов, я рассказал тебе то, что мне приснилось. А сон и есть сон. Разве я виноват?
— Расскажи об этом своей тетке, а меня оставь в покое. Пошел ты!..
Но Бони не оставлял его в покое. Несколько дней они не касались этой темы. Бони как бы не замечал дерева, даже не смотрел в его сторону. Но когда Нарро меньше всего ждал, он вдруг задумчиво и озабоченно уставился на смоковницу и долго не отрывал от нее глаз.
Этого было достаточно, чтобы старый Нарро обеспокоился:
— Ты опять за свое.
Но Бони с невинным видом возразил:
— Да я же ничего пе говорю.
Постепенно эта мысль засела в мозгу старого Нарро. Стоило ему взглянуть на дерево, как его прошибал пот и начинало сосать под ложечкой. Старик огибал дерево стороной, но смоковница не шла у него из головы. Наконец он не выдержал.
Накануне он провел кошмарную ночь. Ему снился странный, жуткий сон. Он видел себя висящим на
