Очевидно, ни Хэка, ни Нилуфар не возвращались.
Ныли раны. Как негр ни крепился, глаза его бессильно закрылись сами собой. Тишина успокаивала. Но боль становилась все сильнее, и в одно мгновение, когда, казалось, она пронизала самую глубь души, он застонал. Он вспомнил, как бьется курица в жестоких руках Акшая. Теперь он понял, почему она так бьется… Этот мучитель, не колеблясь, в один миг безжалостно убивает беззащитных животных и птиц, в его сердце нет к ним ни сочувствия, ни сострадания. Припомнилось, как тоскливо мычала корова, у которой отняли теленка. По лицу Апапа побежали мутные слезы, словно он был маленьким мальчиком и не было горя страшнее этого. Вдруг в каморку заглянула Хэка.
— Апап, это ты? — опасливо спросила она.
Апап хотел было повернуться, но невыносимая боль снова распластала его на полу. Хэка бросилась к нему.
— Что с тобой?
Апапу не хотелось разговаривать с ней, он сердился на нее. Зачем она ввязалась в дела Нилуфар? И как смеет Нилуфар спорить с самим высокочтимым?
— Кто это тебя, Апап? — со слезами в голосе говорила Хэка, — Кто тебя так изуродовал? Так истязал? Я выцарапаю ему глаза, скажи мне только, кто это? Почему ты молчишь, Апап?
В комнату проскользнула Нилуфар. Ей было достаточно одного взгляда на негра, чтобы понять все.
— Глупая, — ласково сказала опа. — Это сделал Манибандх. Кто другой мог осмелиться ударить такого великана!
Из глаз Хэки потекли слезы.
Апап вдруг хрипло произнес, не поднимая головы:
— Причина — ты, Нилуфар! Ты во всем виновата…
Нилуфар даже не дрогнула.
— Я знаю! Я знаю, что этот опьяненный богатством купец потерял человеческий облик и думает лишь о почестях и власти.
Она стала гладить волосы Апапа, затем обратилась к Хэке:
— Принеси воды!
Хэка быстро вернулась с наполненной чашей. Взяв ее обеими руками, Нилуфар поднесла воду к губам Апапа.
— Выпей все.
Апап выпил, ему стало легче.
— Не плачь, Хэка. Твой Апап скоро поправится, он сильный, — спокойно сказала Нилуфар.
— Он спрашивал меня, где Хэка. Что я мог ответить? — сердито прошептал Апап.
— А где танцовщица?
— Неизвестно.
— Она не приходила?
— Нет.
Нилуфар задумалась. Потом попросила Хэку:
— Выгляни-ка за двери, никого там нет?
Хэка никого не увидела.
— Что было ночью, Нилуфар? — спросил Апап, подавляя боль. — Вы сделали, что хотели?
— Нет, — коротко ответила Нилуфар: — Но и ей ничего не удалось.
Хэка рассказала Апапу обо всем подробно. Тот внимательно слушал ее, потом сказал:
— Сегодня ночью люди высокочтимого убили Нилуфар! — И засмеялся.
Нилуфар, вспомнив изрубленную мечом подушку, тоже засмеялась.
— Высокочтимый установил везде стражу, — предупредил Апап.
— Но у той потайной двери, что ведет в сад, наверное? никого нет? — с надеждой спросила Нилуфар.
— Никого! — ответил Апап. — Высокочтимый в гневе, он не мог все упомнить.
Переждав приступ боли, он сказал:
— Хэка, он спрашивал о тебе! Если найдет тебя, в живых не оставит. — Потом он предложил Нилуфар: Почему ты не убежишь с поэтом?
— Разве он пойдет со мной? — печально произнесла та. — Мне нельзя здесь оставаться. Хэка, можешь прятаться во дворце, пока Апап не окрепнет, а затем мы убежим все втроем, как тогда, в Египте. Ты должна выполнить мою просьбу: надо пройти со стороны сада в мою комнату и принести то, о чем я тебе сейчас скажу…
Шепотом объяснив все подробно, Нилуфар на мгновение прижала к себе Хэку:
— Будь осторожна!
Хэка незаметно пробралась в сад. Она уже намеревалась юркнуть в заросли, где находился потайной ход, как вдруг кто-то обхватил ее сзади и привлек к себе. Хэка чуть не умерла от испуга. Узнав Акшая, она облегченно рассмеялась.
— Я сейчас вернусь… Нилуфар умерла…
— Как умерла? — удивился Акшай. — А ты куда идешь?
— Я… я… — замялась Хэка. — Боюсь, вы кому-нибудь расскажете…
— Ни за что! — Акшай привлек ее к себе. — Почему ты мне не доверяешь?
— Я хочу… взять ее украшения.
— А мне что-нибудь дашь?
— Что пожелаете…
— Ах ты моя козочка! Непременно покажи мне, что возьмешь. Много брать я не стану, и никому не скажу.
— Хорошо. А теперь отпустите меня. Уже пора…
— Почему пора? Кто тебя ждет?
— Господин избил Апапа. Он истекает кровью.
— За что же его так?
— Высокочтимый допытывался у Апапа, где я была ночью. А я… я… — запнулась она, словно застыдившись.
— Ты спала с кем-нибудь? Ну и что же в этом дурного? Ты, видно, рассказала Апапу?
— Как же я ему скажу? — подхватила выдумку управителя Хэка. — Я это только вам говорю.
— Хорошо, хорошо! Я тебе помогу. Я скажу господину, что ты была ночью у меня. Согласна?
И Акшай, взяв оторопевшую Хэку за руку, повел ее во дворец. Сердце ее от волнения готово было выскочить из груди. Разве можно рассчитывать на сочувствие злого человека?!
Оставив Хэку у дверей, Акшай вошел в покои Манибандха. Через некоторое время он вернулся с довольной улыбкой на лице.
— Идем!
Хэка с трепетом вошла в комнату. Манибандх, окончив диктовать писцу списки товаров, отдыхал на ложе.
— Ну что, Хэка? — спросил он благодушно.
Она не могла вымолвить ни слова.
— Значит, Апап не виноват, зря я его наказал. Этого ты и в самом деле не стала бы говорить ему. Но ведь что-то ты должна была сказать, когда уходила?
— Я сказала, что иду к госпоже, — ответила Хэка, вся дрожа.
Манибандх засмеялся. Он был доволен Акшаем: тот оказался редким знатоком поварского искусства, и самые именитые горожане, бывая у Манибандха на пирах, не могли нахвалиться яствами. Купец не стал разбираться дальше, а отвернулся и буркнул:
— Ладно, иди!
— Великий господин! — радостно воскликнул Акшай. — Гнев ваш страшен, подобно грому, но в милости своей вы превосходите многотерпеливую землю. Ваше величие будет воспето в веках!
«…Будет воспето, будет воспето», — скрипучим голосом забормотал восседавший на медном обруче
