белый какаду.
— Господин управитель, — благодарно сказала Хэка, когда они снова оказались одни. — Вы хороший человек. Очень хороший!
Они прошли в сад.
— Не сюда, — заискивающе сказал Акшай. — Идем в те заросли.
А в чаще кустарника он заговорил по-другому:
— Мы здесь немножко посидим. Ты мне очень нравишься, ты такая маленькая, так бы и спрятал в своем сердце…
А потом опять началось. Избавиться от этого негодяя никак нельзя. Он увяжется за нею, а что тогда? Пришлось смириться. Акшай, этот развратник, никогда не забывал правила: добивайся от женщины желаемого, когда у нее сердце не на месте. Он повалил Хэку на землю…
— Все? — устало проговорила девушка. — Теперь отпустите меня!
— Скорей возвращайся!.. — нетерпеливо шептал старый сластолюбец.
Через потайную дверь Хэка бесшумно проскользнула в комнату Нилуфар. Украшения были по- прежнему разбросаны по полу. Снаружи слышались шаги стража. Хэка подняла несколько драгоценностей, быстро отыскала все нужное, завязала в узел и так же бесшумно прокралась в сад. Хотела было прошмыгнуть мимо управителя, но тот заметил ее и окликнул:
— А оба мне забыла?
— Я к вам и шла.
Пришлось развязать узел. Акшай недоверчиво взвесил на руке самые лучшие драгоценности, спрятал их в одежде.
— Только и всего?
В Хэке все кипело от возмущения.
— Больше времени не было, — сухо ответила она. — Теперь мне можно уйти?
— Завтра придешь?
— А как же! Дадите мяса буйвола?
— Сколько хочешь, моя кукушечка.
— Где ты так долго пропадала? — спросила Нилуфар, взяв принесенный Хэкой узел.
Хэка подробно рассказала обо всем. Нилуфар успокоилась.
— Чудесно, Хэка! Ты умница.
Апап застонал, как раненый лев. Хэка положила его голову к себе на колени. Нилуфар развязала узел.
— Теперь нам бояться нечего, — сказала опа. — Хорошо, что вчера ты не вышла из темноты, а то танцовщица тебя бы узнала.
— Но ты потом сама назвала меня по имени!
— Она была уже в колеснице. Разве на таком расстоянии можно услышать? Да она и не понимала ничего от страха.
Сгустились сумерки. Из главных ворот дворца, пугливо озираясь, вышел юноша. Он пересек город и спустился к берегу Инда. Река волновалась. Ветер поднимал песчаные вихри. Небо заволокли тяжелые черные тучи.
Надвигалась ночь. Ветер все крепчал. Юноша направился к матросским лачугам. Порывы ветра несколько раз валили его с ног. Он постучал в ближайшую дверь. Вышла старуха и принялась сердито ругаться. Юноша отпрянул в темноту. Зайдя в другой двор, он присел отдохнуть. Но рядом с ним свалился пьяный, и юноша поспешно выбрался оттуда, решив попытать счастья в другом месте.
В распахнутую дверь какой-то лачужки юноша увидел матросов, сидевших вокруг тускло горящей лампы. Матросы тянули из глиняных кружек дешевое вино и сквернословили.
— Эй, эй, сынок, иди сюда! — закричали они, заметив юношу. — Выпей с нами!
Юноша, засмеявшись, вошел.
— Ты из какой страны?
— Из Египта. Где кружка? Вы хотели угостить меня.
Один из матросов наполнил кружку и протянул юноше.
— А у тебя есть сестра?
Отпив глоток, юноша ответил:
— Есть… ей четырнадцать лет…
Сосед юноши спросил:
— На тебя похожа?
— Совсем непохожа. На лице оспины, одного глаза нет, черноволосая…
Казалось, юноша пил беспрерывно. На самом деле он незаметно выливал вино на пол. Все были пьяны и в тусклом свете лампы ничего не замечали. Даже пришедший только что старый матрос мало что соображал, потому что выпил сразу несколько кружек. Малыш, которого он принес на руках, играл на полу.
— …Когда моя мать была девушкой, — рассказывал юноша. Нет, вы не даете мне вина, уж лучше я помолчу.
— Нет, нет, — сказал один из матросов. — Налей ему Джалнаг… На, пей…
— …Моя мать была необычайной красавицей, — выдумывал юноша. — Отец — сын раба из арабской деревушки. Но был он похож на знатного человека, потому что его зачала родовитая женщина, понятно?
Матросы с интересом слушали. Малыш подошел к юноше и уткнулся в колени.
— Я сын знатной женщины, которую соблазнил отец, — продолжал тот. — Рабы прятали меня со дня рождения. А сестра моя вышла из утробы негритянки…
— Зачем же отец твой пошел к негритянке? — спросил Джалнаг. — Что он в ней нашел?
— Она согласилась воспитывать меня. Ей ведь надо было иметь какую-то выгоду…
— Ты думаешь в этом и была вся выгода? — насмешливо заметил Джалнаг.
Матросы захохотали.
— Моя мать… — обиженно начал юноша.
В это время ребенок сильно дернул конец тюрбана, он распустился, и по плечам юноши волнами рассыпались пышные волосы.
— Да это женщина! — в изумлении закричал Джалнаг.
Компания зашумела.
— Женщина? Держите ее!
— Не отпускайте!
— Кто ее подослал?
Все переполошились. Джалнаг случайно задел подставку лампы. Прежде чем кто-нибудь успел ее поддержать, лампа скатилась на пол и погасла. Нилуфар бросилась к выходу. Вслед ей неслись пьяные крики. Те из матросов, кто еще держался на ногах, побежали за ней.
Она обмотала тюрбан вокруг шеи. Вдруг кто-то совсем рядом крикнул:
— Вот она!
Нилуфар рванулась вперед. Подбежав к обрыву, остановилась. Внизу ревела великая река. Но выхода не было — матросы приближались. Раскинув руки, египтянка прыгнула в Инд. Вслед за ней бросились в воду и несколько матросов. Нилуфар, зажав ноздри, нырнула и поплыла. Сюда, в глубину, не проникали никакие звуки, словно буря мгновенно прекратилась. Нилуфар плыла по течению сколько хватило сил. Когда она вынырнула, матросов не было видно. Берег был в двухстах локтях, но сильное течение мешало приблизиться к нему. Устав плыть, Нилуфар неподвижно легла на воду. Скоро силы вернулись к ней. Широкими гребками она стала приближаться к берегу. Вокруг ревел Инд. В такую бурю лодочники, погасив огни и привязав челны к берегу, сидят где-нибудь за кружкой вина или спят.
Если бы эти матросы схватили ее! Разве в них осталось что-нибудь человеческое? В чужеземных портах растратили они свои души. Для них не было ничего святого — ни любви, ни привязанности к родному дому. Заражаясь отвратительными болезнями от распутных женщин, они так и сгнивали заживо. Нилуфар
