Замешательство от взрыва буквально за спиной, оглушение, — и они потеряли драгоценные несколько секунд, когда не «пасли» находящуюся впереди баррикаду, — и потеряли одного бойца: почти сразу после взрыва из-за баррикады, как чертик из табакерки, вынырнул парень с автоматом и двумя длинными очередями прошил лестничную площадку. Тут же в ответ огрызнулось несколько автоматов — навскидку, «от живота» — но парень исчез, укрываясь за наваленным с толком хламом, удрал вверх по лестнице; а на площадке остался лежать один боец, получивший три пули в грудь. Да и остальные серьезно пострадали: один боец, постанывая, зажимал простреленную ногу; у одного обильно шла из ушей кровь, и все были оглушены и посечены в кровь мелкой бетонной крошкой… Повезло, что у того, кто со знанием дела готовил этот «сюрприз», не было нормальной, армейской или промышленной взрывчатки, и он обошелся маломощной самоделкой. Отдавая должное «самоделкину», старший признал, что будь там, за железной дверцей щитка, не самодельное говно, а хотя бы двухсотграммовая тротиловая шашка — и они все скопом остались бы здесь, размазанные по ступеньками и перилам. Спасло их еще и то, что месяц назад Олег опрометчиво вытащил из щитка стоявшие там же, рядом с миной, две бутылки с бензином, решив использовать их для генератора — «огненный шторм» вполне мог оказаться последним видением в жизни большей части штурмовиков… Причем и использовал-то совсем не потому, что это был последний бензин — просто потому, что этот бензин был ближе всего, и потом забыл заменить… Мелкие недосмотры, бывает, так дорого обходятся!
Перевязывая друг-друга, при этом тщательно «пася» лестницу ведущую вверх, штурмовики вполголоса матерились, обещая «гарнизону» небыструю и экзотичекую кончину; старший же подумал, что сами они уже получили двоих двухсотых и одного трехсотого, да и все остальные тоже серьезно пострадали, оглушены как минимум; а сами они пока еще не видели ни одного трупа защитников Башни… Кажется, сказал он себе, он поторопился с процентами выполненной задачи…
Теперь, оставив раненого на развороченной взрывом площадке седьмого этажа, они поднимались, напряженно косясь на каждый угол, каждую отопительную батарею, каждый шкаф или тумбочку — везде могла быть мина. И они предпочли вновь потратить гранаты, чтобы разнести в щепки эти чертовы нагромождения на лестницах.
Снова запищала рация. Старший, благодаря «Маске» сохранивший слух, понял из комариного писка динамика: БМП запрашивает, «что у вас там за постоянные взрывы, что за танковое сражение под Прохоровкой??»
Это уже этот, чертов торгаш, давший наводку на «жирный неохраняемый кусок».
— Он еще шутит… Смешно ему, гаду, за броней-то, с пушкой и пулеметом… — озлобленно подумал старший и рявкнул:
— Подними задницу и дуй сюда! Сам! Заодно и поруководишь!
Выслушал ответ и заорал:
— А мне плевать! У меня три человека выключено уже! Нахер мы сюда полезли, ради каких таких ништяков?? Пока я тут ничего ценного не видел! Мы на элеваторе одного трехсотого получили, а тут уже два двухсотых!! Ты семьям придумал, что сказать, или мне отдуваться? Сюда дуй, говорю — твоя, черт побери, наводка! Да, останется один наводчик — ничего с ним, черт побери, не случится! Дай ему микрофон!!
Уничтожив баррикаду между седьмым и восьмым этажами, они шли теперь вверх с оглядкой, осторожно, страхуя друг друга — и потому успели отпрянуть назад, когда из-за простыни с нарисованной на ней какой-то дурацкой мордой, на них устремилась ощетинившаяся стальными пиками махина. Три автомата прошили ее очередями в самом начале движения, но это ее ничуть не остановило, и только хорошая реакция бойцов спасла их от травм; впрочем, один из них все же получил блестящим штыком в плечо по касательной, и теперь, матерясь, перебинтовывал руку поверх быстро набухавшего кровью рукава камуфляжа. При ближайшем рассмотрении ранивший его так болезненно штык оказался отточенным шампуром, что вызвало еще один взрыв ругательств от пострадавшего. Никто не пошутил на этот счет, всем было как-то не до шуток.
Еще один лестничный марш вверх — и навтречу им с грохотом повалились, загромождая проход, несколько чем-то тяжелым набитых холодильников и тумбочек. Еще и еще.
— Аааа!!! — злорадно подумал Старший, — Кончились бомбы-то?? Ну все, значит, приплыли вы — холодильниками вы от нас точно не оборонитесь!
Страхуя друг друга, ожидая постоянно выстрелов сверху, они карабкались один за другим по наваленному хламу, бывшему недавно чьей-то мебелью и бытовой техникой, — и абсолютно не ожидали длинной, в весь магазин очереди прямо через дверь одной из квартир…
Крыс стоял за дверью, и, держа в руках автомат, напряженно смотрел на лестничную площадку в дверной глазок закрытой двери. Эта дверь была особая — в отличие от остальных почти всех квартир Башни, давно сменивших деревянные двери на изделия местного или импортного металлопрома, эта квартира принадлежала старикам, не посчитавшим нужным тратить скудную пенсию на защиту от вторжения в свое обиталище, благо что и ценностей там было только что старенький цветной телевизор да холодильник. Впрочем, обитая кожзамом, снаружи эта дверь представляла из себя вполне респектабельное творение, не особо выделяясь среди двух других на этой лестничной клетке. Теперь она должна была сыграть важную роль.
Он очень, очень хотел, чтобы они собрались на лестничной площадке все — но… Один за другим, гуськом, с интервалами, они перелазили через завал и показывались на площадке. Ах ты, ах ты… Не везет… Хотя б двоих прибрать… Ну… Ну!
Нет. Судя по всему, последний карабкался по баррикаде, и вот он уже напротив двери… Отступив на шаг, Крыс поднял автомат на уровень груди и вдавил спусковой крючок, поведя оглушительно застрочивший в тесноватой прихожей автомат слева-направо и обратно, и еще вниз. «Это тебе не пейнтбол, здесь двери не защита!!»
Опустошил магазин, мельком глянул на черный развороченный дерматин двери, из которого густо торчал теперь тлеющий утеплитель, и побежал в комнату, на ходу меняя магазин. Было предельно ясно, что квартиру сейчас «будут зачищать».
Старший был в ярости. Последний боец уже перелазил через завал, а этот урод, втравивший их в бессмысленную авантюру с бомбами-сюрпризами, внезапно прыгающими навстречу ощетинивщимися шампурами столами на тросе, бесноватым парнем с автоматом, — до сих пор поднимается по лестнице… наверняка, сволочь, шарахаясь от каждой двери! Черт дернул лезть в эту Крысиную Башню, недаром она пользовалась в округе дурной славой, надо было ограничиться городскими пятиэтажками и пригородными коттеджами богатеев — навара больше, риска, сопротивления — меньше…
Старший стоял на площадке между восьмым и девятым этажами, пропустив вперед весь остаток группы, дожидаясь, пока отставший боец перелезет через завал и поднимется к ним. Первым делом он осмотрел батарею у себя за спиной — и не обнаружил за ней никаких сюрпризов, и потому временно чувствовал себя в безопасности. На самой же квартирной площадке — не будешь же взламывать все щитки, да можно и получить «в лицо», как раз когда занимаешься этим… Потому он уже облегченно собирался вздохнуть, когда последний его боец миновал завал — Старший все же опасался, что в этих холодильниках и тумбочках, набитых черт-те чем, могут быть запрятаны сюрпризы. Но «сюрприз» оказался совсем неожиданным: когда боец ступил на лестничную площадку, дверь напротив взорвалась длинной очередью; полетели куски ваты и клочья дерматина; Старший ясно, четко увидел, как пули прошивают дергающееся тело бойца, отбросив его к баррикаде.
— Ааааа… Сссс… Па-а-адлааа!! — только и сумел он возопить от неожиданности, и ринулся вниз, к простреленной двери. Он понял, как они попались. Но, ценой жизни бойца явно попался и стрелявший! Сейчас! Сей-час!!
Подскочив сбоку к двери, он, укрываясь за стенным косяком, выставил напротив двери автомат и разрядил его также сквозь дверь, вконец практически перерезав пополам непрочную деревяшку, обитую дешевым кожзамом. Сверху, гремя каблуками, бежали его бойцы. Пинок в дверь — заперта, но носок берца проваливается в измочаленный очередями дэвэпэ. Перекинув автомат в левую руку, он рвет с пояса гранату, и, уцепив кольцо большим пальцем левой руки, срывает чеку, проталкивает гранату в пробитую
