сразу на службу. Помню, батя еще как-то списки составлял, что в этом самом ТЧ хорошо бы иметь… Маме как-то заикнулся, — так она его мигом отшила:
— Ты что — офицер?? Ну так и не сходи с ума!
Ну, он и, по своему обыкновению, заткнулся, но ТЧ свой, видимо, собрал.
Мы просидели в подвале несклько часов, пока в центре то разгоралась, то затихала стрельба; и возле Башни, со стороны Проспекта, тоже пару раз бабахнуло, хотя и не сильно. Батя еще несколько раз лазил в сумку, доставая нам с мамой сникерс, — и пакет леденцов соседским девчонке с мальчишкой; блокнот с карандашом нам — поиграть «в слова», галеты — погрызть от нечего делать, фонарик — когда минут на пятнадцать, вдруг замигав, погас свет. Все в темноте здорово переполошились, а толстая хабалка даже устремилась «на выход» — но не одолела скользкого наклонного лотка и осталась. Батя же только спокойно достал и зажег фонарик. Больше света ни у кого не было, если не считать мобильников, которыми все стали себе подсвечивать. Но через пятнадцать минуть свет снова зажегся.
Примерно через час к нам спустился по лотку тоже толстый такой «джентльмен», судя по всему — муж толстой дамы, кутавшейся в грязный рабочий халат, — и та тут же переключилась на него: пойди туда, поищи то, почему тебя так долго не было, ты чем занимался? Открой воду… Какую воду?? — да вот ту, на которой мальчик сидит, ты что — ослеп??
И мужик шуршал только в путь. Наблюдать за этим было прикольно.
Еще через час в подвал по желобу ловко, не на жопе, а на корточках, съехал Толик. Я страшно обрадовался. Даже мама, кажется, обрадовалась, увидев его.
— Ты где мотался? — буркнул батя, — У тебя ж вроде, смена?
— Сменился уже! Еще утром! Как раз, когда эта катавасия началась! — радостно, не понижая голоса, отрапортовал тот, — Задержался малеху по дороге… По делу, такскаать! Да! Технику стягивают к центру — но дворами-закаулками проехать можно. А вы тут зашибись устроились! Я, как люк открытый увидел, сразу и подумал, что это ты тут обосновался! Молодца! Хороший склепик, хы! — он жизнерадостно заржал.
— Ма-ла-дой челаэк! — брюзгливо прервала его дама, — Вы очень шумный. Вы видите, что вы тут не один? Вам лучше помолчать!
Мне стало смешно. Насколько я успел узнать Толика, воздержанность и взвешенность в ответах совсем не были его основным достоинством, скорее наоборот.
— Че говоришь?… — повернулся к ней Толик.
— И па-апрашу мне не тыкать! Мы здесь все на нервах, и вы только что пришли, и своим бесцеремонным поведением…
— Юлечка, пусть его, молодой человек дурно воспитан… — вклинился в тираду супруги пожилой толстый «джентльмен», с момента появления не отходящий от супруги.
Батя вынул второй наушник из уха и с интересом уставился на происходящее, собственно, как и я, как и мама, как и остальные вынужденные «жители подземелья». А та продолжала:
— Кстати, надо бы разобраться, кто сломал замок на входе в магазин. На спуске в магазин, я имею ввиду. Граждане, я к вам обращаюсь! Кто это сделал?
Никто не ответил, все только молча смотрели на происходящее. Тетка с ее командирскими замашками и хамством порядочно уже всех утомила. Только что она вообще потребовала, чтобы батя переключил радиоприемник с наушников на динамик, «чтобы все получали информацию» — но бытя ее просто проигнорировал.
— Молодой человек! Я к вам обращаюсь! Вам, вообще, стоило бы сходить на Проспект, и выяснить, что там происходит!.. — это все она произнесла в спину отвернувшемуся от нее было Толику.
Тот стоял перед нами; услышав все эти загоны, ухмыльнулся; подмигнул мне с заговорщицким видом, нахально вполголоса спросил у мамы «- Лен, это, случаем, не твоя родственница??»
Не дождавшись ответа, смешливо хрюкнул; и, поворачиваясь к разорявшейся за его спиной даме, растопырил кисти рук с деланно-наигранной «распальцовкой», закачал корпусом, и, явно подражая какому-то персонажу, протяжно заныл:
— Ай, скока я зарэ-э-э-эзал! Скока перерэ-э-э-э-зал! Скоко душ я загуби-и-ил!!..
Тетка, и мужик «при ней», безмолвно вытаращились на него; а он, явно валяя дурака, — но так, что те реально перепугались, вдруг в полный голос заорал:
— Пасть парву, маргалы выкалю! Всю жизнь света белага баяцца будишь!! — и, увидев их неподдельный испуг, уже другим тоном добавил вполголоса:
— Короче — заткнулась, кошелка! Еще раз пасть свою раззявишь — будешь у меня тут отжимания делать. Упор лежа — и понеслась! Рядом со своим альфонсом, как его… И если меньше десяти… — он скептически осмотрел ее расплывшуюся фигуру, — То есть, если меньше трех раз отожмешься, — будешь тут фитнесом заниматься, типа — кувырки через голову, прыжки на месте, падения в сторону — пока не похудеешь, лань ты откормленная… Па-ня-ла??! Штоб не слышал я тебя больше! — утомляешь!
И вновь повернулся к ним спиной, отыскивая на что сесть.
Обалдевшая от такого наезда дама и вправду заткнулась; только вполголоса, почти шепотом, принялась шпынять мужа:
— Ты что, не слышишь? Твою жену оскорбляют! А ты сидишь!.. Я всегда говорила, что ты не мужчина!
На что тот только жалко шепотом же блеял:
— Но, Юлечка, ты же посмотри — это же форменный бандит! Что тут можно сделать?…
Народ же заулыбался, получив вдруг такое бесплатное представление — тетка реально всех уже достала.
Батя же только пробормотал «По форме грубо, но по сути — правильно!» — и вновь погрузился в прослушивание эфира.
Наконец, когда на проспекте уже больше получаса не раздавалось ни стрельбы, ни взрывов, а я третий раз подряд выиграл у толика в «виселицу», батя оторвался от приемника, вынул наушники, и громко всем оповестил:
— Ну, все, граждане! Военные действия закончены! Слышу, — рапортуют по открытой связи о взятии комплекса правительственных зданий — или что там от них сейчас отсталось. Наши, как водится, победили. Ура, типа. Можно вылазить.
— А кто победил-то, Олег Сергеич? — спросил кто-то из угла.
— Наши. Я ж говорю…
— А кто эти «наши»?
— Так это просто — которые победили, — те и «наши». Как водится. Какая-то «Новая Администрация», черт их разберет; то есть я хотел сказать — дай бог им здоровья!.. Что-то там на десантуру завязано, на генерала Родионова, — не знаю. Ну, думаю, надо телевизор смотреть. Там все популярно и объяснят — кто теперь «наши»…
И все двинулись к вылазу из подвала; подсаживая друг друга, кряхтя, стали карабкаться наружу.
— Э, ворона толстая — халат отнесла на место! — послышался голос Толика.
Батя же громко оповестил всех:
— А что касается того, «кто открыл подвал» — так он открытый и был. Или сотрудники магазина открыли — чтобы укрыть, спасти жильцов. Проявили, так сказать, гражданскую сознательность и понимание остроты ситуации. Так ведь?
Никто не возражал.
Дома мы обнаружили напрочь выбитые стекла в стеклопакете окна кухни, выходящего на Проспект; валяющиеся на полу горшки с цветами, и густо пошедшие трещинами стекла в окнах «зала». Оказалось, что батя загодя оклеил их изнутри рамы какой-то прозрачной пленкой, специально предназначенной для того, чтобы при ударе стекло не разлеталось на куски… Оно и не разлетелось, но менять стекло все равно придется, да. Весь день дома занимались уборкой.
В тот же день, вечером, по телевизору и вправду объявили, что «Возмущенным народом при поддержке армии смещен коррупционный режим. Жертв и разрушений нет» — но в центр города уже не пускали, обнесли все колючкой. Приходилось ездить в объезд.
В Башне повышибало много окон со стороны, выходящей на Проспект. Два дня напротив стояли остовы смятых танками или сожженных автомашин, потом их порастащили в стороны, к домам, но отнюдь
