удивительно вкусно, даже слюнки текут.
Ему вспомнилась весёлая охота в горах за зайцами и сусликами, хруст нежных косточек на зубах… Хозяин там, в ауле, не очень-то заботился о пропитании собак. Проголодаются — сами промыслят, что удастся. Но здесь белые длинноухие неожиданно оказались под запретом. Правда, одного удалось раз незаметно словить, когда тот выскочил из незапертой клетки. Джумбо съел его только наполовину, потому что был сыт, а остаток спрятал за бочку в уголке двора.
Ну и досталось же ему! Не били, нет. Только Катя плакала, а новый хозяин долго и строго отчитывал его, держа недоеденную половинку перед самым носом. Пёс понял: длинноухие похожи на зайцев, но трогать их нельзя, так же, как, например, в горах нельзя трогать овец и маленьких ягнят. Вечером, когда длинноухих выпускают побегать по двору, на них можно смотреть, сидя около Кати, и только. Но овец надо было пасти. Джумбо отлично умел по приказу пастуха собирать их и гнать, куда скажут, не давая разбредаться. Скучно сидеть без дела. Может быть, можно Кате и Боре помочь, когда они вечером загоняют длинноухих в маленькие клетки?
И вот в один из вечеров пёс всех удивил. Самый крупный озорной кролик, белый с чёрным носом, расшалился и никак не хотел заходить в клетку. Дети в который уже раз подгоняли его к ней, но хитрюга молнией пробегал между ними и нёсся в дальний угол большого двора.
— Опять! — со слезами в голосе крикнула Катя. — У меня ноги даже заболели!
Но тут же остановилась и схватила Борю за руку.
— Ой! Опять съест! — крикнула она.
Джумбо, до этого спокойно лежавший на траве, вдруг вскочил и одним прыжком загородил кролику дорогу. Лукавый зверёк попытался проскочить мимо. Не тут-то было: везде он натыкался на страшную лохматую морду. Пришлось попятиться назад, ещё назад… Наконец не осталось другого пути, как в нежеланную клетку. Прыжок — и Боря радостно захлопнул дверцу.
— Спасибо! Спасибо, Джумбик! — И Катя кинулась обнимать пса. — Ты всё понимаешь, как человек!
А Джумбо стоял, широко расставив лапы, и весело морщил губы — улыбался. Он был очень доволен: сам развлёкся и заслужил похвалу.
С этого вечера пёс получил новое занятие, которое ему очень нравилось. После ужина дети бежали отворять клетки, и кролики весёлой стайкой высыпали на волю, подскакивали к самой морде лежавшего пса. Пёс не шевелился, только взглядом спрашивал детей: «Не пора начинать?»
Наконец мать говорила:
— Дети, довольно. Джумбо, загони кроликов!
Джумбо радостно вскакивал. «Гав-гав», — коротко лаял он, что, вероятно, означало: «Слушаю и исполняю!» И дальше начиналось представление: кроликам, наверное, казалось, что перед ними вырастала стена из дюжины собак — так молниеносно Джумбо перегораживал им дорогу, оставляя лишь один свободный путь назад. Путь этот становился всё короче, пока оставалось только, одно: спасаться в клетки, что кролики и выполняли с большой быстротой. Дети успевали только захлопывать дверцы. А Джумбо, довольный, важно поднимался на террасу.
— Молодец, Джумбо, — ласково говорила мать, и перед его носом появлялся большой кусок сахара. Джумбо быстро разобрался в приятном вкусе сладостей. Но что ему было приятнее: сахар или ласка? Мать утверждала, что удивительный пёс ласку ценит больше, и все с ней соглашались.
Как-то вечером Катя принесла от подруги хорошенького котёнка: весь серый, а мордочка белая.
— Зина подарила, — объяснила она, — мне давно хотелось котёночка. Можно, мамочка? Джумбик, посмотри, какой хорошенький, тебе нравится?
Джумбо из приличия ткнул носом в пушистую шёрстку и отвернулся: котята не дичь, а значит, не интересны. Котёнок отнёсся к этому совершенно спокойно. Собак он ещё не боялся.
Но утром произошло неожиданное. Все собрались, как всегда, пить чай на террасе, и Катя, тоже, как всегда, поставила на пол миску самого аппетитного супа.
— Кушай, Джумбик, — приветливо предложила она.
Джумбо никогда не бросался на еду с жадностью. И сегодня он подходил медленно и важно, с наслаждением втягивая вкусный жирный запах, но вдруг остановился, и шерсть на его загривке заметно встопорщилась: серый пушистый комочек проворно соскочил со стула и сунул мордочку в миску, в его собственную миску!
Джумбо знал тощих злых аульных котов. Они тоже были вечно голодны, и потому сами промышляли где что попадётся: полевых мышей, ящериц. И конечно же, ни один из них не пробовал перехватить кусок у такого же голодного пса. Сам бы попал ему на закуску. А этот…
Но Джумбо уже успел многому научиться. Прежде чем схватить маленького нахала за шиворот и вытряхнуть из него одним разом дерзкий его дух, он вопросительно оглянулся: что прикажете делать? Это спасло котёнка.
— Джумбо, — строго сказал отец. — Не смей!
И умный пёс понял: маленького нахала нельзя трогать, как и тех белых длинноухих. Но тех можно загонять в клетки. А куда загнать этот комок шерсти? Или просто нельзя с ним связываться?
Пёс стоял в нерешительности, беспомощно поглядывал то на котёнка, то на нового хозяина. Ну вот, этого ещё недоставало: котёнку еда не понравилась, он фыркнул и, подойдя к Джумбо, доверчиво потёрся мордочкой о его громадную лапу. Пёс в растерянности отдёрнул лапу да так и остался стоять на трех ногах, тревожно поглядывая на котёнка: не придётся ли поднять и остальные.
Катя подбежала и схватила котёнка.
— Не смей обижать Джумбика, — строго сказала она. — Не мешай ему кушать.
Джумбо с облегчением проводил девочку глазами и повернулся к чашке.
— Не смейтесь! — сказал отец. — Он понимает больше, чем вы думаете, и обидится.
Вечером Катя тихонько потянула отца за руку.
— Скорее иди. Что-то покажу.
В углу террасы на коврике лежал Джумбо, неудобно высоко подняв голову, а между передними лапами его клубочком свернулся котёнок. Ему, видимо, очень нравилось новое место: он лежал и пел самым нежным голосом, вероятно, о том, какая у него нежная и хорошая няня.
— И тут им не мешайте, — опять сказал отец. — У нашего Джумбо золотое сердце. Он, наверное, и кролика-то съел по ошибке.
Теперь в детский сад Катю отводила не одна бабушка. Ровно в семь часов утра открывалась калитка и выходил Джумбо, оглядываясь и помахивая хвостом, словно приглашая поторопиться. Дождавшись выхода бабушки и Кати с большой куклой на руках, он становился впереди и выступал торжественно, часто оглядываясь, точно показывал дорогу. Так они доходили до садика.
— Прощай, Джумбо, — говорила Катя, нежно его обнимая.
— Не пачкай рук! — восклицала бабушка. — Сколько раз тебе говорить. Ещё целовать не вздумай. Скажи воспитательнице, чтобы тебе руки вымыла.
Бабушка, как и все, очень любила Джумбо, припасала для него самые вкусные кусочки, а гладить — никогда не гладила и детям не позволяла.
Но вот калитка садика захлопывалась.
— Ну, веди меня домой, конвоир, — говорила бабушка. И Джумбо со вздохом поворачивался и шёл так же важно впереди, изредка оглядываясь на бабушку: не отставай!
Когда наступало время идти за Катей, Джумбо начинал волноваться: подходил к бабушке, брал её за платье и осторожно тянул к калитке.
— Отстань, — отмахивалась бабушка, — рано ещё!
— Да пускай он один сходит, — говорила мать. — С ним девочку никто не обидит.
Джумбо пристально смотрел на бабушку. Ждал.
— Ладно, иди уж один, — соглашалась бабушка.
Джумбо как ветром сдувало с террасы, и вскоре перед калиткой садика раздавалось басистое:
— Гав! Гав!
— Катя, твоя няня пришла! — смеялась воспитательница.
Домой они шли рядом — ни шагу вперёд или назад. Если встречались знакомые, Джумбо разрешал им
