– Ну, ладно, – позволил Сережа.
– Девять камней образуют квадрат, который лишь кажется двухмерным, – продолжал Монбар. – Он по сути своей трехмерен и являет собой пирамиду. По углам: камни четырех отрядов – хранителей времени. Сердолик, Изумруд, Гранат и Аметист – командиры своих отрядов. Вершина пирамиды – изначальный камень Рубин. Он – из вещества изначального Неба. Рубин пронизывает пирамиду насквозь, а ему отвечает Сапфир. Сквозь их взаимодействие виден – Алмаз, Законодатель. Все очень просто.
– Действительно, просто, – согласился Сережа. – И из-за этой схемы чуть было не убили двух человек?
– Из-за нее убили куда больше, – отвечал флибустьер. – Конечно, меня трупами не испугаешь, но если бы ими можно было завалить дорогу, ведущую к тайне пирамиды Вайю, уж я бы не поскупился! Я бы только позаботился, чтобы их умертвили безболезненно, или, во всяком случае, без избыточных страданий.
– Погоди! – не то чтобы воскликнул, столь явно выражать удивление было не в его привычках, а просто чуть громче сказал Сережа. – А как же пленники, которым вспарывали животы, конец кишки прибивали гвоздями к дереву, а затем тыкали его горящим факелом под зад, чтобы он бежал, а внутренности разматывались? Разве не по твоему приказу?…
– А откуда тебе, сударь, про сие известно стало? – возмущенно перебил его флибустьер.
– Из книги.
– Я и не сомневался, что про меня напишут книги. Не соизволил ли ты обратить внимание, кто тот писака?
– Не соизволил, – буркнул Сережа. И впрямь – не до автора ему было.
– Клянусь честью – испанец!
– Почему испанец? – опрометчиво спросил Сережа.
– Потому что я мстил испанцам! – зарычал Монбар, да так, что человек впечатлительный невольно при этом рыка увидел бы у него в руках абордажный крюк, саблю, мушкет и два пистолета, все вместе. – Испанцам не место на свете – и я их истреблял! Я избавлял от них человечество!
– Выходит, ты лучше всего человечества знаешь, что для него необходимо, а что – лишнее? – очень довольный этим шумом, поинтересовался Сережа.
– Потому-то я и стал Аметистом, сударь мой! Полагаю, и ты не хуже моего можешь держать речи о том, что необходимо, а что – излишне, – отрезал флибустьер. – Ну так вернемся же к шкатулке! Где ты ее оставил?
– Нас с бабкой загнали в тупик, – Сережа мучительно вспоминал план виллы. – Там было одно окно, смотрело не на шоссе, а в сторону… не в сторону города, это уж точно… Я решил уничтожить содержимое шкатулки и поставил ее на подоконник. Тогда камень и раскрылся.
– Нужно забрать ее у тех людей и спрятать так, чтобы с собаками не найти, – распорядился Монбар. – Я имею в виду не тех кудрявых шавок, которых знатные дамы берут с собой в постели, а настоящих боевых псов, обученных охоте на людей. В свое время испанцы немало их воспитали на Эспаньоле…
– Почему за этой шкатулкой так охотятся?
– В руках у черных магов она – сильнейшее оружие. Камни в ней подобраны так, что наилучшим образом олицетворяют пирамиду, а власть на пирамидой – это власть над энергией времени и над множеством иных энергий, – флибустьер, говоря об этом, был мрачен, как туча. – Когда эта шкатулка случайно попала мне в руки, камни были разрознены, но у них есть особое свойство – они как бы диктуют свое правильное положение, и это скверно. Маг, который зачаровал их и наложил на них это заклятие, наверно, уже лет пятьсот как жарится в аду! И ведь он подобрал только самые старинные камни! В мое время уже никому бы не пришло в голову делать изумруд, даже скверный изумруд с трещинами, кабошоном. Его бы раскололи и гранили таблицей. Так что, брат Аметист, придется тебе на время вернуться туда и забрать шкатулку.
– Может быть, стоит выждать? – спросил Сережа. – Ведь она в руках не у каких-то магов, а у хозяина обычной полууголовной фирмы. Вряд ли он что-то понимает в энергиях и тому подобном… К тому же религия у него не та…
– Я кое-что объясню тебе, – сказал флибустьер. – Когда к нам попала Дана, она всей душой сопротивлялась и поставила сильные блоки. Она не понимала, что с ней происходит, и боялась раскрыться. Это случается с каждым, кого призывает Сердолик, камень яростный и страстный. Ей удалось ненадолго вырваться, она ослабила сопротивление и опять попала в Вайю. Но на сей раз нам удалось донести до нее смысл пирамиды. Она рассказала, как угодила к нам в первый раз, где оказалась потом, и многое прояснилось. Мы ведь знали, что со шкатулкой неладно, мы только не могли помешать грабителям.
– А если бы вы взяли шкатулку сюда?
– Невозможно. Она должна быть там. И если бы еще кто-то собрал старинные камни, сложил их нужным порядком и заклял сильным заклятием, – те камни действовали бы точно так же и служили воротами для энергий, идущих из Вайю в проявленный мир и из проявленного мира – в Вайю. А не бывает ворот, которые были бы только с одной стороны и отсутствовали с другой. Вот почему шкатулка принадлежит вашему миру. Другое дело – ее нужно соблюдать в величайшей тайне.
Сережа задумался.
– Много таких шкатулок? – спросил он.
– Нет, немного. Но для нас каждая важна. Видишь ли, камни привыкают друг к другу и налаживают взаимодействие столетиями. Поэтому теперешние маги ищут уже готовые шкатулки, а не собирают камни, чтобы завещать их правнукам. Поэтому-то мне подчинена Яшма – самая уязвимая во всей пирамиде. Ведь шкатулка может попасть в руки к черному магу случайно, а случайности, сударь мой, по ведомству Аметиста. Ничего, теперь, когда в Аметист вольется и твоя сила…
Он замолчал.
– Никуда моя сила не вольется, – проворчал Сережа. – Шкатулку я вам выручить, так и быть, помогу. И – не более того. А теперь давай оставим в покое эпохи с энергиями. Данку я нашел. С ней все в порядке. А где Майка? Где Наследник?
– Наследник познает себя. Авантюрин – камень странный, непредсказуемый, загадочный. Он изначально был задуман как универсальный соединитель. Однако, хоть он и в моем отряде, я понятия не имею, какие свойства нужны универсальному соединителю! Но, как твоя жена отозвалась на голос Оникса, как твоя подруга отозвалась на голос Сердолика, так и Наследник услышал зов Авантюрина. Значит, есть в нем нечто, нужное пирамиде Вайю…
– Как только протрезвеет, вы его в этой пирамиде не увидите, – предрек Сережа.
– Если человек ведет себя в проявленном мире странно для соседей, это может означать и то, что его место – в Вайю, – заметил Монбар. – Но ты не думай, что наш мир бесплотен. Нам знакомы страсти, знакома близость, а соблазны – вот они, сударь мой, соблазны, которые нужно держать в узде!
Флибустьер подбросил в воздух свой рдеющий шар.
– Вот оно, лишнее, отсекаемое… – он хотел было продолжать гневную речь, бичующую соблазны, но вдруг замер, прислушиваясь.
И улыбнулся.
Затем флибустьер протянул свой шар Сереже.
– Ну-ка, сударь мой, попробуй – станет ли это зловредное создание тебя слушаться.
Атлет привычно поиграл грудными мышцами, полагая, что другого ответа не понадобится. Но Монбар и сам был огромен, плечист, мускулист превыше меры, без всяких заграничных протеинов. И шевелением мускулов его удивить было бы странно.
– Меня все зловредные создания слушаются, – облек ответ в слова Сережа. И протянул руки.
Шар приплыл по воздуху, но остановился на расстоянии от ладоней. Сережа мог бы поклясться – шар их обнюхивал.
– У тебя какие-то странные соблазны, – наконец-то удивился флибустьер. – А у меня вот обычные. Но я всегда держал их в узде. Карты я вообще презирал! За всю жизнь я не проиграл и не выиграл ни реала! А у нас на Тортуге могли добычу трех месяцев спустить за один вечер…
– Если вы ходили под Веселым Роджером… – поэтически начал было Сережа, желая свести речь к тому, что атлеты в борьбе с соблазнами не менее доблестны, чем флибустьеры. Но Монбар так хищно
