— Ступай. Блякал!
Затем ставил колокольчик на полочку, сделанную тем же Андреем Ивановичем, и, заложив руки за спину, некоторое время сосредоточенно разглядывал резной бронзовый бок его, точно прощался до следующего раза.
— Молодец ты, брат-сват, как я погляжу, — похваливал Андрей Иванович. Аккуратно размотав тесёмочку, он освобождал от неё левое ухо и старательно укладывал очки в старый футляр с протёртыми углами. — А ещё сегодня звонить будешь? — весело спрашивал он, хотя безошибочно знал ответ.
— Нельзя, — отвечал Витюк, поматывая головой, — завтла буду.
Он внимательно наблюдал, как Андрей Иванович складывал бумаги, замыкал стол, прятал ключ в карман и, одной рукой надевая старенькую кепку, другую протягивал ему.
— Ну, брат-сват, — произносил он при этом, — идём смотреть, чего нам хозяйка сегодня наварила.
— Что, у нас своей каши в печке не станет? — самолюбиво ворчала Дарья, но Андрей Иванович отмахивался.
— Ты её и ешь на здоровье, а нам не мешай. Знаешь ведь, что мне в одиночку еда в горло не лезет.
В жизни одинокого старика Витюк сделался единственной радостью, размеров которой он и сам не подозревал. Жизнь его в уютной Домодедовке катилась тихо, как струйки Незванки, такие с виду спокойные, что было непонятно, откуда брались в ней гладко обточенные голыши.
…И вдруг по дороге мимо пункта пошли красноармейцы, потянулись повозки, загромыхали какие-то удивительные машины: Дарья заплакала и сказала Витюку, что это танки. Один молодой красноармеец на ходу подхватил Витюка на руки и, подкинув его куда выше, чем директор пункта, сказал:
— Эй, держи сахар крепче. Хочешь с нами на войну?
— Хочу, — сказал Витюк невнятно, потому что кусок был большой и языку стало сладко, но тесно. Подумал и прибавил: — С Михлюткой. А индюка не возьмём.
— Молодец! — засмеялся весёлый красноармеец и, поставив Витюка на землю, побежал догонять своих.
В конторе в это время Андрей Иванович, бледный и ещё больше похудевший, торопливо шагал из угла в угол и, размахивая руками, говорил директору:
— Я понимаю, мы должны биться, отражать нападение, но я не представляю себе, как можно выстрелить в живого человека. Ударить его штыком. Убить.
— Хорошо, что вам, по вашим годам, не придётся, — отвечал директор, — но пока войны не пробовали, за себя не ручайтесь.
— Утро уж больно хорошее, самое, чтоб мешки стирать, — сказала Дарья и, сойдя с крутого берега к Незванке, нагнулась уже, чтобы сбросить с плеча на мостки тяжёлую связку мешков.
Но связка шлёпнулась мимо мостков в воду, а Дарья, не замечая этого, неподвижно стояла и смотрела на что-то в кустах, на другой стороне. Подняв руки, она зачем-то нащупала и затянула потуже узел платка, постояла и вдруг, тихо охнув, всплеснула руками, пригнулась и кинулась вверх, не по тропинке, а сбоку, прячась за кустами.
— Идут! — крикнула она, вбегая в контору. — Там! — и тут же замолчала, прислонившись к притолоке: посреди комнаты спиной к двери стоял человек в каске и незнакомой одежде. Он говорил что-то громко на непонятном языке, а в углу комнаты около своего стола стоял Андрей Иванович. Одной рукой он держался за сердце и дышал часто и прерывисто, за другую руку его ухватился Витюк и, прижимаясь к старику, смотрел на чужого широко открытыми глазами.
Немец ещё раз повторил что-то, но, не получив ответа, повернулся к двери, которую всё ещё загораживала неподвижная Дарья.
— Вэг! (Прочь!)—крикнул он и вдруг остановился: утренний косой луч солнца упал на полочку под часами, и тонкая резьба колокольчика засветилась живым золотом.
Он протянул руку, и витая ручка колокольчика блеснула на его ладони. Но в ту же минуту Витюк встрепенулся и кинулся вперёд.
— Не блякай! — крикнул он сердито. — Нельзя!
Немец вздрогнул от неожиданности. А Витюк изо всех сил вцепился ему в ногу, мешая идти.
— Не блякай! — повторял он. — Нельзя!
На улице послышались крики и шум, немец рванул ногу и споткнулся.
— Цум тойфель! (К чёрту!) — крикнул он и занёс руку с колокольчиком над головой мальчика.
Тут Андрей Иванович словно очнулся от странного столбняка.
— А-а-а, — закричал он чужим глухим голосом. Схватив свой тяжёлый стул, он с неожиданным проворством поднял его и шагнул вперёд. Удар неумелый, но сильный пришёлся по каске немца, тот зашатался, роняя винтовку. Колокольчик слабо звякнул и откатился к порогу.
Шум и выстрелы на улице усилились.
— А-а-а, — закричал опять Андрей Иванович и снова взмахнул стулом, но немец, спотыкаясь, кинулся к двери и исчез.
Андрей Иванович одной рукой отшвырнул Витюка в угол и схватил брошенную немцем винтовку.
По ступенькам крыльца простучали тяжёлые торопливые шаги, и в дверь вбежало несколько красноармейцев.
— Дед, ты ополоумел! На своих замахиваешься! — крикнул один красноармеец. — Винтовка немецкая тут, а немца куда подевали? — спросил он, оглядываясь.
— Убёг! — отозвалась Дарья. Стоя в углу на коленях, она прижимала к себе Витюка, ещё не веря спасению.
Красноармеец повернулся к Андрею Ивановичу.
— Парашютистов немецких накрыли, — проговорил он отрывисто. — Ну, молодец, дед, вижу. А вам совет: отправляйтесь подальше. На своих машинах с зерном. Понятно? Пошли!
Красноармейцы выбежали так же быстро, как вбежали. Аккуратно приставив винтовку к стене, Андрей Иванович растерянно покосился на обломки стула и повернулся к Дарье.
— Слыхала? — и, подойдя к деревянному диванчику у стены, тяжело на него опустился.
— Пойду узнаю, Андрей Иванович, — ответила Дарья и, схватив Витюка за руку, заспешила к двери. Витюк у порога нагнулся и на ходу поднял брошенный немцем колокольчик.
Прошло немало времени, когда дверь вновь отворилась. На пороге опять стояла Дарья, придерживая за плечи Витюка, одетого уже по-походному: большой материнский платок, крест-накрест закрывавший его грудь, узлом был завязан на спине. В одной руке Витюк держал деревянную тележку, другой он крепко прижимал к груди колокольчик. У самой Дарьи за спиной виднелся мешок с торопливо собранными вещами.
Дарья с порога низко, в пояс поклонилась старику.
— Подойди, попрощайся, сынок, — сказала она и опять поклонилась. — Спас тебя Андрей Иванович от лютой смерти.
Витюк подошёл к дивану и молча, серьёзно взглянул на старика. Ему, видимо, хотелось влезть на диван, но мешали руки, занятые игрушками. Андрей Иванович нагнулся и, подхватив его под мышки, поставил к себе на колени.
— Простимся, брат-сват, — тихо сказал он.
Витюк всё ещё молча смотрел на старика, точно стараясь решиться на что-то. Вдруг он, не выпуская тележки, крепко обхватил левой рукою его шею, а правой нащупал верхний карман пиджака и осторожно засунул в него ручку колокольчика.
— Блякай! — неожиданно твёрдо выговорил он, торопливо сполз на пол и протянул руку матери. — Пойдём!
Дарья ещё раз молча в пояс поклонилась и направилась к двери. На пороге Витюк обернулся.
— Блякай! — повторил он, неожиданно горестно всхлипнул, и дверь тихо затворилась.
Андрей Иванович с живостью привстал, будто хотел что-то-крикнуть, но опять сел и опустил голову. Он не пошевелился, когда в контору спешно вошёл директор пункта.
— Андрей Иванович, что же вы? Вас ищут. Эвакуируемся. Последние машины с зерном уходят. Витюка я уже отправил.
