такой дрянью дружить!»
Но Чернушка была другого мнения. Она притаивалась за углом и весело кидалась на мохнатую шею Пума.
Вскоре на смену зиме подошла веселая весна, и приятели вылетели с играми на улицу. Особенно радовался их дружбе хромой Петя. Много ходить ему было трудно, игры с беготней — не по силам. А теперь, сидя на крылечке, он подолгу наблюдал возню котенка с собакой и забывал о своем увечье.
Но однажды чуть не случилась беда.
Тетя Домна присутствовала только при самой развязке.
— Слышу я, — рассказывала она Анне Васильевне, — Петюнька не своим голосом кричит. Я и бегу. А он стоит, костылем машет, а другой рукой Пумку держит за шиворот. А собачища чужая знай скачет, Пумку достать хочет, а Петюнька не дает.
От Пети не скоро удалось добиться связного рассказа.
— Он Чернушку хотел… — всхлипывал мальчик*,— Чернушку хотел разорвать. А Пумка ка-ак кинется и его прямо за морду хвать. Чернушка — к дереву. А собака опять за ней, а Пумка опять ее за морду. Чернушка на дерево вскочила. И собака тогда Пумку, Пумку моего…
И он со слезами прижал к себе щенка.
Пумка весь дрожал и то повизгивал, то рычал — переживал происшествие. Анна Васильевна, сама растроганная и взволнованная, осмотрела его. Из прокушенного плеча немножко сочилась кровь, но других повреждений не было.
— Не плачь, — успокоила она Петю, — цел твой Пумка. А за Чернушку мы ему большую кость дадим.
Пумка, герой и победитель, получил за этот день больше ласк, чем за все предыдущие.
За обедом Анна Васильевна, против всяких правил, позвала Пума в столовую и сама дала ему большую кость с мясом. Герой торжественно улегся с нею посреди комнаты, окруженный восторженным вниманием ребят.
— Грызет-то как ловко! — восхищался Сергушок, точно Пум и это сейчас делал особенно, по- геройски.
Чернушка, распустив пушистый черный хвост, ласково, подошла к нему.
Шерсть на спине героя угрожающе встопорщилась.
«Рррммм!» — сказал он и крепко вцепился в кость.
«Мурр, мурр», — благодушествовала Чернушка и протянула мордочку к самой кости.
«Рррр-ав!» — разразился Пум и, бросив кость, угрожающе повернулся к Чернушке.
В один миг она взлетела на самый верх буфета, к рыжему Ваське, перепуганная не так Пумкиным рыком, как общим громким смехом.
— Ой, не могу! — покатывался Сергушок. — Ой, уморил! Сам от собаки спас и сам же из-за кости…
Один рыжий Васька был очень доволен. «Фшш, я ж говорил, — торжествовал он. — Я ж говорил: собака — собака и есть».
Петя огорчился опять чуть не до слез.
— Гадкий ты пес, — укорял он Пумку, — опозорил меня при всех. Ну, подожди же!
На следующий день он явился в кухню с большой чашкой в руках.
— Тетя Домна, — сказал он, — дай мне, пожалуйста, чего-нибудь повкуснее. Не могу терпеть, что Пумка — жадюга. Я его выучу. Только никому не скажи, ладно?
— В ликбез, стало быть, определить хочешь? — смеялась Домна и щедрой рукой налила в чашку жирного супа.
— На тебе, и с хрящиком. Ничего только у тебя не выйдет. Сказано ведь, собака — пес!
Но Петя, взяв на руки Чернушку, уже присел в углу за печкой.
— Вот увидишь, — отвечал он. — Пум, поди сюда!
Прошло десять долгих дней. Работа по «ликбезу» в чуланчике за кухней осталась тайной для всех, кроме тетки Домны. И наконец настал вечер торжества.
— Анна Васильевна, — сказал за ужином Петя. — Можно мне Пума при всех покормить? Один только раз. Я что-то покажу. Можно? Спасибо! Пум, Чернушка, ко мне!
И рыжий Васька с обидой и злостью увидел с верхушки буфета, как два маленьких носа — розовый и черный — дружелюбно уткнулись в чашку с вкусной едой.
Дети были в восторге.
— Ну и Пумка! — кричали они вперебой. — Ну просто как человечек, все понимает!
А Васька смотрел-смотрел с буфета, отвернулся и зевнул от обиды:
«Еще кошка называется. С собакой из одной чашки ест. С голоду умру — не стану. Мяауу… Фф- пшш!»
Петя утром вышел на двор и устроился с книгой на скамейке под старой липой. Это было его любимое место: здесь можно и почитать, и полюбоваться, как Пум с Чернушкой в догонялки играют. Но сегодня у них что-то игра не ладилась. Чернушка вышла на крыльцо и разлеглась на самом солнышке. Пум перед ней и прыгал, и на передние лапки припадал — делал вид, что, хочет на нее наброситься, а она вовсе на него смотреть не хочет, даже отворачивается.
Наконец Пум вспылил, тявкнул сердито и дернул капризницу за кончик хвоста: вот же тебе!
И тут… — Петя даже приподнялся на скамейке — Чернушка с шипением вскочила и хлоп лапкой по Пумкиному черному носу. Пум себя не помнил от обиды. Он рычал и лаял уже по-настоящему и, может быть, теперь щипнул бы Чернушкин хвост и посильнее, но она снова зашипела и прыг к двери. Только ее и видели.
Пум долго не мог успокоиться, подбежал к Пете и с визгом ему жаловался, потом бросился к двери и зарычал в щелку — погоди, мол, сочтемся!
Но Чернушка не отозвалась и на двор больше не вышла.
Пум до того расстроился, что даже за воробьями гоняться не захотел, хоть они у самого его носа драку затеяли. Лег около Пети, положил морду на лапы, ну просто как взрослый серьезный пес. Лежит и вздыхает.
Скоро зазвонил звонок к воскресному обеду. Все собрались очень быстро. Кому неизвестно, каковы воскресные пироги тети Домны! Но кроме пирогов оказалась еще и новость. Валя, как всегда, к обеду чуть опоздала, прибежала, когда все уж за столом сидели, да как крикнет:
— У Чернушки котятки! У Чернушки котятки!
Где? где? — закричали все разом, стулья задвигались, все собрались выскочить из-за стола, но тут Анна Васильевна вмешалась:
Нет никаких котят. Что ты выдумала, Валя? Садись скорее на место, садитесь все!
Нет, правда, — торопилась Валя, — то есть да, нет котяток. Только будут. Тетя Домна в корзинку подушку положила, а Чернушка сразу поняла, что ей. Она такая умная, сама в корзинку прыгнула. У тети Домны в комнате.
Ребятам даже пирогов расхотелось, до того было интересно посмотреть на Чернушку в корзинке, но Анна Васильевна почти рассердилась (совсем сердиться она не умела).
— Не будете смирно сидеть, никому на Чернушку в корзинке смотреть не позволю, — пригрозила она.
Пироги ели нехотя: у всех на уме были котята. Всем было интересно, одному Пуму очень грустно. Ему ведь непонятно, почему веселая Чернушка сразу с ним раздружилась.
Прошло несколько дней. Пум уже не приставал к бывшей подружке с играми. Подойдет к ней тихонечко, посмотрит, и большие его темные глаза полны недоумения, обиды.
Он пробовал приносить Чернушке свои лучшие тряпочки, складывал их на крыльце перед самым ее носом, подбрасывал и ловил их, но Чернушка отворачивалась с таким презрением, точно никогда такой ерундой не интересовалась. Пум тихонько отходил, ложился и вздыхал.
А вскоре стало еще непонятнее. Он бежал по коридору и вдруг остановился, точно наткнулся на что- то: из комнаты тети Домны послышался тихий писк.
Мыши? Нет, мыши не так пищат. Минута — и Пум оказался в комнате. Еще минута — и его мордочка
