остались бы незамеченными, но конь горбатого юноши, поравнявшись с развесистым кустом, из-под которого они выглядывали как из норки, вдруг захрапел и подался в сторону: блестящие огоньки ребячьих глаз показались ему подозрительными.
— Что там такое, Эгберт? — вскричал пожилой рыцарь и привычно быстро схватился за рукоятку меча. Горбатый юноша приметно вздрогнул и, не отвечая, посторонился, пропуская отцовского коня поближе к подозрительному месту — похоже, избыток храбрости его не тяготил. Но тут же в глазах его сверкнуло любопытство:
— Ей богу, — воскликнул он высоким резким голосом, — в жизни не видал двух борзых щенят более похожих друг на друга, чем эта пара!
Наклонившись с седла, горбун минуту внимательно рассматривал застывших от неожиданности детей.
— Пет, — сказал он, вдруг выпрямляясь, — спрячь-ка эту дичь в мешок, я устрою с ними дома кучу весёлых выдумок, — и, не интересуясь тем, как будет выполнено его приказание, поскакал дальше.
В смертельном ужасе ребята как зайцы кинулись в лес и лишь после долгих поисков слуги наткнулись на одного из них, забившегося в дупло старой ивы над ручьём.
— Дрянь этакая, счастья своего не понимает! — ворчал озлобившийся от долгой беготни Пет и, грубо вытащив мальчугана из дупла, толкнул его так, что он жалобно вскрикнул и заплакал. Тотчас же кусты зашевелились, из них выскочил Гуг и со сжатыми кулаками кинулся на Пета.
— Пусти Улла! — воинственно закричал он. Но тут второй слуга проворно обернулся, ухватил его за шиворот и ловко накрыл сеткой для ловли птиц.
— Так-то спокойнее будешь. — смеялся, затягивая петли. — Не хочешь брата бросать? Молодец. Смотри-ка, Пет, чем не соколёнок? О, чёрт!.. — крепко ударив пленника, он замахал рукой: «соколёнок» умудрился хватить его зубами за палец.
Слуги быстро нагнали неторопливо ехавших господ. Старший из путешественников оглянулся на болтавшуюся за их сёдлами живую добычу.
— Напрасно ты с этим связался, Эгберт, — промолвил небрежно. — Кто знает, чьи они? Мне не нужна ссора с их господином…
Горбун, лениво пожимая плечами, ответил:
— Чьи бы они, отец, ни были, кому какое дело до пары щенят? Мало их, что ли, плодится в любой деревне…
А как к этому относятся сами похищенные, их родители? Такая «странная» мысль не пришла, да и не могла прийти в голову благородным рыцарям. Разве считаются с горем собаки, если господину понравились её щенки?
«В те времена белка могла перейти всю Англию с запада на восток, нигде не спускаясь с зелёных ветвей на землю, так велики и густы были леса», — писал древний летописец.
И это не было большим преувеличением — лес тянулся бесконечно. Лошади шли и шли мерным шагом, и за сёдлами рослых слуг качались две маленькие детские фигурки. На привалах мальчикам развязывали руки. Остерегаясь острых зубов одного из «зверьков», Пет протягивал им по куску хлеба и по кружке воды — тем заботы о пленниках кончались. Братья не просили освободить их и вообще угрюмо молчали, но вечерами, лёжа рядом со связанными руками, тихо о чём-то шептались. Иногда один начинал тихо плакать, тогда другой скрипел зубами.
— Перестань, — говорил он, — всё равно убежим, я придумаю — как.
— Ты придумаешь. — доверчиво соглашался другой.
Потом они засыпали, и во сне медленно высыхали полосы слёз на щеках Улла. Веки Гуга под нахмуренными бровями были всегда сухи.
Наконец пасмурные объятия леса разжались и освобождённая дорога направила свой проворный бег по полям, желтевшим копнами не убранного ещё хлеба. В этом месте звонкая речка Дув, приток полноводного Трена, описывала большую дугу, обходя группу убогих хижин деревушки Локслей. Дальше скалы сжимали реку, она сердито вскипала в крутых берегах и швыряла клочья пены на спускавшиеся к воде каменные уступы.
Дорога, покинув поля, извиваясь, взбиралась по этим уступам и на самой вершине круто обрывавшейся скалы подходила к высокой каменной стене. За ней был угрюмый замок под красной черепичной крышей. Отсюда, сверху, в голубоватой дымке лесов, за сверкающей излучиной реки бедная деревушка казалась беззащитной. Замок же, весь сжатый, подобранный, ощетинившийся зубцами и башнями, был похож на хищного ястреба, готового и напасть и отразить любой удар. Едва подъехали к нему запылённые путники, как громкий звук трубы, требовательный и нетерпеливый, возвестил об их прибытии. Сторожевой воин в угловой башне громко закричал, взмахнул руками, и по стене тотчас забегала стража, тяжёлый подъёмный мост отделился от стены и, громыхая цепями, лёг поперёк глубокого, наполненного водой рва — кованные железом ворота, толстые, как коридор, впустили всадников во внешний двор, другие, ещё более массивные и крепкие, — во внутренний, к самому замку.
Привратник низким поклоном приветствовал господ и, пропустив их, удивлённо тронул одного из всадников за рукав.
— Что за странную добычу привезли вы, Джим?
— Новая забава молодого господина, — пожал тот плечами, — щетинятся, как ежи, особенно вон тот. Зверята и есть: не знают даже названия места, в котором их поймали. А этот — мало что не откусил мне палец. Видал? — нагнувшись с седла, слуга продемонстрировал «боевую» рану.
— Родителям — два лишних рта со счёта долой, — деловито заметил привратник. — Дома-то поди и коры толчёной им по весне не хватало. — А насчёт пальца посочувствовал: — Зубы им молодой барон скорёхонько укоротит!
Таковы были первые слова, приветствовавшие мальчиков в новой жизни.
Тем временем весть о приезде господ разнеслась по замку. Тоненькая девочка с сияющими радостью голубыми глазами вдруг появилась в распахнутых дверях. С весёлым восклицанием барон Локслей соскочил с лошади, а она, смеясь и путаясь в длинном платье, сбежала с высокого крыльца и бросилась ему на шею.
— Я слышала, — повторяла она, — я давно слышала твой рог, ещё в лесу, а няня Уильфрида мне не поверила, и я… А это что такое, отец?
Девочка с живостью указала на маленьких пленников. Пет уже снял их с лошади, но держал обоих на верёвке, как собак на сворке, в ожидании распоряжений.
— Мои игрушки, — равнодушно проронил горбун. Не здороваясь с сестрой, он соскочил с лошади и прошёл мимо, предупредив: — Не вздумай просить, нужны мне самому… Одеть и привести к ужину, — бросил он, поднимаясь по лестнице.
Девочка вдруг как-то сразу притихла, выпустив руку отца, с состраданием устремила глаза на ребят, на их истерзанную одежду.
Всё это время братья стояли неподвижно, крепко держась за руки, и Пету пришлось сильно потянуть за верёвку, чтобы сдвинуть их с места. Но тут Гуг вдруг шагнул и дотронулся до его рукава. Слуга от удивления чуть не выронил ремешок:
— Ты… чего?
Мальчик смотрел как-то странно.
— Как её зовут? — глухо и требовательно выговорил он.
Поражённый неслыханной дерзостью «зверёныша», Пет минуту молчал, и белокурая девочка молчала растерянно.
Опомнившись, слуга изо всей силы дёрнул верёвку, едва не сбив детей с ног.
— Господи, помилуй мою душу! — искренне негодовал он. — Ну, не сносить тебе головы, щенок, с таким нахальством. Прости его, милостивая госпожа, по глупости это, клянусь святой Бригидой, по глупости! Шевелись, ты, зверёныш!
И, круто повернувшись, Пег поспешил к воротам, ведущим на первый двор замка, таща за собой детей и приговаривая на ходу:
— Как её зовут… это он про милостивую нашу госпожу Элеонору! Перед самыми её очами, грязное отродье! Ну, счастлив твой бог, что не слыхал тебя старый барон, ты, лесной волчонок!