Он увидел, как стоявшие впереди машины стали уходить. Значит, сработал и Салий. Теперь дело за ними. Выстрелы над дорогой потихоньку стихали. И это было хорошо знакомо Акрамову. Постиг методы действий душманов. Они не менялись. Один-два выстрела из засады — и быстрый отход в зеленую чащу.
Легкий точок, и вновь полыхнуло жаром, и еще один огненный каток свалился под откос.
— Молодец, Аманбеков! Спасибо тебе, дорогой! — похвалил Акрамов подчиненного.
…Вечером он уже докладывал комбату о выполнении задания.
— Три машины, — покачал головой Царев. — Пятнадцать тонн.
— Знакомый почерк, — озабоченно заметил Гарник. — Лютуют «духи». Повернувшись к Акрамову, спросил: — Ожоги у ребят сильные?
— Нет, — ответил Наби. — Все нормально. На этот раз пронесло. Все в строю.
— Всегда бы так, — вздохнул Царев. Бросив взгляд на Акрамова, невесело усмехнулся. — Мы тут без тебя тоже с огнем поединок держали. Правда, — запоздали, но все же хватило и на нас.
Наби с недоумением посмотрел на комбата.
— В кишлаке ЧП, — пояснил Гарник. — Душманы школу сожгли.
— Школу? — ахнул Акрамов. — Когда?
— Прошлой ночью, — ответил Царев. — На все идут, лишь бы держать в страхе народ.
— А вот с этим я не согласен, — задумчиво произнес Гарник. — Народ уже совсем не тот, что был раньше. Страх ему теперь неведом. Умеет за себя постоять. Именно это и вызывает злобу у душманов…
— Вот это новость, — протянул Наби, думая о школе, о том, сколько труда вложили в строительство его подчиненные. В эту минуту он не чувствовал усталости от пережитого. Все его мысли невольно были о кишлаке…
Школа вспыхнула на рассвете. В тот самый час, когда кишлак, только что проснувшись, готовился к утреннему намазу. О пожаре Гасан узнал по пути к дому Фатимы, куда направлялся после ночного дежурства. Заметив бегущих навстречу людей, насторожился.
— Что случилось? — спросил с беспокойством у одного из дехкан.
— Школа! — выдохнул тот не останавливаясь. Забыв о бессонной ночи, Гасан бросился назад к дому дуканщика. Еще на бегу услышал, как где-то вдали, за розовыми от утреннего солнца дувалами, раздалось несколько резких хлопков. Они ему уже были знакомы. Приходилось слышать и раньше.
— Неужели мины? — обжегся страшной догадкой. А когда подбежал к школе, когда, тяжело дыша от бега, огляделся, понял, что не ошибся. Вокруг догорающего здания в трех местах толпились жители кишлака. Гасан растерянно оглянулся — куда идти? Не раздумывая долго, бросился к ближайшей группе дехкан. Протиснувшись сквозь плотные ряды людей, вздрогнул от увиденного. В двух шагах от него лежал Али Дерхан. Упираясь руками в песок, он пытался подняться, но это ему не удавалось. Еще не придя, видно, в себя от случившегося, еще не поняв, что у него нет больше ног, Али пытался встать в свой полный рост и броситься туда, где беспощадный огонь сжигал его мечту, уничтожал мечту всех взрослых и детей кишлака. Стыдясь не боли, которая разрывала его тело, а своего бессилия, Али плакал и, оставляя после себя кровавый след, полз к дымящейся школе в надежде еще укротить огонь.
— Али! — воскликнул Гасан и бросился к товарищу. — Помогите же, — не оглядываясь, прокричал толпе.
Дерхана унесли на носилках, а Гасан кинулся туда, где мелькнула знакомая высокая фигура Хамида.
— Мины! — подбегая к нему, выдохнул Гасан. — Они обложили школу минами.
— Знаю, — рубанув рукой воздух, ответил тот. — Сейчас главное — оцепить опасный участок.
— Понял, — ответил Гасан.
Через минуту вокруг темного дымящегося пятна, на месте которого еще час назад возвышалась школа, редкой цепочкой застыли бойцы отряда самообороны, жители кишлака.
— Али жалко, — подходя к Хамиду, сказал Гасан. — Какого бойца потеряли…
— Али? — круто повернулся к Гасану Хамид. В его глазах сверкнуло что-то такое, от чего Гасан невольно съежился. — А тех, других, тебе что, не жалко? Три человека подорвались на минах, а тебе жаль лишь одного Али.
— Я не так выразился. Я не так сказал, — виновато пробормотал Гасан. — Честное слово, не так. Просто Али был мне боевым другом.
— Все мы в это время должны быть боевыми друзьями, — жестко заметил Хамид. — А за Али не волнуйся. Лишь бы остался жив. Он из тех, кто и без ног будет до конца служить революции.
— Люди! — вдруг раздался над площадью взволнованный голос секретаря партийной организации кишлака Махмуда Бари. — Посмотрите еще раз на эти дымящиеся остатки того, что мы вместе с вами строили. Знаю, они вам знакомы. Вы уже не раз видели следы пожарищ, кровь. Вспомните, вы умирали от голода, когда банда Башир-хана устроила нам блокаду, вы сгорали от жажды, когда они взорвали, разрушили кирязы и воды не стало. Вы многое вынесли, испытали. Так неужели ваши сердца равнодушны к тому, что происходит?
От этих слов угрюмо молчавшая толпа недовольно загудела.
— Верю, что вам обиден мой упрек, — продолжал Махмуд. — Как верю и в то, что вам по душе новая власть. Она освободила вас от вечной кабалы, дала землю, свободу. Но ее надо защищать. А для этого нужна ненависть к врагам. Я говорю об этом потому, что и среди вас, даже стоящих сейчас здесь, на площади, где только что пролилась кровь, есть такие, чьи сердца охвачены страхом, кто пока не до конца определил свое место в борьбе. Посмотрите еще раз на эти дымящиеся остатки, пусть они помогут вам сделать выбор…
— Пошли встречать шурави, — сказал Хамид, обращаясь к Гасану.
— Шурави? — переспросил тот. — Значит, они уже в курсе?
— Конечно. Махмуд был тут с самого начала пожара. Только раздались взрывы — сразу послал за помощью. Ведь никто не знает, сколько еще мин осталось…
Гасан хотел спросить еще что-то, но тут его внимание привлек выбежавший из ближайшего проулка человек.
— Мой! — кричал он истошно, прижимая что-то к своей груди. — Мой!
Через несколько секунд незнакомец был уже возле царандоевцев.
— Мой! — выкрикнул он и бросил к их ногам пустой хурджин.
— Ну и что? — удивленно поглядев на Гасана, спросил Хамид.
— А то, что еще несколько дней назад в нем я хранил половину своего состояния, — не скрывая слез, всхлипнул незнакомец.
— Это же тот, из караван-сарая, — шепнул Гасан.
— Понял, — кивнул Хамид и поднял кожаный мешок. С любопытством осмотрел его, заглянул внутрь.
— Он пустой, как мой карман, — зло выдохнул стоявший рядом незнакомец.
— Не совсем, — произнес Хамид и, сунув руку в хурджин, достал из него прозрачный полиэтиленовый мешочек.
— Твой? — внимательно рассматривая находку, спросил несостоявшегося богача.
— Зачем мне это? Я вез деньги. Я их столько лет зарабатывал вот этими руками.
— Интересно, — пробормотал Хамид, все не отрывая взгляда от пакета. — Посмотри, Гасан.
Гасан посмотрел и все понял. Ему приходилось видеть такие мешочки с чуть заметными на стенках пятнами от масла. Еще под Кундузом встречал. В них душманы получали пластиковые мины от тех, кто осел в Пакистане.
— Так, говоришь, не твой мешочек? — бросая цепкий взгляд на незнакомца, строго спросил Хамид.
Почувствовав недоброе в голосе, тот сник.
— Что ж, выясним. — Хамид спрятал находку в карман. — Кстати, а где другой хурджин?
— О, если бы я знал, то не стоял здесь, перед вами, — с горечью вздохнул незнакомец. — Давно бы с ним покинул этот проклятый кишлак.
