Фашисты шли во весь рост: с засученными рукавами, с автоматами наперевес, не маскируясь, открыто, нагло. Думали: «Чего бояться, в Западной Европе брали не только города, но и целые государства».

Когда гитлеровцы приблизились к заставе на двести — триста метров, по ним ударили пулеметы, защелкали винтовочные выстрелы.

Шквальный огонь «Дегтяревых» и «максимов» начисто вырубил первые цепи фашистов. Наступавшие сзади перебежками, ползком продолжали двигаться вперед, но их косили свинцом из первого блокгауза ручные пулеметы Галченкова и Герасимова. С левого фланга длинными очередями поливал гитлеровцев из своего станкача сержант Котов.

Поредевшие цепи залегли, а потом повернули назад. Но меткий огонь пограничников настигал их. Луг перед заставой был усеян трупами фашистов.

Лопатин собрал командиров отделений, поблагодарил за выдержку и умелые действия при отражении первой атаки.

— Берегите боеприпасы. До подхода наших частей придется отбить не одну атаку. Самое трудное впереди. Но я верю в вас, дорогие друзья!

Когда командиры отделений разошлись по своим местам, Лопатин обратился к Гласову:

— Павел Иванович, займись ранеными и посмотри, как там женщины с детьми.

От железнодорожного моста доносились пулеметные очереди, ухали взрывы. Лопатин и Гласов прислушались.

— Погорелов… — первым нарушил молчание политрук. — Трудно, видно, ему там приходится…

— Да, труднее, чем нам, — вымолвил Лопатин, беспокойно глядя в сторону моста. «Сумеет ли Погорелов с горсткой бойцов удержать мост до подхода наших частей?» — это тревожило его не меньше, чем оборона заставы. Но о трагедии, разыгравшейся у железнодорожного моста, о судьбе Погорелова и его товарищей он узнает только к концу дня.

Гласов появился в дверях подвала как всегда спокойный, невозмутимый.

— Ну как там? — Тревожные взгляды женщин впились в него. — Мы уж тут чего только не передумали.

— Отбили атаку фашистов, — облегченно вздохнул политрук. — Ничего, выдержим!

Слова Гласова немного успокоили женщин. Он окинул быстрым взглядом отсек подвала.

— Вот что, дорогие женщины, переносите сюда из казармы матрацы и постели. Устраивайте детей и готовьте место для раненых. — Политрук сделал небольшую паузу. — А чтобы в голову мысли дурные не лезли, берите-ка ящики, распечатывайте их и набивайте патронами диски, ленты. Когда фашисты ринутся в новую атаку, времени у нас на это уже не будет.

Во двор заставы на коне влетел Василий Перепечкин, серый от пыли. Час назад Лопатин послал его в Сокаль за подкреплением.

Не дожидаясь, когда он спешится, Лопатин спросил:

— Ну что, пробился? Будет подкрепление?

— Кругом немцы, — сказал тот, спрыгивая с коня.

— Надо было тебе через Стенятин.

— Там тоже их мотоциклисты, я попробовал по Тартаковскому шоссе, и там… Везде фашисты.

Лопатин и Гласов молча переглянулись. Они поняли, что ждать помощи в ближайшее время неоткуда, нужно держаться своими силами.

К вечеру на заставу из группы Погорелова приполз раненный в ногу и лицо красноармеец Давыдов. Тяжело дыша, сплевывая сгустки крови, он рассказал о том, что случилось у моста.

Более получаса Погорелое с отделением удерживал железнодорожный мост. Пулемётным огнем срезал взвод конницы, стремившейся проскочить по мосту. Все попытки овладеть мостом были отбиты. Тогда гитлеровцы переправились через Буг выше и ниже по течению и стали окружать горстку пограничников. Лейтенант приказал раненому Давыдову поспешить на заставу за подкреплением. Еще издали Давыдов увидел, как фашисты окружили группу Погорелова, услышал ожесточенную стрельбу и команду лейтенанта: «Бей их, гадов, гранатами!» Затем стрельба прекратилась.

Вечером, когда бой утих, политрук Гласов созвал коммунистов заставы. В одном из отсеков подвала собралось не более десяти человек. В полумраке, при слабом свете керосиновой лампы, белели повязки раненых, лихорадочно горели глаза людей. Но не было здесь лейтенанта Погорелова и многих из тех, кто в ночь на 22 июня находился в наряде на границе и принял неравный бой.

Парторг заставы сержант Д. С. Моксяков в своих воспоминаниях рассказывает:

«Это было необычное партийное собрание нашей заставы. Первое собрание в боевой обстановке. Мы не избирали президиума, не вели протокола. Начальник заставы Лопатин обрисовал обстановку:

— Положение наше трудное. Фашисты окружили заставу плотным кольцом. Помощи в ближайшие часы ждать неоткуда…

Затем выступил Гласов. Он говорил спокойно, но с какой-то особой проникновенностью:

— Коммунисты первыми шли на смертный бой с интервентами и белогвардейцами в гражданскую войну. Будем же и мы драться до последнего патрона, до последней капли крови, так же геройски, как сражалась группа Погорелова. Если потребуется, умрем, но не отступим…

Коммунисты расходились по окопам и блокгаузам с суровыми лицами, полные решимости драться до последнего вздоха».

На рассвете 23 июня наблюдатели заметили на шоссе колонну немецких грузовиков с солдатами, двигавшуюся на восток, к Сокалю.

— Огонь по фашистам! — скомандовал Лопатин.

И сразу заговорили пулеметы. Подбитые машины остановились, некоторые свалились в кювет, загорелись. Уцелевшие фашисты поспешно выпрыгивали из кузовов и прятались в пшенице. Долго враг не мог опомниться от этого неожиданного удара.

Получив накануне отпор, немцы не решались атаковать заставу в лоб. Укрываясь за обгоревшие развалины складов, конюшни и бани, они стали скрытно подползать с тыла. Но уловка не помогла. Пограничники вовремя обнаружили их. Со второго этажа заставы открыли огонь из ручных пулеметов Моксяков и Зикин, с фланга — из станковых пулеметов бойцы отделения Котова. Фашисты ринулись к заставе. В это время со второго этажа пограничник Герасимов сбросил на них ящик с гранатами, предварительно выдернув из одной предохранительную чеку. Взрыв потряс округу. Немцы повернули назад, но пули настигали их. Более двух десятков солдат и офицеров нашли свою смерть во дворе заставы и на подступах к ней.

На следующий день пограничники обнаружили, что гитлеровцы установили на краю села Скоморохи орудия и стали бить по заставе прямой наводкой.

Фашисты уже считали, что все пограничники погибли. Но стоило им приблизиться к развалинам, как из амбразур, пробитых в стенах подвала, из уцелевших блокгаузов ударили станковые и ручные пулеметы, из окопов полетели ручные гранаты. Атака фашистов срывалась.

На время артобстрела пограничники уходили в подвал, заваленный битым кирпичом. Но как только обстрел прекращался, быстро занимали боевые позиции и встречали врага огнем.

Артиллерийские обстрелы сменялись атаками, атаки — огневыми налетами. Так продолжалось изо дня в день.

При каждой попытке захватить заставу гитлеровцы оставляли на ее подступах десятки убитых и раненых. Но и небольшой гарнизон пограничников день ото дня редел, все меньше оставалось в строю людей, способных держать оружие. Кончались боеприпасы. На исходе были и скудные запасы продуктов. Воду давали по глотку, берегли для раненых и детей, а больше всего — для станковых пулеметов. Теперь, когда стрелков становилось меньше и меньше, на «максимы» была вся надежда при отражении вражеских атак.

С наступлением темноты, едва прекращался обстрел, Лопатин и Гласов обходили огневые точки, осматривали уцелевшие укрепления — блокгаузы, блиндажи. Пограничники расчищали окопы, ходы сообщения, поправляли поврежденные блиндажи и дзоты. Гласов вытащил из-под битого кирпича иссеченный осколками транспарант, висевший у входа в казарму: «Чужой земли мы не хотим, но и своей ни одного вершка не отдадим». Стряхнул с него бурую пыль и стал укреплять на уцелевшем обломке стены.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату