остальные бойцы группы майора Бондаря устремились вперед.
Сразу же за мостом группа вырвалась на улицу, ведущую на Кенигсплац, к рейхстагу. Ее перекрывали многочисленные баррикады, завалы, траншеи. Канунников, Кагыкин и Казанцев преодолели первую баррикаду и завязали бой с фашистскими автоматчиками и фаустниками.
…Дом за домом советские воины очищали последний перед Кенигсплацем квартал. До рейхстага оставалось метров пятьсот. Вся площадь перед ним перекопана траншеями, изрыта воронками от снарядов и бомб. Десятки дотов, блиндажей, колючая проволока, стальные ежи, ящики и мешки с песком. Тут же — зарытые в землю танки, перевернутые остовы грузовых машин. И все это стреляет, гремит, отчаянно сопротивляется.
Наступлению мешал и глубокий, затопленный водой ров — часть трассы строившегося метрополитена.
Группа майора Бондаря залегла. Из четырнадцати человек в ней осталось девять. Один из них, Канунников, ранен.
— Тебе, Василий, лучше бы в медсанбат… — сказал Кагыкин. — Кровь-то сочит…
— Что ты, Петя, «медсанбат»! До рейхстага рукой подать… Вместе брать будем. — Не желая больше об этом говорить, перевел на другое: — Ловко ты снял этих двух фаустников! Я ведь тоже заметил их, сажу из автомата, от кирпича только пыль летит, а достать их не могу. Да и того, который сбоку вылез со шмайсером, не увидел. Не крикнул бы ты, так и остался бы там. По правде сказать, похолодела моя душа. Да и у него, видать, рука дрогнула, когда ты закричал, потому очередь стороной пошла, вот одна только дура и зацепила. Так что, Петя, до гроба тебе спасибо.
— Да уж похолодеет, когда на тебя автомат в упор! — усмехнулся Кагыкин. — Был у меня такой случай. Летом сорок четвертого под Рогачевом танки их прорвались к нашим артиллерийским позициям. Мое орудие за бугорком, и гитлеровские танкисты не сразу его заметили. А я приловчился: как только танк выползает на бугор, тут я его прямой наводкой — бац… Четыре штуки подбил! А потом гляжу — пехота прет. Ну, эту шрапнелью. Все б ничего, да откуда-то сбоку выползла чертова коробка с крестами и прямо на орудие. Вижу — не успею развернуть свою полковушку, каюк нам пришел. Кричу подносчику: быстрей бронебойный! Развернул пушку, а танк уже шагах в тридцати. Стальная громадина надвигается, грохочет. Минута — и раздавит пушку и весь расчет. Вот тогда у меня тоже в груди похолодело. Не помню, как в казенник вогнал снаряд. А он, подлый фашист, упредил. Меня ударило в грудь, опалило огнем, но, к счастью, я успел рвануть за спуск… Ребята потом говорили: не дошел тогда фашистский танк до моего орудия шагов десять, вспыхнул факелом.
Короткая передышка кончилась, смолкли разговоры. В два часа дня залпом сотен орудий началась артиллерийская подготовка. Над головами приготовившихся к атаке солдат с воем и свистом летели мины, проносились, шипя, реактивные снаряды «катюш». Их шкворчащие, ослепительные хвосты напоминали Кагыкину раскаленный металл, выливавшийся из ковша в изложницы, разбрасывающий мириады искр. Когда гвардейские минометы открывали огонь по врагу, Петр неизменно испытывал чувство торжества. Ему казалось, что на головы фашистов низвергается тот самый металл, который он с Митрофанычем плавил на Кузнецком заводе.
От взрывов все потонуло в грохоте и черных клубах дыма. Бойцы штурмовой группы приготовились к броску. И как только артиллерия перенесла огонь в глубину вражеской обороны, Кагыкин, успевший перекинуть через ров бревно, первым перемахнул на ту, другую сторону и увлек за собой остальных. Расчищая путь огнем автомата, он бежал, перескакивал через траншеи, воронки и завалы. От него не отставали сержант Докин, ефрейторы Казанцев, Лященко и сержант Канунников с развернутым флагом. На Кенигсплац ворвались бойцы сразу нескольких полков. В дымном воздухе алыми вспышками замелькали в разных местах флаги других штурмовых групп. До рейхстага — пятьдесят, тридцать, двадцать метров… И вот наконец ступеньки лестницы, ведущей к главному входу; Кагыкин, метнув в окна несколько гранат, в числе первых взбежал по ней. Оглянулся и увидел, как сержант Канунников, бежавший за ним с флагом, покачнулся и упал на мостовую. Ефрейтор Лященко подхватил его, взял из ослабевших рук Канунникова флаг, рванулся по ступенькам вперед. Массивная входная дверь не открывалась. Несколько солдат притащили бревно.
Удар, другой — дверь с треском распахнулась. В рейхстаг ворвались сотни бойцов, завязалась перестрелка с гитлеровцами, открывшими огонь из всех углов и соседних комнат. Штурмовая группа после короткого боя ворвалась наверх. Кагыкин с товарищами пробрался по крыше к скульптурной группе, установленной на северном крыле здания рейхстага, и укрепил на ней красный флаг. Ветер подхватил алое полотнище, и оно затрепетало в дымном воздухе. Мгновение воины с сияющими, гордыми лицами, затаив дыхание, смотрели на бьющийся на ветру стяг. Треск автоматов, свист пуль заставили их лечь. Из чердачных окон с противоположной стороны ударили фашистские автоматчики. Укрыться было негде.
— Отходить вниз! — скомандовал майор Бондарь. Бойцы кубарем скатились на второй этаж, в банкетный
зал. Сбегая вниз, Бондарь успел кинуть взгляд наверх, где минуту назад ярким пламенем полыхал водруженный ими алый стяг, но в дыму трудно было что-либо разглядеть. На втором этаже шла ожесточенная перестрелка. Не успел Кагыкин занять позицию за опрокинутой тумбой и открыть огонь, как услышал: «Берегись, сзади фрицы!» Обернулся — верно: группа фашистов. Сержант полоснул по ним длинной очередью. На помощь подоспели сержант Докин и ефрейтор Ляшенко. Более десятка вражеских солдат повалились на пол, остальные торопливо подняли руки.
К концу дня 30 апреля накал боя в рейхстаге ослаб. Залы и комнаты очищались от гитлеровцев. Группа добровольцев Бондаря после многочасового боя спустилась на первый этаж. Бойцы присели на ступеньки лестницы, вынули кисеты. Кагыкин оглянулся. В центре зала, напротив входа, возвышалась большая статуя. Когда ворвались в рейхстаг, в дымном полумраке он чуть не натолкнулся на нее, но разглядывать было некогда, быстро промчался наверх. Теперь же с любопытством созерцал ее. Надменный властелин с сурово насупленными бровями недружелюбно смотрел на бойцов.
— Кто это? — спросил Кагыкин. — Что он так хмурится, вроде чем-то недоволен?
— Бисмарк. «Железный канцлер», как зовут его немцы, — ответил всезнающий москвич Докин. — Железом и кровью создавал великую Германию.
— Что, тоже вроде Гитлера? — скручивая цигарку, допытывался Петр.
— Нет, он был поумней. Предупреждал немцев — никогда не воевать против России.
— Видать, башковитый был, не в пример бесноватому фюреру. Чуял, кто пойдет на Россию, тот непременно приведет за собой русских солдат прямо в рейхстаг, — под общий смех закончил Кагыкин.
30 апреля площадь и вся местность, прилегающая к рейхстагу, огласилась громогласным «Ура!». В воздух полетели пилотки, фуражки, шлемы танкистов. Над главным куполом рейхстага взвилось Красное знамя, водруженное разведчиками 3-й ударной армии сержантом Михаилом Егоровым и младшим сержантом Мелитоном Кантария.
С ликующими лицами, горящими радостью глазами солдаты обнимались, поздравляли друг друга с Победой.
Долгими трудными дорогами шли они к ней. Петр Кагыкин вспоминал боевых друзей — пограничников Дальнего Востока, которые, отправляя его на фронт, наказывали сражаться храбро, мужественно, гнать фашистов до самого Берлина. Теперь Петр мог доложить им, что наказ выполнил.
Родина высоко оценила подвиг сержанта Петра Петровича Кагыкина, присвоила ему звание Героя Советского Союза.
После войны Петр Кагыкин вернулся на Дальний Восток, на берега Амура, где прежде служил на границе. Работал в отделе социального обеспечения райисполкома села Ленинское Хабаровского края.
В 1952 году тяжелая болезнь оборвала жизнь героя. Но память о нем живет в сердцах людей. В селе Ленинское его именем названы средняя школа и одна из улиц.
В 1975 году постановлением Совета Министров РСФСР имя Героя Советского Союза Петра Петровича Кагыкина присвоено пограничной заставе, на которой он служил.
Идут годы, меняются на заставе люди, но живет славная традиция — ратными делами, отличными показателями в службе и учебе оправдывать высокое звание именной.
