Се сонм светлый мужей славных, Се сенат, се народ римский, Полк царей и их превыше, Се властители народов. Изыдите и предстаньте Моим взорам обаянным! Вы краса и удивленье Человеческого рода, Вы изящну добродетель Вознесли на верх возможный; Но вдруг впали в гнусность, мерзость И затмили злобой, зверством Все народы нам известны. Ромул Риму основанье Дал, устроя свое царство. Нума нимфу Эгерию Призывал давать законы И единый против войска Стал врагов своих строптивых. До Тарквиния старались Все цари пределы Рима Расширять елико можно. Но Тарквиний скиптр железный Простер к буйному народу; Смерть Лукреции воздвигла На него беды ужасны: Он был изгнан — и навеки. Се Брут первый, обагренный Кровью сына и тиранов, Положил угольный камень Зданью римския свободы. Се Коклес, с мечом единый Спасший Рим и его славу; Жертва Деций общей пользы, Ищет смерти он ужасной. Суеверною любовью Ко отечеству пылая, Курций в хлябь земну разверсту Летит, жизни не жалея, Для спасения народа. Зри, се Сцевола, на жертву Принося свою десницу, В безопасность юна Рима, Не содрогшись возлагает На горящи ее угли. Боль несносна не тревожит Души твердой и незыбкой. О Менений бескорыстный! Пред тобой богатство, злато, Как лист в осень, увядают, Постыженны твоим взором. Нищ ты был, седяй в сенате, И по смерти не оставил, Чем бы заступ мог наемный Ископать тебе могилу. Но граждане веледушны, Чувствием сердец водимы, Несут в место свое злато, В честь твою взник столп надгробный! Брозду тяжку прорывая Силою волов яремных, Цинцинат от шумна света В селе малом обитает. Но блестяща добродетель Утаиться не возможет: Возведен на высшу степень Он в дни смутные средь Рима, Своей твердостью и лаской Рушшийся порядок строит; Уже взводится в четверты На первейшее он место; Врагов Рима победивши, Он нисходит в чин простого Гражданина; и приемлет Паки он свое орудье, Чем взорется его нива. Столь же ты велик, муж дивный, Идя вслед сохе на ниве И бичом скота яремна Понуждая ко работе, Велик столь же, как пред войском В прах попрал ты врагов Рима. О Камилий, о муж славный Столь же дивен и единствен Ты во счастьи благоспешном, Как в превратностях и в бедстве. Изгнанный коварством хитрым (Ах! бывало ль, или будет, Чтоб изящна добродетель