супруге. Ну какие требования к утробе на ножках могут быть — чтобы глаз радовала да плоть услаждала. А мне то какое дело до сватов ваших? Оглобля тощая, бледная, глазищи хоть и большие — да не ласковые — как вода стылая, светлые, серые — как взглянет, так мороз пробирает. Вместо русой косы — по плечи остриженные волосы цвета воронова крыла, чёлка на глаза падает, непокорные пряди то и дело торчат, как ни укладывай.

— Я ж тебя как родную ростила, отказу не было — на охоту с отцом — ходи, к деду Ценю, ученицей — бегай, хозяйство вести не желаешь — сама, доченька, справлюсь! А ты? Трудно тебе для матери один раз сарафан одеть да лохмы свои причесать? — причитать мать начала ещё за месяц до приезда ахтунг- команды старого графа, когда из первого села донесли сплетни о том, что девок к дому старосты сгоняют и по-всякому оглядывают да расспрашивают.

— Нарядов одних на пять сундуков, с кажной ярмарки привозим с отцом — не у всякой дворянки ТАКИЕ найдутся — ни один не надёван ведь!!!

— Надёван. Седьмую зиму в учение при храме отдавали — нарядили как куклу.

— А-а-а, нашла что вспомнить! Ну добро в грязи изваляла, ну маслом заляпала — а смолой ты его где извозила?! Конечно, Цень чердак конопатил, а как-же без него!

— Мама, перестань дядюшка Цень старый совсем — а кто ему помогает? Он всем выселкам скот лечит, огороды забыли когда пололи — сорняк повывел, а денег не берёт. Совести нет, вот и отделываетесь подачками.

— Сорняк то повывел, а комарье-то оставил… — проворчала Марисса, критически оглядывая то самое, одиннадцатилетней давности платье, с любовью расшиваемое в течении года парчой и бисером и убитое Джурайей в один день.

— Выкинь. Не отстираешь. Комарьё нельзя — баланс нарушится. Ладно, тащи платье. Какое, хе-хе… не жалко…

…Как? Как она могла согласиться на эти дурацкие смотрины? Надо было всех послать как обычно и уйти в лес. Как обычно. И хрен бы её нашли — в отцовской захоронке. Марисса и по молодости отличалась на редкость склочным нравом, а уж после пятидесяти и говорить не о чем — Молчун давно присмотрел себе пригорочек и обустроил вполне себе уютную землянку, перетащив туда из старых запасов всякой утвари, давно пылившейся на чердаке и в сарае — выкинуть жалко, а в доме ставить — не гоже. А лет с десяти и Джурайя обустроила себе там уголок — спасаясь от материнских попыток любовь да ласку причинять, да заботой отоваривать.

И ведь даже в зеркало не глянула — чего там смотреть? Лицо красить нельзя — с малолетства золотушная, ни кремов, ни красок не принимает кожа, покрываясь подозрительными пятнами и волдырями. Платье — как на прынцессу — висит, как на вешалке, только углы торчат во все стороны, откуда у других ровесниц всякие соблазнительные выпуклости выпирают. В декольте вместо ложбинки — ключицы, в рукавах не локоточки с ямочками — мослы торчат. Кисти длинные, костлявые — не чета розовым ладошкам, которыми невесты кокетливо ротики прикрывают, изображают смущение и целомудрие, дурищи.

На полголовы выше всех женщин на выселках — даже дочери кузнеца, а уж та здоровенная, вся в отца.

Мать полдня убила, собирая её лохмы в замысловатые пряди. Смеялась сидела, теперь плакать придётся.

Вся деревня наперёд знала — первыми пойдут глашатаи — заглянут в каждый двор, зачитают графский указ — дескать, явиться всем девицам немужним к дому старосты и построиться для дальнейшего осмотра. За глашатаями приедут конные сваты — поговаривали, среди них даже маг — на предмет целомудрия проверяет, на слово не верят. Всё шло по плану, пока взгляд молоденького мага не упёрся в Джу. И изменился странным образом. В нём сочетались одновременно благоговейный ужас и робкая надежда.

Сваты вот уже битый час о чём-то спорили — невесты застыли в ожидании. На запах благовоний слетались мухи и пчёлы, под палящим солнцем потели и начинали смердеть тела, текла ручейками пота краска с лиц… Джурайя от скуки постукивала пальцем по стене старостовой избы, как бы случайно ей в такт из леса отзывался дятел, насвистывали щеглы стрекотали сороки. Девушка так увлеклась, что проглядела судьбоносный момент — от сватов отделился немолодой воин с усталым лицом, развернул грамоту и начал зачитывать вслух:

— девица 18–23 вёсен (пометочка острой палочкой о соответствии — чирк)

— ликом благородна, по происхождению крестьянка (чирк)

— станом крепка

— ликом светла (чирк-чирк)

— целомудренна — освидетельствовано магом третьего ранга (чирк)

— зубы белые, крепкие, в достаточном возрастной норме количестве (чирк!)

— явилась чисто вымытой, не изукрашенной, без следов приворота — освидетельствовано магом третьего ранга (чирк-чирк-чирк)

— наделена даром естественного (наследственного) происхождения.

— Вы нам подходите. Соберите необходимое для недельного путешествия и ожидайте в своём дворе сопровождающих. Вас доставят к месту прохождения семейной службы — все верительные грамоты на титул, поместье и содержание будут вручены вашей семье накануне официальной даты свадьбы.

Шчёлк каблуками и увёл за собой лоботрясов. В трактир пошли — обмыть удачную сделку, сволочи.

…Списочек, вы нам подходите… А вы мне подходите? А меня кто спросил?! Я хочу?!!! Не так я хотела 18-е лето провести. Надо было раньше сматываться — по хорошему хотела, с родительским благословением в ученицы мага, в город. Ведь есть же дар! Только пользоваться не умею…

Мать счастливая — аж плакать хочется, отец заикнулся — не гоже девку без любви за старика — мать бровь подняла, к сковородке примерялась, он и замолчал. Молчун он и есть Молчун. Пойдёт теперь в землянку, горе в настойке топить. Один он меня понимает, а и то помочь не может. А мать — мать уже и сундучок походный к воротам подтащила. Дочечка, платьев не кладу только вот сменные на дорогу — по одному на каждый день, дочечка, вот тебе рукоделие — будет чем в карете заняться, платочек вензельный графу в подарочек вышьешь, дочечка, а мыльца то душистого в дорогу нет — побегу у жены мясника займу… Дочечка… А раньше то: Райка — опять порты мужские натянула! Райка — от Ценя пойдёшь, от клопов зелье захвати. Всё, не могу молчать, пора прекращать балаган.

— Успокойся, никуда я не еду.

Я думала мать или кондратий обнимет, или она сковородой любимой меня прибьёт, или всю посуду переколотит, а тут тишина зловещая наступила — потрогать можно. Медленно обошла вокруг меня, руки в боки упёрла, глаз прищурила…

— Только посмей, дрянь, графского указа ослушаться. Ослушаешься — не дочь ты мне. Всю жизнь ты мне испортила! — звук нарастал и нарастал, голос срывался на ультразвук. — Я костьми лягу, а за графа ты выйдешь! Титул… Поместье… Рента… Да как ты смеешь?!!! Да кто ты такая?!!!!!

…Хороший вопрос — а правда, кто? Джурайя и сама не знала: того, что она подкидыш, от неё не скрывали — чтоб благодарна была, чтобы каждый день помнила чем она матери с отцом обязана.

Нашли её на межи, да так удачно нашли — что не пересказать. Отец — тогда ещё просто Молчун, муж Мариссы-бездетной, с кумом по утренней росе косили на лугу, а тут возьми да и воткнись коса в землю. Возле тонкой шейки лежащего в траве ребёнка. Не воткнись коса — и голова с плеч, у Молчуна ноги подкосились. Так, на полусогнутых, он и пошёл к своему дому, неся дитя на вытянутых руках. В дом внёс, а рук разжать не может, губы трясутся, головой мотает, мычит нечленораздельно… Хорошо кум подоспел — влил стакан настоечки в рот, и отпустило. Расслабился, поплакал, Мариссе, застывшей, как жена Лота, рассказал, как дитя нашёл. Сбежалась вся деревня, пришёл и Цень — он то и сказал, что ребёнка им небо послало, счастье это и дар небес — Джу Ра Йя, как говорят у них на родине. Так и назвали. А уж как счастлива была Марисса — двадцать лет всех богов молила, а так и не смогла даже и зачать ни разу, а тут такой подарок, действительно, дар небес, Джурайя, доченька. Ребёночек был прелестным, не больше месяца отроду, в ямочках и ниточках пухленькие ручки-ножки, мраморно-белая кожа, яркие губки и серьёзные серые глазки.

Вы читаете Воин и маг
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату