свою лохматую голову.
– Это хорошо, что ты дома, – сказал он.
– Зачем я вам понадобился? – с деланным равнодушием спросил Митька.
– Вылазка… – Стёпка ещё ниже перевесился через калитку, пальцами достал задвижку и открыл. Не успел он сделать и трёх шагов, как на него налетел Никанор. Тритон-Харитон опустился на корточки и, тараща на петуха озорные светлые глаза, заорал:
– Ку-ка-ре-ку!
Никанор с перепугу так и присел. И глаза прикрыл белой плёнкой. Стёпка преспокойно взял его в руки и забросил на крышу сарая: «Погуляй».
Тритон-Харитон уселся на ступеньке рядом с Митькой, сплюнул в бочку.
– Ты вот что – собирайся… – сказал он. – В общем, вылазка в лес.
– Я порыбачу…
– По партизанским местам. В разведку.
– Утром у мельницы здоровая бултыхнула!
Стёпка приподнялся и снова сплюнул в бочку.
– Лягухи здесь, что ли?
Помолчали.
– Мы тебя командиром нашего отряда выбрали, – сказал Тритон-Харитон.
– Меня командиром?.. Врёшь!
– Спроси у ребят.
Митька вскочил со ступеньки, юркнул в коридор и через минуту снова показался с башмаками в руках.
– Давай оружие, – сказал он.
Стёпка достал из глубокого кармана синих штанов тяжёлый пистолет. Он хотя и был испорченный, но настоящий. Стёпка нашёл его на дне лесного ручья. Дня три отмачивал ржавый пистолет в керосине, отчищал наждачной бумагой. После всех его усилий пистолет, наконец, заблестел, но стрелять всё равно не стал.
Едва вступили под сень деревьев, как сразу стало прохладно. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь мохнатые еловые ветви; вернее, не лучи, а жёлтые дымные столбы наискосок сверху падали на усеянную сухими иглами дорогу. Еловые стволы плотно стояли по обе стороны. На некоторых из них тележные оси содрали кору до самой древесины. Две колеи местами выбили лесную дорогу до древесных корней. Между колеями рос пыльный подорожник. На его овальных, простроченных белой жилкой листьях чернели маслянистые капельки дёгтя.
Дорога вела в дальний хутор Смехово. Почему так назвали небольшой хутор, никто не знал. Как раз на полпути протекала узкая мелкая речушка. Чем ближе к ней, тем больше стало попадаться берёз, осин, кустарника. Седой жёсткий мох сменила буйная высокая трава. Она словно зелёными островками окружала толстые бледно-белые стволы берёз, выбивалась из самой середины кустов.
– За поворотом речка, – сказал Митька.
Ребята шли молча. Лесная величественная тишина как-то не располагала к разговору. Даже первый в классе говорун Петька-Огурец молчал.
Из-за кустов показался деревянный мост. Грубо отёсанные перила обвалились, на проезжей части чернели провалы. Это тележные колёса продолбили подгнившие доски. Когда-то речка была широкой, а теперь превратилась в светлый ручеёк. По берегам стояли невысокие копёнки с набросанными на верхушки ветками ёлок.
Сделали привал. Ребята расселись на краю моста, свесив ноги. В воде меж камней стояли тёмноспинные рыбины и лениво шевелили прозрачными плавниками.
Митька вытащил из кармана пистолет и негромко сказал:
– Я иду первым, за мной Стёпка, Огурец – последний.
– Не хочу последним, – сказал Огурец. – В середине хочу.
– Ты будешь охранять.
– Сам охраняй.
– Прогоним! – пригрозил Тритон-Харитон.
– Я ж охраняю тыл… Чего взъелись? – Огурец сошёл с дороги.
Сразу за мостом Митька свернул в лес. Ребята, растянувшись длинной цепочкой, шли за ним след в след. Ноги утопали в мягком мху, кусты то и дело преграждали путь.
Не слыша за собой шагов, Митька оглянулся. Позади никого не было.
– Стёпка-а-а! – заорал он, шаря глазами по кустам. – Эй-й, где вы-ы?
Кусты закачались, расступились, и на тропу вышел Стёпка.
– Сказано было – не отставать! – На Митькином лице выступил румянец. – А вы…
– Не кричи, – миролюбиво сказал Стёпка, – змею увидели…
– Командира бросили, а сами…
– Какой ты командир! – усмехнулся Огурец. – Отряд врага уничтожает, а он прёт себе и ничего не чует.
Митька молчал. Он только тут заметил, что у него нет пистолета. Не подавая вида, осмотрелся: пистолет, уткнувшись дулом в мох, блестел у куста. Митька незаметно подобрал его и, не глядя на ребят, спросил:
– Убили?
– Уползла.
До партизанской землянки оставалось километра два. Митька по-прежнему шагал впереди, но теперь поминутно оглядывался на ребят. И, когда они, увидев залитую солнцем брусничную полянку, с ходу попадали в пружинистый мох, Митька тоже присоединился к ним. Переспелая, чуть сморщенная осенняя брусника была сладкой, как варенье. На каждом глянцевом брусничном листочке сверкало солнце.
– Хватит ягодами обжираться, – сказал Стёпка. – Этак мы никогда не доберёмся до места… Эй, командир, веди!
По воротнику Стёпкиной рубахи ползла букашка, в вихрах запутались жёлтые сосновые иглы и сучки. Хотя Стёпка сегодня был и не командир, ребята ему всё равно подчинились. Даже Огурец и тот, швырнув напоследок в рот пригоршню брусники, сразу встал и пошёл охранять тыл. Стёпку и не надо выбирать в командиры, он и так у ребят первый командир. Митька понимал, что его слушаются потому, что так хочет Стёпка, а если бы не было Тритона-Харитона, его в жизнь никто бы не послушался. И вряд ли даже командиром бы выбрали. Какой из Митьки командир? Днём и то ему в лесу не по себе…
Тропка стала чуть заметной. Мох кончился, и кусты сомкнулись, схоронили от глаз тропу. Раздвигая ветви, Митька упрямо продирался вперед. Вот и сосновая опушка. Если встать на середину, лицом к восходу солнца, то справа должна быть видна огромная ель с раздвоенным стволом. На этой ели между двух макушек партизаны оборудовали «НП» – наблюдательный пункт.
Митька велел ребятам остановиться, а сам не спеша вышел на середину опушки. Сухие, выгоревшие на солнце шишки захрустели под ногами.
– Здесь «НП», а лагерь – прямо, – громко сказал он.
Ребята бросились на полянку, обступили Митьку.
– Где «НП»?
Митька смотрел на них и улыбался. Сейчас он чувствовал себя настоящим командиром.
– Маскировка что надо, – сказал он.
Подошли к самой ели и только тогда рассмотрели среди густых колючих ветвей чёрный деревянный настил. Ребята обступили ствол, щупали его, ахали:
– Толстущий-то!
– Как партизаны забирались наверх?
– Смотрите! – Стёпка подпрыгнул, уцепился за какой-то короткий сук, потом за другой и через минуту притоптывал ногами по шаткому настилу.
Ребята, раскрыв рты, смотрели на Тритона-Харитона.
– Залезайте сюда-а! – крикнул Стёпка. – Всё кругом видно-о!
