Атлантике.
У Испании «на руках были все козыри», обеспечивавшие ей победу: Филипп II, недавно подчинивший себе португальский престол, имел в своем распоряжении самый мощный флот в мире, а также одного из самых великих мореплавателей в истории в лице дона Альваро де Басана, маркиза Санта-Круса, успешно, как мы знаем, осуществившего операцию на Азорских островах, ту самую, в ходе коей Лопе приобрел свой первый опыт участия в боевом походе. Маркиз Санта-Крус предлагал провести против Англии настоящую карательную экспедицию: по его плану флот должен был пристать к берегу на юге страны и высадившиеся на сушу части сухопутной армии могли захватить столицу. Эта операция покончила бы с английским пиратством и имела бы еще одно неоспоримое преимущество: восстановила авторитет Филиппа II и его власть над Нидерландами, где большинство населения составляли протестанты (дело в том, что с 1568 года во Фландрии полыхало пламя восстания и повстанцы в своей борьбе с испанцами пользовались поддержкой англичан), к тому же могла бы стать своеобразным отмщением за казнь королевы-католички Марии Стюарт, совершенную 15 февраля 1587 года.
Итак, огромная эскадра, именуемая «Непобедимой армадой», была создана всего за несколько месяцев и дон Альваро де Басан самим королем был назначен ее главнокомандующим. Правда, бытует мнение, что громогласный эпитет «непобедимая», как бы призывавший милость судьбы к испанскому флоту, был дан ей уже позже, как бы в насмешку, врагами короля Филиппа. Но, как бы там ни было, армада и вправду, словно вопреки этому эпитету, сразу же притянула к себе неудачи и беды. Действительно, ошибки и просчеты не замедлили проявиться: Дрейк, предчувствовавший, на что может сподвигнуть испанцев возмущение, в конце 1587 года отправился в порт Кадис и уничтожил там солидную часть испанского флота; за два месяца до выхода «Непобедимой Армады» в море дон Альваро де Басан тяжело заболел и был вынужден отказаться от чести принять на себя командование флотом. Из документов известно, что в те времена ходили слухи, будто человек, назначенный ему в преемники, показался маркизу заменой неравноценной, маркиз был этим известием до того расстроен, что в какой-то мере оно ускорило его кончину. Речь шла о гранде Испании доне Гаспаре Алонсо Пересе де Гусмане, герцоге Медина Сидония. Он не пользовался большой популярностью в народе и не имел, как мы бы сейчас сказали, особой харизмы; ему было тридцать восемь лет, и он не обладал опытом мореплавания.
Итак, одиссея «Непобедимой армады» началась под командованием герцога. Но уже начало похода было омрачено неприятностями, ибо произошло следующее: флот, снявшийся с якоря 29 мая 1588 года и покинувший бухту Лиссабона, еще не успел удалиться на приличное расстояние от берегов Иберийского полуострова, как неподалеку от Галисии океан приобрел какой-то странный белесый оттенок и цветом своим стал напоминать сталь, на западе же воды были словно обагрены кровью. Разумеется, это явление воспринималось не просто как дурное, а как ужасное предзнаменование. Внезапно налетел сильнейший ветер, начался шторм. Мартинес де Рекальдо и Лопе без устали следили за морем, но, несмотря на все усилия команды, судно ужасно страдало от бортовой качки. Внезапно где-то совсем рядом послышался страшный треск, раздались дикие вопли. Друзья увидели изодранные в клочья паруса, сломанные мачты, корабль с зияющей пробоиной в борту, погружавшийся в пучину. Это был корабль «Урка Давид Чико» («Акула Давид Чико»), в трюмах коего находились запасы еды; в мгновение ока почти весь провиант оказался в воде. Ничего иного не оставалось, как дождаться окончания шторма и укрыться в ближайшем порту, дабы пополнить запас продовольствия и воды. Шторм бушевал. К вечеру море успокоилось, ветер стих, небо прояснилось. Флот кое-как добрался до порта Ла-Корунья, где и простоял довольно долго. Так испанцы потеряли 69 дней — именно столько им понадобилось, чтобы возместить понесенный ущерб.
Лопе был взволнован яростной красотой шторма, но его нисколько не поколебали и не устрашили жестокие натиски стихии и те страдания, что были порождены бурей; он подумал о том, что следует запечатлеть при помощи пера и бумаги все те явления, очевидцем коих он стал. «Шум и рокот волн, — писал он в „Филомене“, — заменили мне нежный шепот ручьев, жар пронзающих небо молний — воздух, пропитанный ароматами цветов, а грохот пушек — щебет и пение птиц». Действительно, Лопе, абстрагируясь от происходящего и погружаясь в литературу («среди мачт, парусов и снастей упражнялся я в искусстве владения пером» — напишет он позже), как бы оставался недосягаемым для всяческих бед и несчастий, хотя и был свидетелем некоторых трагических эпизодов этой многотрудной экспедиции. Ибо трофей, который привезет Лопе из этого похода, большая эпическая поэма, впоследствии не раз переделанная и доработанная, не оставляет никаких сомнений относительно того, чем ее автор в основном занимался во время пребывания на корабле. Речь идет о «Красоте Анхелики», лирическом произведении, где жестокие испытания, выпавшие на долю разлученных влюбленных, ревность и плотские желания, страсть и похоть чередуются со взрывами патриотизма и героизма, а потому жалобы, плач, стоны, вздохи и дрожь, порожденная пылким желанием, играют столь же важную роль, что и грохот пушек и запах пороха. Конечно, Лопе не был настоящим солдатом, как говорится, воином по призванию, и неожиданная стоянка в порту Ла-Корунья позволила ему вновь взяться за перо, и он увидел в этом некий знак свыше, некий дар судьбы. В лихорадочной атмосфере, что царила в порту, где ремонтировали корабли, где заделывали пробоины в бортах, конопатили, чистили, возводили мачты и латали паруса, грузили пушки и боеприпасы, Лопе оттачивал свои перья и, стоя спиной к морю, мысленно пытался представить мягкую красоту широких галисийских рек и зеленых долин. Он воспользовался долгим ожиданием выхода в море так, как только и мог воспользоваться, то есть наилучшим образом. Лопе был образованным человеком, ему было известно, например, что, по мнению Алсиата, итальянского юриста, его величество случай был лыс сзади, но спереди имел длинную прядь, за которую его можно схватить. Так вот, он, Лопе, был человеком, не упускавшим возможности ухватиться за эту прядь. Эта способность абстрагироваться от происходящего, способность к отстраненности, была явлением чисто «поэтического порядка», то есть свидетельствовала о принадлежности Лопе к миру поэзии, она защищала его от суровой реальности и на всем протяжении этой сложной и опасной экспедиции, без сомнения, была неким способом преодоления трудностей и борьбы за выживание.
Однако по истечении двух месяцев все же представилась возможность вновь выйти в море, и флот снялся с якоря все в том же нетерпении, но на сей раз, быть может, с меньшим ликованием.
29 июля флот оказался в виду берегов Англии, и вскоре моряки и солдаты, пройдя мимо южной оконечности Корнуолла, увидели мыс Лезард. Это было для них настоящим потрясением, ведь они видели, что цель близка, как говорится, стоит только руку протянуть. Стоя на верхней палубе галеона «Сан-Хуан», Лопе увидел, как на грот-мачте «Сан-Мартина», флагмана эскадры, где находился герцог Медина Сидония, подняли священный штандарт, на котором были изображены крест и возносящиеся над ним Пресвятая Дева и Мария Магдалина. Это был сигнал к богослужению, и, тихо бормоча обращенные к Господу слова, все тридцать шесть тысяч человек, находившиеся на кораблях испанского флота, в едином порыве опустились на колени. Вероятно, это было весьма впечатляющее зрелище! Армада величественно скользила по глади вод. По сведениям, почерпнутым из разных источников (правда, в большинстве своем из испанских), известно, что когда англичане увидели у своих берегов испанский флот во всей его красе и боевой мощи, то это зрелище вызвало у них «живейший отклик»: они были охвачены страхом, буквально ослеплены этим великолепным зрелищем. Армада представляла собой живописнейшую картину великой мощи морской державы; эскадра, состоявшая из трех частей, образовала как бы огромный полумесяц из кораблей, на которых находилось около восьми тысяч опытных моряков. Над сине-зелеными волнами высился лес из мачт, рей, рангоутов и прочих снастей, казалось, пронзавших небеса. Вместо листвы этот лес украшали огромные паруса, притягивавшие взгляд, и вот уже этот взгляд скользил по огромным «морским крепостям», по кораблям с высокими бортами, колоссальной кормой, видом своим напоминавшей башню, так что сходство каждого корабля с плывущим по морю замком было просто разительным. Корабли шли под всеми парусами, так что создавалось впечатление, «будто по волнам пробегала дрожь, ибо волны содрогались под их тяжестью, а ветер постепенно слабел, ибо силы его иссякли и их не хватало, чтобы надувать паруса». Сохранились многочисленные донесения, в которых описывается появление армады у берегов Англии. Как известно, испанцы проявляли определенную осторожность и скрытность и потому были замечены лишь «в виду Плимута». По некоторым свидетельствам, это известие посеяло едва ли не ужас среди англичан. Это событие буквально поразило умы британцев, среди откликнувшихся на него был, например, Шекспир, который в одном из своих сонетов делает явный намек на сопутствовавшие этому событию обстоятельства:
