— Ладно, дед, — кивнул Пашка. — Давай махнём.
Он присел на корточки напротив деда, который уже разливал по стопкам свой самогон, сначала гостю, а потом уже себе, держа второй стаканчик в подрагивающей руке.
— Тока смотри внучек, он у меня крепкий.
— Ничё, — снисходительно улыбнулся Пашка. Он вдруг глупо представил, что в его руках сейчас честь всех городских и ударить в грязь лицом ему никак нельзя.
— Ну, давай. Побежали, — коротко тостонул дед, и махом опустошил свою стопку. Пашка повторил вслед за ним.
Самогон и впрямь был крепковат, но никак не больше шестидесяти — шестидесяти-пяти градусов. Пашка шумно и с неким облегчением выдохнул. Он ожидал чего-то большего, даже возможно грандиозного, потому на его лице нарисовалась довольная ухмылка.
— Так что насчёт водки, дед? — спросил он, вгрызаясь в огурец, который ему прямо в руку сунула бабка. Угостив Пашку, она снова заспешила по своим сельско-домашним делам, прикрикнув на бегающего и громыхающего цепью кабздоха.
— А не нужно, — дед махнул рукой. — У нас своего самогона хватает.
— Жаль, — Пашка с интересом посмотрел на деда. — А сколько тебе лет, дедуля?
— Девяноста два.
— Врёшь, — не поверил Пашка. — Щас мужики по столько не живут.
— Это у вас в городе не живут, а у нас живут. Я вот свой самогон пью, и потому живу. А вы вашу бурду пьёте, и потому как мухи мрёте.
— Ну ты дед поэт, — усмехнулся Пашка. — А ты откуда знаешь, что я городской?
— Да по тебе ж видно. Хлипкий весь, болезненный.
— Слышь, дедуля, а до Чёрной рощи далеко отсюда?
Дед растянул свою лицевую гармонь и с интересом поглядел на Пашку.
— А ты чи учёный? — спросил он, повторно разливая самогон по стаканам.
— Причём тут учёный? — не понял Пашка.
— Да приезжали тут давно как-то, не помню, лет тридцать назад, что ли, учёные, — дед выпил и довольно фыркнул. — Тоже Рощу спрашивали. Так где ж её взять? — Дед пьяно улыбнулся.
— У-у, дедуля, — Пашка хмыкнул. — Тебя по ходу уже накрыло не шутейно. Ты сколько с утреца самогона своего выпил-то, а? Небось уже бутылочку?
Дед ехидно захихикал.
— Ладно, дедуля, — Пашка поднялся, не рискнув выпить вторую дозу угарного пойла. — Пойду я! — громко сказал он, глядя на захмелевшего старичка. — Пока не упился с твоего самогона, как ты. Так что, не поменяешься?
— Не-а, — улыбаясь сказал дед. — Не нужна ваша дрянь.
Пашка развернулся и быстро зашагал к калитке.
— Может и правда всё дело в том, что мы жрём дрянь, пьём дрянь и дышим дрянью? — думал он, жуя сочный огурец, даденый трудолюбивой бабкой.
Возле машины мужики уже получали своё вознаграждение.
— Надо же, как быстро, — прошептал Пашка и припустил трусцой.
— Ну чё? — встретил его вопросом Макс.
— Да ни чё, — буркнул Пашка. — Там дед какой-то замороченный живёт с бабуськой своей. Пьёт только личный самогон. Мне ваша дрянь на хер не нужна, — пытаясь спародировать деда, проговорил он. — В общем, облом полный. А эти чё, так быстро справились?
— Мастера, блин, — улыбнулся Макс. — У нас же золотые люди ни за грош пропадают, понимаешь? Спиваются, бля. Ладно, прыгай в машину.
Солнце успело подняться в зенит, и от жары Пашке стало плохеть. Он вяло смотрел сквозь лобовое стекло на сельскую улицу, которая была пустынна. Ни пьяного, ни трезвого, вообще ни одной души.
— По ходу сидят по своим хатам, доморощенный самогон хлещут, — подумал он, чувствуя, как тяжелеют веки, и по всему телу разливается тягостная, водочная истома.
— Эй, ты чё? — спросил Макс, бросив беглый взгляд на друга. — Решил прикемарить, что ли?
— Да чё-то меня от дедулькиного самогона накрыло неслабо, — пробормотал Пашка и вволю зевнул.
— Так ты ещё и самогона успел накатить? — Макс хмыкнул. — А ты думаешь мне в прикол машину вести? Я бы щас тоже нахерячился и спать завалился, — Макс чуть повысил голос. — Давай, блин, просыпайся.
— Ладно тебе, не начинай, — буркнул Пашка. — А куда мы едем, кстати?
— А фиг его знает. Остановиться и грибов что ли пособирать?
— А давай в Рощу ломанём, — Пашка чуть наклонился вперёд и помотал головой, сбрасывая сонливость. — Туда по ходу никто не ездит, может там и втюхаем народу водяру?
— Там по ходу и дороги нормальной нету, — Макс успокоился, видя, что друг борется с пьяным сном. — Гравийка небось.
— Да пофиг, у нас же вездеход.
Макс и Пашка рассмеялись, вспомнив, как пару недель назад, одна сельская бабулька назвала их старую «двойку» вездеходом. Они тогда съехали с холма и оказались прямо перед приличного размера посёлком. В багажнике стоял большой ящик, наваленный до краёв шампиньонами.
Впереди, прямо на дороге, раскинулась непонятная то ли лужа, то ли то, что в детстве называется просто, без всяких ухищрений — кеся-меся. Макс остановил машину и выглянул в окно.
Та сельская бабулька, которая окрестила их машину громким имечком, ковыляла навстречу, опираясь на сухонькую, как и она сама, кривенькую трость. Она с интересом поглядывала на высунувшегося из окна машины паренька, и видимо, по-старчески надеялась, что тот заговорит с нею. Но Макс молчал, задумчиво разглядывая непонятную лужу.
Бабке стало невтерпёж, её распирало от любопытства и она, остановившись напротив водительской дверцы, заговорила первой.
— Чаво эт ты там высматриваешь? — спросила она трясущимся голосом. — Чаво интересного?
— Да смотрю, бабуль, — заговорил Макс. — Проедем мы через эту лужу или нет?
— Да проедете, проедете, — торопливо и довольно принялась уверять бабуля, обрадованная подвернувшимся разговором. — Туточки все у нас проезжают.
Вот тогда-то она, обведя автомобиль взглядом знатока, и выдала свою фразочку.
— У вас же вездеход. Проедете, проедете. Езжайте, у нас тут все проезжают.
Макс поблагодарил бабулю за дельный совет, и доверяя её, судя по виду, многовековому жизненному опыту, повёл свой «вездеход» прямо в коричневую невнятную субстанцию. «Вездеход» уселся в этой субстанции по самое днище.
А в зеркале заднего вида торопливо удалялась бабка, осознав, что она дала маху. Макс, матерясь выбрался из машины, после чего попытался выбраться из субстанции. Китайские джинсы до колен превратились в сплошную грязь, а Пашка сидел в «вездеходе», как обычно догоняясь из горла, и предчувствуя, что в течении последующего часа придётся сильно попотеть.
Но последующий час со всем его потением ничего не дал. Машина садилась только глубже, лицо Пашки было забрызгано грязью и выражало крайнюю степень недовольства.
— Всё, на фиг! — кричал он, отлепляя от себя куски грязи. — Не буду я больше толкать. Во-первых, я устал, во-вторых, я уже весь в грязюке, а в-третьих, она только глубже садится.
— Так чё мы тут теперь, ночевать что ли будем? — желваки Макса бешено двигались туда-сюда. — Интересно, где сейчас эта бабуля? — думал он, нехорошо улыбаясь.
Проходящий мимо местный и хмельной мужик, посоветовал пойти к трактористу.
— И чё вы сюда попёрлись? — спрашивал он, недоумённо пожимая плечами. — Здесь же стадо туда- сюда каждый день гоняют, то на выгон, то с выгона. Они ж тут намесили, у-у, дай боже. Василич на своём ЧТЗ и то бывает буксует.
Пашка сходил к Василичу, но тот оказался невменяем после посиделок со своим соседом. Жена
