не смерть, но неспособность целостно жить. То, что разбавляет нашу концентрацию, ослабляет наше внимание или бесчестит наш дух. То, что заставляет нас сомневаться в своих инстинктах или интуиции, значимости и ценности. Нас делает нецелостным подавление своих чувств и подавление своих потребностей. Покорение своего животного существа.
Нам нужно отказаться от некоторых аспектов и частей нас самих, чтобы соответствовать форме, по которой отливают в обществе. Именно потеря или неуважение этих частей составляет наше величайшее нездоровье: наша воображаемая отделенность от остального живущего мира. И вспоминание о мире и возвращение его принадлежности нам — это первый из многих шагов на пути к необходимому исцелению.
И точно так же Земля не станет меньше — или менее здоровой — из-за эрозии горного утеса в почву плодородной долины или гибели американского кролика в челюстях лисицы. Или даже из-за сжигания лесов извергающимся вулканом, ведь они достаточно быстро вырастут снова. Даже естественное вымирание видов это только возвращение частей в Целое, и каждая утрата приводит к новому всплеску роста, возможности для нового цвета и формы. Степень ослабления зависит не от уничтожения индивидуальных жизненных форм, но от общего сокращения биологического, культурного и топографического разнообразия. Вымирание видов без иной причины, чем забвение и жадность. Экспансия цивилизации. И генетические манипуляции с жизнью. И речь идет не только об убийстве исконных певчих птиц, но о сотнях утраченных исконных языков. Об обезображивании планеты асфальтом и обесчестивании ее пластиком. О нашей неспособности замечать каждое чудо и дар Гайи, каждый намек ветра, раскрытие цветка у дороги, танца дрейфующего листа. И о том, что мы забыли благодарить. Мы делаем мир больным своим пренебрежением к себе и планете, оскорблением Духа и концептуальным и физическим разделением того, что было единым.
Мы говорим, что если любая часть структуры деградирует или убирается, опасности подвергается ее «сохранность». Так же дело обстоит и с человеком или экосистемой. Здоровье людей или мест растет с разнообразием и амплитудой их выражения. Таким образом, каждое уменьшение разнообразия посягает на сохранность Целого — и в роль социальных и экологических активистов входит не только сопротивление, но и возрождение, и возвращение к жизни.
Наше будущее личное, социальное и экологическое здоровье может быть тесно связанным с нашей личной сохранностью и поддержанием целостности мира природы, который мы любим.
Как искорененный мексиканский серый волк или опороченная пятнистая неясыть, мы ищем только одного — быть и принадлежать. Для нас быть частью целого — это быть принятыми заново в суть Гайянского Целого, существовать и действовать в гармонии с племенным человеческим сообществом и сообществом Природы. Принадлежать — это больше, чем чувствовать себя оседлым, приветствуемым и даже преданным. Это состояние бытия в единстве с потребностями, выражением и Духом живущей, дышащей Земли.
Учась целостному служению, мы намеренно объединяем Целое. И благодаря этому воссоединению несоизмеримых и поврежденных частей — частей себя и Земли — нам никогда не придется чувствовать себя одинокими.
Глава 24
Гармония и Покой: точка зрения Гайи
Все, что происходит, одновременно естественно и непостижимо.
Когда я пишу это, страна находится на пороге еще одной войны против режимов и организаций, которые различными путями бросали вызов политической и финансовой гегемонии государства. И одновременно мы продолжаем вести войну на Земле.
Вы вспомните, что европейцы «открыли» в Америке континент, уже заселенный миллионами исконных народов и миллиардами других природных видов. С искренней серьезностью европейцы стали «успокаивать» коренное население, «приручать» реки и «завоевывать» девственную дикую природу. Аналогия с экологической военной зоной слишком реальна, если смотреть из центра опустошенного Орегона с вырубленными лесами, слушать звуки взрывов на очередной плотине или оказаться очевидцем проводимой Лесной службой бомбардировки вьетнамским напалмом лесов восточного Техаса с целью «спасти» их от насекомых. Даже наша пастушеская система дорог — это настоящая могила для жизненного сообщества, которое она покрывает.
Как эмпатик я не могу не отпрянуть от насилия, которое совершается против кого-либо или чего-либо, и я сворачиваю со своего пути, чтобы найти согласие или убежище... но я должен признаться, что я не пацифист. Без сомнения я с силой буду сопротивляться при покушении на свою жизнь, жизни тех, кого я люблю, и, возможно, даже природные системы, от которых зависим мы и эволюция. Несмотря на то что я могу чувствовать и понимать внутреннюю боль и страдание атакующих меня, я неизменно ценю свою жизнь больше, чем я ценю их. И мое противостояние последним военным зондированиям не основано ни на какой идеализации того, что мы обычно называем «мир». Концепция мира слишком часто используется властями, чтобы скрыть усмиряющие или контролирующие действия, конформизм или застой, порядок или признание.
Во многом этот мир является ложным идеалом, именно поэтому мы так легко находим его в списках и провозглашениях воюющих государств. Мир становится их отговоркой, решением, ради которого якобы ведутся все войны. Армии «сражаются за мир». А мир — это то, как некоторые описывают времена успокоения между конфликтами, когда контроль и агрессия перенимается населением, когда взяточничество и принуждение замещают грубую силу... и, следовательно, когда власть над индивидуумом становится полной. Нравится вам это или нет, мир был кооптирован самими заинтересованными группами, которые получают политическую и финансовую прибыль от страдания и подчинения других.
Мой словарь дает определение миру как «свободе от конфликта и беспокойства». Но те, кто занимается Новой Природной Духовностью, знают, что нигде в природном мире такого мира не встретить. Океан, который называется Тихим[32], что означает его спокойствие, является каким угодно, но только не спокойным. То, что кажется мирным, это иногда спокойная поверхность, скрывающая могучие внутренние течения. Разнообразные выражения Природы — это результат определенной индивидуации. Многие формы жизни возникают от напряжения между противоположными силами. Жизнь существует, кормя жизнь, это агрессивный акт хищничества. Ученые продемонстрировали то, что примитивные люди знали давным-давно: даже растения чувствуют боль. Вегетарианство кажется мирным большей частью оттого, что нам не удается услышать их крики.
В мире Гайи краснохвостые сарычи питаются дерущимися американскими кроликами, самцы оленя сталкиваются друг с другом во время гона, форель прогоняет другую рыбу далеко от места своего нереста, а белки защищают свои норы злыми укусами. Агрессия оказывает службу миру природы, добывая каждому виду его еду, обеспечивая определенную передачу более сильных генетических черт, выживание молодых, неприкосновенность их экологической ниши и целостность их танца жизни, неподвластного манипуляциям.
За исключением случаев охоты в поисках пропитания агрессия в животном мире редко приводит к смерти. Стаи волков не образуют союзы с целью привести свою дичь к вымиранию. Даже среди племенных народов союзы ограничивались биорегионами, а величайшей честью в конфликте было посрамить другого воина задев его, но не убив — «подвиг индейца». Современные военные действия, наоборот, это безличностная агрессия — наделенное законным статусом насилие в массовом масштабе.
Развитие потрясающей новой технологии вооружения идет параллельно с обесчеловечиванием агрессии и обесцениванием жизни. У нас есть термоядерные боеголовки, обладающие силой во много раз большей, чем необходимо для уничтожения всех живых существ на планете, находящиеся в готовности, чтобы бить по людям, для насилия над которыми мы никогда не найдем достаточной причины. Цивилизация
