количественно. Она живет на расстоянии от солнца, при этом солнечные лучи не стремятся к ней быстрее вследствие того, что Земля использует большее количество его свободно поступающей энергии. Гайя показывает пример партнерства без взаимной эксплуатации, пример для планет в далеких галактиках, а также пример для нас.
Согласно древним грекам, мы одновременно благословенны и прокляты благодаря своей уникальной способности саморефлексии и, следовательно, воображению себя четко отличными от всего остального. Великие устные трагедии повествовали о мучительном бремени индивидуальной значимости отдельных людей, вместе со свойственным только человеку осознанием своей неизбежной кончины. Ключ к внутреннему покою всегда заключался в сонастройке своей воли с волей Гайи, приспособлении к ее моделям, к использованию ее превалирующего на определенный момент энергетического импульса в осуществлении себя, в исполнении роли. С этой целью они постепенно стали искать божественное руководство. «Божественное» не как неземное, но как снисходящее, спускающееся от большего «Я», которое берет начало непосредственно от одушевленной сущности планеты. Принимающие живую Землю всегда шли к ней и слушали горловое пение тувинских шаманов на земляных полах, участвовали в поиске прозрений американских индейцев в выкопанных ямах и восприятии знаков ранних ирландцев внутри «Тай’н аллиус», покрытого росой кельтского вигвама. Веря в Гайю как в рабочую механическую модель или как в одушевленное существо мы тем не менее все с большим трудом признаем ее нужды и знаки, так как мы все больше склоняемся к жизни, изолированной от Земли и стихий, удаленной от свободного присутствия Гайи, которое мы называем «природой», или «дикой жизнью». Наиболее ценные впечатления от работы Гайи скорее появятся от личного интимного контакта с самой плотью ее существа, чем от умной экстраполяции. Наша роль внутри этого Целого заключается не в том, чтобы взимать плату, а в том, чтобы приспосабливаться к его органичным тенденциям и непосредственно чувствовать существующую и по сей день волю планетарного организма.
Сознание Гайи скорее похоже на процесс объединения, в котором она синтезирует воспринимающее поле всех составляющих ее существ. Считайте Землю осознанной через совместное, дополняющее друг друга восприятие ее частей, через глаза ястреба, отклики растительной жизни, понимание оленя, ощущения фрукта во рту дегустатора и расцветающие сердца детей. Я верю, что Гайя знает галактику через мечты ее исследователей, через чувствительность к магнитному полю мигрирующих диких уток, голофоническое эхо китов, через гудящие на ветру нити паутин и нащупывающие пальцы слепого — это «язык тела» Гайи. Если бы этот обмен информацией происходил между отделенными друг от друга единицами, мы бы назвали его «общением», но он происходит между составными элементами связного Целого, поэтому это больше вопрос «общности» — открытое, непрерывное, бессловесное деление с нашим живым контекстом, с остальной частью всевключающего Всего. Общность — это мгновенная осознанность о нашем увлечении чем-либо, при этом все остальное время наше подсознательное тело продолжает свой обмен с миром без любого сознательного признания. Пробуждение к целостному опыту неизбежно является блаженным и трансформирующим, это состояние самосознания и интенсивной осознанности, так же известное как сатори, самадхи, или просветление. Речь идет о том, чтобы заново войти в глубины реальности Гайи, в глубокое видение, ощущение вкуса, запаха, видение снов, прикосновение и ощущение форм мира, который является нами. Мира, знающего все.
Через глубокое эмпатическое переживание Гайи мы узнаем наставления и волю одушевленной вселенной и достигаем истины и опыта Гайи через порталы чувствующего сердца. Таким образом, получается, что мы поступаем не лучшим образом, а также вредим своему развивающемуся сообществу, если в своем метафизическом пантеоне мы просто заменяем богиню Гайю на более конвенциального всемогущего небесного Бога. Гайя не является каким-то отдаленным органом власти или какой-то возвышенной силой, к которой нужно взывать, но она является фактом и средством для нашего священного единства. Она неотделима от этого чудесного Целого, так же как мы неотделимы от ее песни и чуда.
Из всех восприятий своими чувствительными инструментами, Лавлок, возможно, ближе всего подошел к сути Гайи, когда говорил о той «песне» жизни. С разрушением жизненной формы и формы Земли пропадут участники общности. Если пропадают ноты, то целые музыкальные строки навсегда исчезают из летних ветров и из закрученных увядших листов. Преданная себе, ценности своих частей и целостности своей структуры, Гайя отвечает обновлением недостающих отрывков — увеличивая мост между созависимыми частями, ускоряя или замедляя при необходимости темп, привлекая силы остающихся частей, чтобы заполнить текстуру Целого. Именно Целое решает, когда высота тона, который мы берем, слишком высока или низка, а наша задача — определить ключ и метрику, знак, отмечающий наш вход в играющее произведение, и наше место в аранжировке.
Произведение окружает нас, заманчиво побуждая принять в нем участие. Приглашение разлито повсюду... в акустике нашего биологического региона, в увертюре грома, в рифах и порывах дождя, в безделицах недолговечных ручейков и в неустанном рефрене волн океана. В фугах брачующихся лягушек, контрапунктах прибрежных птиц, в заикающемся арпеджио воронов, в сюите раздуваемых ветром сосен. Каждая земная сущность отвечает из своего собственного бытия, согласно условиям своей формы, своего места, своей цели — медленное адажио почвы и адажиссимо гранитного пика. Курлыкающие голуби — траурно. Маленькие божьи коровки — нежно. Мягкие цветы — вполголоса. Дико — смелый лось, бросающий вызов друзьям, свистящий твоей паре. Бешено — неукрощенный огонь. Забавный койот — комически. Медведь, вулкан — очень громко. И люди, когда им приходится говорить, отстаивать важность чего-либо, сделать что-то поэтичным — речисто, с пафосом. И пока ты здесь, почему бы не донести все как можно слаще — мягко, нежно? От величественных фанфар рассвета до кульминационной коды заката, от храброго открытия жизни до ее декрещендо и финала, у нас нет иного выбора, кроме как следовать от одного движения к другому.
Со временем мы как вид, или по крайней мере как индивидуумы, сможем сказать, что наше смертное выражение достойно этой органической, унаследованной гармонии. Как и сама Земля, мы стремимся найти свои совершенные ритмы. Выразить себя в ключе жизни. Найти и, наслаждаясь, припасть к святому Граалю песни... сакральной песни Гайи.
Глава 4
Присутствие. Возвращение к священному «Сейчас»
Трагическое ощущение от жизни... не должно окутывать нас мрачным покрывалом депрессии и бессмысленности существования, оно призывает как раз к противоположному. Трагическое ощущение от жизни разворачивает человека к бьющей ключом радости настоящего. К смеху, чувственности, чудн
Отважный исследователь в классической «Машине времени» Г. Дж. Уэллса отправляется из своей подвальной мастерской в фантастическом транспортном средстве собственного изобретения, оставляя после себя лишь круглый след в пыли, там, где оно некогда стояло. Так же и мы, «цивилизованные люди», часто отсутствуем, находясь за пределами досягаемости для разворачивающегося мира настоящего. Наши тела остаются на месте, совсем как этот след в пыли, в то время как наши умы движутся по кругу, то вперед, то назад по годам и столетиям, находясь в любом месте, кроме здесь... и в любом моменте, кроме сейчас.
При этом все остальное граничащее с нами творение тянется к нам в попытке восстановить контакт и воссоздать взаимоотношения, предлагая вдохновение, питание и информацию своим отделившимся человеческим собратьям. Этот обмен является одновременно энергетическим, физическим и духовным, и глубина его соответствует степени нашего присутствия. Выражаем ли мы уважение, потребляем или празднуем, польза от любого обмена, от любых взаимоотношений зависит от нашего целостного присутствия в теле, в данном месте, в весомости настоящего момента.
Это не зависит от того, живем ли мы в пригороде, в сельской местности или в городской среде, и не
