Летописцы отцовской любви

исключения, сообщал мне, когда и куда они предполагают пойти, то делал это лишь для того, чтобы мы случайно, не приведи бог, в указанном ресторане или кино не встретились.

Звонил он мне только в воскресенье под вечер, только после того, как сажал дочь в метро. То, как прошли выходные, я обычно распознавала по его тону в телефонной трубке (сам же он никогда не говорил мне об этом).

— Я хотел бы сегодня вечером пригласить какую-нибудь интеллигентную взрослую женщину на ужин. Но у меня три условия: она ни в коем случае не должна качаться на стуле, играть с кетчупом или с солонкой и уж тем более во время ужина не должна жевать жвачку «Губа-буба».

Вы угадали: выходные прошли удачно.

Но случалось, М. приходил совершенно убитый.

— Плохо было? — спрашивала я его осторожно.

— Хуже некуда.

— Серьезно? Мне, право, жаль. Хочешь поговорить об этом?

— Нет, прошу тебя, не надо. Иначе я снова рассержусь.

Я подчиняюсь его просьбе и начинаю рассказывать смешную историю из интимной жизни одного нашего оператора.

М. явно меня не слушает.

— Любовь моя, — говорю я с терпеливой улыбкой. — Ты меня вообще слушаешь?

— Извини. Все время думаю об одном и том же.

— Понимаю.

— Нет, боюсь, что, при всем желании, понять этого ты не можешь.

Ну конечно, не понимаю. Я бездетная и понять этого не могу. Могу только смиренно ждать, когда М. мне все объяснит.

— Кое-чем поделюсь с тобой, — говорит он. — Когда хочет, она может быть просто чудо! Остроумная, милая, внимательная… Но с равным успехом может вести себя как жестокая и наглая эгоистка.

Иногда о его дочери я думаю то же самое (каждый ребенок временами ведет себя как бесчувственный выродок — будто я по себе не знаю…), однако с таким его резким суждением согласиться не осмеливаюсь. Это была бы грубая ошибка.

Я робко что-то возражаю в пользу Крохи, но М. обрывает меня:

— Я не видел ее уже более двух недель и в ближайшие выходные тоже не увижу, потому, естественно, хотел с ней встретиться хотя бы раз на этой неделе. — Тщательно и весомо произнося слова, он повторяет все то, что, разумеется, мне уже известно.

А хотите знать, почему он так тщательно все произносит?

Да потому, что, скорее всего, надеется, что его услышит кто-то (желательно на небесах) и признает его правоту.

— В понедельник, естественно, встретиться она не могла — должна была готовиться к письменной по химии. Во вторник у нее была аэробика, а в среду после этой вторничной аэробики она была жутко измотана. Четверг вроде бы единственный день на неделе, когда она может погулять с Моникой. Итак, оставался только один день — сегодняшний.

Сейчас я не только могу согласиться, но должна это сделать.

— Мы договорились встретиться в четыре в городе, но после обеда она позвонила мне домой и сказала, что к четырем явно не успеет — ей нужно отдать одному мальчику из класса струны для гитары. Без комментариев. Я сосчитал до десяти и передвинул нашу встречу на полчаса. Она приехала на восемнадцать минут позже и, извинившись, сказала, что у нее есть для меня самое большее минут сорок, потому что к шести, от силы к шести с четвертью ей позарез нужно быть дома — она едет с мамой на Слапы жарить на костре сардельки.

— Да что ты!

— Вот именно. Жарить сардельки! Я про себя сосчитал до двадцати, а потом с улыбкой до ушей предложил ей, не теряя времени, сесть где-нибудь в ближайшем кафе и после того, как мы три недели не виделись, немного поговорить…

М. молча наблюдает за моей реакцией. Я чувствую, что опять должна кивнуть, и я киваю.

— И знаешь, что она мне ответила? Что ненадолго на чашку кофе она пойдет со мной, но еще до этого нам придется поискать запасные колесики для роликов…

Я целую его в щеку и сочувственно глажу по руке.

— Мы видимся все меньше, разговариваем все меньше, и, естественно, дальше будет еще хуже, — говорит М. — Если она вот так плюет на меня в тринадцать, что же будет в шестнадцать? Если я действительно стремлюсь к невозможному, зачем тогда вообще стремлюсь? Почему не оборву все?

— Потому что ты ее любишь, — говорю я.

11

— Позвольте спросить вас: как вообще ваша дочь переносит это? — говорит наш фатер этому разведенному кадру. — Я имею в виду вашу взаимную разлуку?

Мы как раз откушали. Обед протекал в поразительно спокойной обстановке, так что пока я единственный, кто залез под стол, но к этому давно все привыкли. Мать сервирует кофеек с такой осторожностью, что я едва-едва слышу: с одной стороны, она старается не разбить праздничный сервиз, с другой — не сглазить это небывалое совпадение взглядов. Я всем нутром чую, как она силой принуждает себя не идеализировать ситуацию, а принимать ее трезво, без всяких нереалистичных, преувеличенных ожиданий.

— И знаете ли, что самое удивительное? — говорит фатеру ухажер. — Мы обычно спрашиваем, как это переносит она. Почти автоматически все предполагают, что в таких случаях ребенок страдает несравнимо больше взрослого.

Слышу, как он отхлебывает кофе и ставит чашку обратно на стол.

— Но когда вы такого якобы страдающего ребенка попросите поскорее позвонить вам, то он об этом — очевидно, по причине своего страдания — всякий раз забывает. Вы ждете, ждете, но телефон молчит. В конце концов вы не выдерживаете и звоните сами, ибо после двух-трех дней напрасного ожидания это именно вы, кто умирает от тоски и печали, а измученный родительским разводом ребенок как ни в чем не бывало говорит вам: «Привет, папуля, послушай, я могу тебе звякнуть примерно через час? Sorry, но по телику как раз начинается „Беверли-хиллс“…»

Фатер заразительно смеется.

— Это мне явно кое-что напоминает…

Готов поклясться своими башмаками, что при этом он кидает выразительный взгляд на сестрицу.

— Запомните правило номер один: прежде чем позвонить ей, посмотрите телевизионную программу, — поучает папахен.

Он, факт, лыбится — по голосу слышу.

— А теперь скажите: как эту разлуку переносите вы?

— Сейчас уже лучше. Временами бывает довольно трудно, но иной раз, напротив, очень хорошо. Даже опасно хорошо. Надеюсь, вы понимаете меня.

— Да, понимаю, что вы имеете в виду.

Минутная тишина.

— Но с чем действительно я не могу смириться, так это с тем, что вижу ее так мало. Так отчаянно мало.

— Раз в неделю во второй половине дня и каждый второй уик-энд, — говорит фатер со знанием дела.