Лада сделала обычные для алкогольной интоксикации назначения и, убедившись, что другие больные стабильны, отправилась в ординаторскую – просматривать счета розенберговской клиники. Это занятие требовало сосредоточенности, и она не заметила, как подошло время обеда.
Но только она налила себе суп, отрезала кусок хлеба и поднесла ложку ко рту, как позвонила сестра: явился родственник новой больной и желает говорить с врачом. Представив себе такого же пропитого персонажа, Лада решила проявить твердость и сначала пообедать.
Она не любила алкашей, да и кто их любит? Все прошедшие через ее руки спившиеся люди имели схожий характер: они были грубы, чересчур требовательны к врачам и сестрам, считая, что те уделяют им недостаточно внимания, абсолютно не могли терпеть боль и, все как один, ругали жизнь, которая обошлась с ними незаслуженно жестоко. Что тут было причиной, а что следствием – то ли слабый характер приводил человека на дно, то ли, наоборот, водка разрушала нравственные устои, – Лада не знала и не хотела знать. Но при этом она испытывала к алкоголикам определенный сорт благодарности: если бы не вереница наглядных примеров того, что с человеком может сделать алкоголь, кто знает, может, она и сама бы начала пить после всех несчастливых оборотов своей судьбы?
Нужно снимать алкашей и показывать во всех школах, считала она, причем не просто алкашей в реанимации, а с предысторией – фотографии в школе, в институте, свадебные, а потом уже шокирующие ролики. А то ведь дети уверены, что эти люди родились алкашами и бомжами, а не выросли из обычных детей, таких же, как они сами.
Все-таки она поднялась. Нет, определенно сознание, что ее ждут, отравит ей весь обед. Лучше она быстренько поговорит, а потом поест спокойно, за пять минут суп не остынет.
Внутрь реанимационного отделения посторонних не пускали, и Лада вышла в холодный коридор.
На деревянной скамейке возле двери сидел, вытянув ноги, Олег Владимирович, шофер Сумарокова.
– Что случилось?
А сердце уже билось в тревожных и сладких предчувствиях… Что могло случиться, если Валентин не позвонил, а послал шофера?
Между тем Олег выглядел удивленным.
– Вы? Лада Николаевна?
– Конечно, я! А кого вы ждали?
– Врача, – сказал Олег и потупился. – У вас лежит моя жена, – неохотно буркнул он.
Тяжело вздохнув, Лада села рядом с ним, закурила и стала рассказывать о состоянии больной.
– Спасибо, Лада Николаевна. – Олег тоже достал сигареты. – Даже не знаю, можно ли вас попросить никому не рассказывать. Так не хочется, чтоб Валентин Константинович узнал. Он меня сразу уволит.
– За что?
– Ну как же? Если жена пьет, значит, и я тоже, просто скрываю. Да и не запьет жена у хорошего мужа. Думаю, он решит именно так. А я ведь Аню охраняю. Он мне полностью доверял до сегодняшнего дня, а если узнает, засомневается. И я работу потеряю.
Лада закинула ногу на ногу. «Вот и хорошо! – пришла в ее голову злорадная мысль. – Еще неизвестно, как бы у нас с Валей все сейчас было, если бы ты не отнял у меня возможность заботиться о ребенке. Да, кстати, сколько ему понадобится времени сообразить, что он не один такой педофил на свете? Раз он хочет Катьку, значит, Олег вполне может вожделеть его собственную дочь! Так что, любезный друг, тебя могут выпереть со службы даже и без пьянства жены».
Хотя… Она покосилась на галльский профиль Олега. Ему лет тридцать, не больше. Рановато пускать слюни по девочкам.
– Врачебная тайна есть врачебная тайна, – сказала она. – Хотите, из реанимации переведу ее в хорошую психиатрию? Может, и завязать получится!
Олег энергично покачал головой:
– Ни в коем случае! Если она поймет, что психически нездорова, запьет еще сильнее!
– Да уж куда сильнее…
– Боюсь, что с этого все и началось. Ее мучила тревога, беспричинный страх смерти, а я не обращал на это внимания. То ей нечем дышать было, то комок в горле, то боли в сердце…
Лада кивнула, угадав истероидный склад личности.
– Меня вечно дома не было, так она маму мою донимала, чтоб пришла, посидела с ней, мол, одна боится. Потом перестала на улицу выходить, я, говорит, там падаю и умираю. Ну, маме надоело, она ведь и работает, и с детьми моей сестры сидит, а тут – бросай все и мчись к Ларисе, да еще по дороге еды купи. Ну, она и повела жену к психиатру! Причем заранее не предупредила, сказала, к терапевту. А этот терапевт хренов возьми да и скажи, что жена с головой не дружит. И все! Ах, раз я сумасшедшая, то нате, получите!
Лада сочувственно хмыкнула.
– Одного, правда, мама добилась: Лариса теперь ее не трогает, одна по городу ходит. Стакан выпьет, и никаких страхов!
– И все же я вызову к ней психиатра, он, может быть, таблетки подберет.
– И вместо водки она будет закидываться колесами, так? Если человеку невыносима реальность, он всегда найдет способ от нее убежать. Пусть пьет, лишь бы колоться не начала.
– Но…
– Думаете, я не пробовал? – зло спросил Олег. – Тысячу раз! И кодировал, и подмешивал в еду всякие алкогоны, и кино водил смотреть, двадцать пятый кадр. Фигня все это! Развод на бабки, больше ничего.
– Ладно, попрошу нашего рефлексотерапевта иголочки ей поставить. Вреда точно не будет.
– Спасибо. Так я могу рассчитывать, что вы не скажете Валентину Константиновичу? А если вы все же считаете нужным поставить его в известность, то я хотел бы сделать это сам.
Лада покачала головой. Ох уж эти пионерские принципы!
– Можете не беспокоиться, я никому не скажу.
Глава пятая
Витя твердо решил, что не поедет к Сумароковым, несмотря на честно заработанное увольнение. Чтобы не мучиться целое воскресенье, он договорился с Четкиным помогать ему в эксперименте. Василий Четкин, адъюнкт второго года, был полуофициально назначен на кафедре опекуном Сотникова, обучал его азам хирургии и научной работы в обмен на помощь в создании диссертации. Четкин получил место на кафедре не столько за научные, сколько за боевые заслуги и мечтал об одном – защититься, уйти из армии и устроиться в частную клинику. Пройдя Чечню еще мальчиком-санинструктором, Василий усвоил один- единственный жизненный урок – пока ты жив, все остальное фигня, и поэтому постоянно пребывал в великолепном расположении духа. Витю Четкин воспринял как подарок судьбы и полностью доверил ему экспериментальную часть своей работы.
Вернувшись с самоподготовки, Витя обнаружил Василия в своей комнате. Он валялся на Витиной кровати, закинув на деревянную спинку ноги в армейских ботинках.
– Ботинки сними, – буркнул Сотников, – или не знаешь, куда в обуви ложатся?
Василий пересел на стул. Витя поправил покрывало, взбил подушку и только после этого повернулся к Четкину:
– Чай будешь?
– Ага. Слушай, я чего пришел-то – завтра не получится. Фирма, зараза, препарат не прислала.
– Блин! – Витя через полотенце взял банку за горлышко и разлил кипяток по стаканам.
Василий вытащил из сушилки блюдце, налил туда чаю, подул и сделал жеманный глоточек.
– Офигенно ты чай пьешь, Василий! Первый раз в жизни вижу такое.
Допив, Витя подвинул Четкину пепельницу, а сам занялся картошкой – сегодня была его очередь готовить ужин.
– А я уже настроился завтра целый день хреначить твои бациллы…
Витя действительно был разочарован. Ему нравилась атмосфера лаборатории, высокие потолки и старинные картотечные шкафы, термостаты и штативы с пробирками. Нравилось зажигать спиртовку и, прокалив в ее фиолетовом пламени бактериологическую петлю, переносить раствор с бактериями из пробирки на твердую питательную среду.
