сложно: дома шторы на окнах не раздвигать, чужим дверь не открывать, одной нигде не появляться.
— Погоди, Слава. Ты что, забыл, что у меня домработница есть, баба Варя. Ее ты тоже собираешься проинструктировать, кому дверь открывать, а кому нет. Как ты себе все это представляешь?
— Не волнуйтесь, Елена Васильевна, ничего я не забыл. Нас с Сергеем двое и с вашей «девяткой» у нас две машины. Пока я буду вас около архива караулить, Сережка — вы только на него доверенность оформите — с Варварой Тихоновной куда надо съездит и обратно ее привезет.
— А... — начала было я, но Вячеслав ожег меня взглядом так, что я осеклась, и растерянно спросила: — Ты чего?
— Елена Васильевна, вы, вообще-то, понимаете, что вам в вашем положении такой легкомысленной быть просто нельзя? — от гнева он сцепил зубы так, что у него даже желваки заходили..
— В каком положении? — я постаралась выглядеть естественно удивленной.
— В том самом. Я же говорил, что из детского возраста давно вышел и знаю, почему и когда женщину вот так, как вас выворачивает,— глядя в сторону, сказал он.
— Я очень надеюсь, что ты и Сергей еще ни с кем не успели поделиться этой новостью? — как можно спокойнее спросила я.
— Да не говорили мы никому и ничего,— он все еще не глядел в мою сторону.— Только поберечься вам не мешало бы... Уж, если не ради себя, то хотя бы ради ребеночка. Вряд ли ему на пользу ваши приключения пойдут.
У меня мгновенно так ослабели колени, что я прислонилась к джипу, щеки заполыхали от стыда и я горько заплакала. Господи, какая же я дура! Какие к черту Наумовы, Лоринги, заводы, турки! Вот оно, то единственное, о чем мне сейчас думать надо! И напоминает мне об этом совершенно посторонний человек. Нет, Ленка, ты не женщина, вынуждена была я признаться самой себе, ты действительно мужик. Другая бы на твоем месте только о ребенке и думала, а у тебя в голове исключительно умозаключения и логические построения.
— Да будет вам, Елена Васильевна,— тихонько сказал Слава.— В один день себя не переделаешь. Трудно вам, конечно, перестраиваться, жизнь свою менять... Но уж, если решили, то старайтесь, а иначе и затеваться с этим не стоило...
Мое лицо горело так, как будто он этими несколькими словами надавал мне звонких пощечин, причем совершенно заслуженных. Я вытерла глаза и покаянно сказала:
— Спасибо, Славик. Ты прав, ты во всем прав. Я только сейчас благодаря тебе до конца поняла, что больше не имею права на риск, что сама себе я уже не принадлежу. Ты уж останавливай меня, если я заиграюсь. Хорошо?
— Хорошо, Елена Васильевна. Только и вы не обижайтесь на меня, если я вам что-нибудь резкое скажу. У меня характер... — он замялся,— не очень легкий. А может быть,— он прямо глянул мне в глаза,— вам все-таки отказаться от этого дела?
И у меня в голове мгновенно сама собой выстроилась цепочка: если после сегодняшнего разговора я отказываюсь от дела, то Матвей, естественно, спрашивает: «Почему?» — я говорю, что беременна, потому что врать ему нельзя, иначе он никогда в жизни больше мне ни в чем не поверит — затем, выяснить срок и, соответственно, отца, для него дело нескольких минут — узнав, что это Батя, они сообщают об этом ему. А вот, что тот предпримет в ответ на это, совершенно непонятно: может согласиться с этим, может — нет. Но, если он согласится, то тут начнется прессинг по всему полю, чтобы мы зарегистрировали брак. Нет, решила я, права Боровская, все нужно делать вовремя. Одно дело выходить замуж, когда тебя зовут из любви к тебе, и совсем другое, когда по обязанности. Мне по обязанности не надо — вот это я знаю совершенно точно. Поэтому, если уж они все и должны узнать, что у меня будет ребенок, пусть это произойдет, как можно позже.
— Нет, Слава,— твердо сказала я.— От этого дела я не откажусь, но обещаю, что буду вести себя очень осторожно и прислушиваться к твоим советам. Но я очень прошу вас обоих никому не говорить о том, что у меня будет ребенок. Это мое и только мое. Договорились?
— Вам виднее, Елена Васильевна,— ребята переглянулись.— Раз надо, будем молчать.
ГЛАВА 10
Как ни странно, но баба Варя отнеслась к новым условиям нашего существования гораздо спокойнее, чем я предполагала. Она внимательнейшим образом выслушала Вячеслава и со всем согласилась — раз так надо, то пусть так и будет, и даже обрадовалась, что будет теперь кому ей сумки таскать. Вячеслав же взялся охранять меня. Правда, на следующий же день выяснилось, что охраняет меня не только он.
— Пасут нас, Елена Васильевна. Причем внаглую,— сказал Слава, взглянув в зеркало заднего вида.— Вон та белая «Нива» за нами, как приклеенная, держится. Я сначала думал, что они просто тем же маршрутом едут, а потом решил проверить и начал петлять, а они прилипли к нам так, что легко их с хвоста не сбросишь. Надо Сергея вызывать!
— Слава! Не надо сюда ребенка впутывать. Я сейчас Панфилову позвоню,— я перепугалась насмерть и начала дрожащими пальцами набирать на сотовом его номер, но все время ошибалась.
— Ребенка? — воскликнул тем временем Вячеслав.— Вы не смотрите, что он с виду такой безобидный. Серега кандидат в мастера спорта по пятиборью и я бы очень сильно не советовал кому-нибудь его злить. Если бы вы тогда в Москве разрешили ему с тем мужиком разобраться, то от того, поверьте, мало бы что осталось.
— Не все так просто, Слава! — отрезвила я его.— Все очень-очень непросто! — и, услышав, наконец, в трубке голос Панфилова, почти заорала: — Владимир Иванович! За мной следят!
— Белая «Нива»? — тут же спросил он.
— Да... — растерялась я.
— Это охрана, Лена! У «Нивы» задача ездить за тобой, не таясь особо, но есть еще и вторая машина, которую ты можешь даже не пытаться искать — не найдешь. Неужели ты думаешь, что мы стали бы рисковать твоей жизнью?
— А предупредить меня заранее можно было? — я взвизгнула так, как сама от себя не ожидала.— Или вы считаете, что у меня нервы железные?
— Лена! Леночка! Упокойся! — начал оправдываться Пан.— Ну замотался я! Не успел! Кто же думал, что ты их засечешь?
— Это не я, а Вячеслав,— уже спокойнее заявила я.
— Вячеслав? Толковый парень! — одобрительно заметил Панфилов и попросил: — Ну, извини старика! Не сердись!
— Ладно! — буркнула я, отключив телефон, и объяснила Славе, как обстоят дела.
Он тут же воодушевился и решительно заявил:
— Ха! Пусть не надеются, что я эту вторую машину не определю! Вычислю, как миленьких! — Но у него это так и не получилось — видимо, специалисты там сидели классные.
Подъехав к областному архиву, я собралась было купить у сидевшей там всегда старушки жареный арахис, чтобы погрызть за работой, но ее не было — наверное, более прибыльное место себе нашла, подумала я и решила впредь запасаться чем-нибудь подобным заранее — скучно же целый день сидеть и в бумагах ковыряться. Работники архива относились ко мне почти как к, если не национальной, то уж героине местного масштаба точно, считая освободительницей от ненавистной всем Костровой и ее компании — на мой взгляд совершенно незаслуженно, но все равно приятно. Директор архива оказался милейшим и интеллигентнейшим человеком, который так настоятельно просил обращаться к нему в случае малейших затруднений, что я поняла — с ним обо мне разговаривали. Мне выделили персональный стол, халат и я с головой влезла в историю появления в нашем Заволжье первых немецких колонистов.
Во время торжеств в «Сосенках» по случаю помолвки, куда я вынуждена была поехать и где, несмотря на все искренние заверения в любви, дружбе и благодарности, чувствовала себя очень неуютно (еще более неуютно чувствовала себя, наверное, только Нина Максимовна), Пан передал мне справку о фирме «HFL». Просмотрев ее уже дома, я ни на шаг не приблизилась к разгадке этой истории.
