произошло? И не врать! Я вас уже достаточно изучила и пойму это мгновенно. Ну? Что натворили?
Они помялись, а потом Вячеслав, решившись, сказал:
— Мне сегодня утром Генка позвонил... Ну... Один из тех, кто у Наумова работал, и сказал, что Гадюку с Быком этой ночыо грохнули.
— Как? — невольно воскликнула я, ощутив неприятный холодок в кончиках пальцев.— Как грохнули? Кто? — Они только пожали плечами и я решительно потребовала: — А ну давайте все порядку!
— На следующий день, после того как вы к нему ездили,—начал Слава,— Наумов вместе с Машкой и Быком на завод жить переехал. Всех до единого работников в отпуск за свой счет отправил и там только его люди остались. Генка говорил, что он прямо круговую оборону вокруг административного корпуса организовал. Сам он с Машкой в комнате для отдыха, что рядом с кабинетом, жить устроился, а Бык — в приемной на диване. Гадюка целыми днями в кабинете сидел и все бумаги какие-то изучал. Никуда не выходил и даже из своих людей к себе только самых доверенных допускал. А сегодня утром ребята к нему сунулись, а Быка в приемной нет. Они — в кабинет, а там тоже никого. Тогда они в комнату. В общем... — Слава отвернулся и, покусывая губы, тихо сказал: — Померли они смертью страшной. Генка говорит, даже смотреть невмоготу было.— Он немного помолчал, шумно сглотнул и, дернув головой, продолжил: — А как именно, я вам, Елена Васильевна, не скажу. Лучше вам этого не знать — в вашем-то положении.
— А Маша? — испуганно спросила я.— Она-то жива?
— Да,— Слава кивнул.— Жива. Ее в туалете, что к комнате примыкал, связанную и с кляпом во рту нашли. А как в чувство привели, рассказала она, что спать они с Наумовым легли нормально, а очнулась она от холода — пол-то в туалете кафельный, а она голышом. И слышала она голос какой-то... Бесцветный, как она его описала. И произнес он только: «Женщин и детей трогать нельзя». Но т а к он это сказал, что она от ужаса сознание потеряла и больше ничего не слышала. А кто это был? Черт его знает! Следов после себя, кроме двух трупов, он не оставил. Вот и все, Елена Васильевна!
«Есть бог на свете! — удовлетворенно подумала я.— Есть! Хотя... Называть «Кузнецова» богом — это уже перебор. Скорее уж — дьяволом. Но край он действительно видит и кровь льет с большим разбором. Значит, правильно я тогда решила ничего Матвею не говорить! Получили-таки Гадюка с Быком по заслугам! Но как «Кузнецов» смог выяснить, что те убийства именно их рук дело? А, впрочем, чего гадать? Я этого все равно никогда не узнаю. Ну вот и все, Елена Васильевна! Вот и закончено дело о загадочных убийствах семьи Богдановых-Наумовых. Теперь остается только по возвращении рассказать всю правду Матвею, а там он пусть делает то, что сам сочтет нужным — меня же эта история больше никаким боком не касается. Будем надеяться, что Матвей меня за такую самодеятельность не пришибет на месте, а ограничится словесным внушением, но это уж я как-нибудь переживу»,— решила я и спросила у ребят:
— Ну, а вы-то чего такие хмурые? Или Гадюку с Быком пожалели?
— Ну вы и скажете тоже, Елена Васильевна! — покачав головой, хмыкнул Слава.— Нет, конечно! Тут другое,— он замялся.— Понимаете, там... Ну, в общем, у Наумова, несколько хороших, ни в чем пока не замаранных ребят осталось. Если их сейчас оттуда не вытащить, их же Дьяк подберет — деваться-то им некуда. Так, может?..
— Значит, именно поэтому ты меня и спрашивал, надолго ли я уезжаю?Он кивнул.— Ладно. Мы сейчас этот вопрос по-другому решим,— я взяла сотовый и позвонила Солдатову.— Семеныч...
— Ой, Елена! — радостно заорал он.— Мне Панфилов уже сказал, что ты замуж выходить едешь. Поздравляю! Ну, наконец-то, ты себе мужа нашла! Видать, орел-мужик, если не побоялся на тебе, при твоем-то характере жениться! Познакомь потом, я ему от всей души руку пожму за отчаянность такую! А тебе, Елена, желаю счастья и, вообще, всего самого хорошего, что только есть на свете! Ты уж домой-то не спеши! Свадьба есть свадьба! Ее, как положено, отгулять надо!
— Спасибо за поздравление, Семеныч,— безрадостно поблагодарила я.— Только вряд ли я там надолго застряну. Но я тебе сейчас по другому поводу звоню. Ты ведь, наверное, уже знаешь, что Наумова грохнули?
— А-а-а... И тебе уже сообщили,— он потускнел голосом.— Знаю, Елена. И то знаю, что из Москвы комиссия едет — кончилось у них там терпение на баратовский беспредел смотреть. Ох и головы полетят!
— Ну вот пусть в Управе у людей о своем будущем голова и болит! — отмахнулась я.— Меня другое волнует. Тут Вячеслав сказал, что среди наумовских ребят парни неплохие есть, вот я и думаю, что не мешало бы тебе с ними поговорить и, если они действительно ни в чем криминальном не замешаны, то взять к нам, после консультации с Владимиром Ивановичем, естественно. Сделаешь?
— Есть там стоящие ребятишки,— согласился он.— Ты скажи Вячеславу, чтобы он с ними к нам в офис подошел завтра часикам к десяти. Планерка как раз кончится, вот я ними и поговорю! — и уже другим тоном заявил: — А ты, невеста, делами себе больше голову не дури! Тебе сейчас о своем, о женском думать надо! Ну, езжай с богом и ни о чем не волнуйся!
Поблагодарив Солдатова, я отключила телефон и передала его слова Вячеславу, который, услышав это, застыл, закрыв глаза, и молчал, не в силах сказать ни слова, а Сергей, глядя на меня просто с обожанием, проникновенно, совершенно искренне сказал:
— Вы святая женщина, Елена Васильевна! Вы словно мать нам! Если вам когда-нибудь что-нибудь потребуется, то вы только скажите. Мы для вас все сделаем!
— Спасибо, Сережа! — я улыбнулась парню, который даже не мог представить, как согрели мне душу его слова — значит, не такая уж я законченная дрянь, какой считала себе еще несколько минут назад.— Спасибо!
Тут объявили, что заканчивается регистрация пассажиров рейса «Баратов — Москва», и мы двинулись к сектору. Пройдя через металлоискатель, я взяла свою сумку и документы, помахала ребятам рукой, крикнув: «Надолго не прощаюсь!», и пошла на посадку.
* * *
Когда все пассажиры рейса вышли из автобуса и подошли к самолету, стоящая у трапа стюардесса громко спросила:
— Кто из вас Елена Васильевна Лукова? Подойдите сюда, пожалуйста!
— Я! — удивленно отозвалась я, приближаясь к ней.— А что случилось?
— Нет-нет! Ничего не случилось! — заулыбалась девушка.— Просто нам приказали особо о вас позаботиться. Проходите, пожалуйста, вперед на первый ряд.
Я поднялась по трапу и, усаживаясь в кресло, подумала, что Матвей с Паном даже это предусмотрели и позаботились обо мне, хоть и лететь-то всего чуть больше часа — вот она сила Семьи в действии. Когда мы взлетели, я, глядя в иллюминатор на облепившие самолет со всех сторон облака, мысленно позвала:
— Игорь! Игорек! Я же чувствую, что ты сейчас где-то здесь, рядом. Ответь мне! Дай знак, что слышишь меня! Мне сейчас так нужна твоя поддержка!
И вдруг через плотную белую толщу, найдя какую-то крошечную щелку между облаками, ко мне пробился тоненький лучик солнца — как дружеская улыбка... Как добрый взгляд веселых, смеющихся глаз... Как благословение...
— Игорь! Игорь! — слезы покатились сами собой.— Спасибо тебе! Я так и знала, что ты меня поймешь, как понимал всегда. Не волнуйся, Игорек! Я никогда тебя не забуду! Ты веришь мне? — и солнечный лучик, словно услышав меня, подмигнул мне и исчез.
И я, успокоенная, откинулась на спинку кресла, вытерла слезы и стала думать о том, что ждет меня в конце этого путешествия. Как меня встретит Орлов? Что скажет и что я ему отвечу? Как-то у нас с ним все сложится? Но, как я ни проигрывала в уме различные ситуации, все они почему-то получались натянутыми и ненатуральными, словно взятыми напрокат из очередного, наспех сляпанного сериала, которыми сейчас забиты все каналы. В конце концов я бросила это бесполезное занятие — нечего себе голову морочить: как пойдет, так и пойдет, и достала из сумочки свой талисман, брелок-козочку. Осторожно погладив ее завиточек на лбу, я поцеловала ее и тихонько спросила:
— Ты ведь поможешь мне, Снежинка, как помогала всегда? Правда?
А козочка серьезно посмотрела на меня своими большими голубыми глазами из-под длинных нарисованных ресниц, словно хотела сказать:
— А разве может быть иначе? Тем более, что теперь нас уже трое: Игорь-маленький, ты и я. И вместе нам ничего не страшно: мы от всего отбодаемся и со всем справимся.
