собравшимися. Мои мысли смешались.
Я знал, что красивые и сильные слова Дурьодханы — лишь майя. Я сам видел Пандавов и верил в их мудрость и приверженность добру. Но на тех, кто привык полагаться на чужие суждения больше, чем на прозрение сердца, речь Дурьодханы должна была оказать огромное влияние. Лишь один человек, стоявший перед троном, не поддался жаркому напору властной натуры Дурьодханы, не потерял ясности мысли и сосредоточенного спокойствия. Это был наш брахман. Он начал говорить с достоинством, обводя глазами всех собравшихся, но обращаясь лишь к одному человеку, к тому, кто сидел с черной повязкой на глазах на высоком сияющем троне. Слушая плавную, умиротворяющую речь нашего брахмана, я понял, почему Юдхиштхира попросил именно его возглавить посольство в Хастинапур.
— Дурьодхана сказал то, что кажется ему благом для всего народа куру. Я же говорю о высшей истине, хранимой братством и опровергающей правильность выбранного вами пути. Ты, о Дурьодхана, опьянен видимостью удачи: границы владений расширяются, подданные повинуются, Высокая сабха благоденствует. Кажется вот-вот весь мир окажется под сияющим зонтом мудрой власти дваждырожденных. По человеческим меркам ты — великий властелин, которому подвластно и доступно все. Не удивлюсь, если даже через сто лет чараны все еще будут петь хвалу твоим подвигам. Но твой успех в глазах дваждырожден-ного — лишь майя. Умершего сопровождают родственники и слуги лишь до погребального костра. Дальше добрые и злые дела остаются его спутниками. Величие твоего царства — обман, ибо ты развратил подданных жаждой богатств.
Твои соратники вслед за тобой начали думать о сохранении власти больше, чем об удержании брахмы в сердце. Послушными, жадными, трусливыми легче управлять. Ты постиг это и преуспел в достижении цели. Но разве это было целью нашего братства? Став властелинами, вы можете сохранить свою власть только используя силу, понятную подданным, а значит, незаметно становясь одними из них. Ты можешь показаться сильным моим юным спутникам, но я-то вижу, насколько зависишь ты от этой толпы, окружающей тебя у трона. И ничего не изменишь ты в них, ничего не пробудишь, ибо способами, которыми ты восторжествовал над ними, нельзя их изменить. Не случайно Сокровенные сказания утверждают: тот, кто ищет почестей, тот лишает себя блаженства постижения брахмы. Чего стоят эти башни и стены теперь, когда угас свет Высших полей? Властелин может и победил, но дваждырожденный проиграл.
Дурьодхана слушал, опустив голову. Я заметил, как стражник у трона бросил удивленный взгляд на своего властелина: «Неужели его царь способен колебаться?» Но эту мысль стражник не стал развивать, а вернулся к мечтам о скорой войне и сопутствующих ей грабежах. Тусклые глаза под низким шлемом дремотно сощурились. Солдат был счастлив своей майей. Тогда из-за плеча Дурьодханы прозвучал вкрадчивый голос Шаку-ни — царя Гандхары:
Разве Кауравы не такие же дваждырожден-ные? Разве поколебался в Хастинапуре их державный зонт? Богатыми дарами и жестоким принуждением утверждает свою власть Дурьодхана. В этом нет его вины. Он лишь сообразуется с общим законом нашего времени, отмеченным знаками Калиюги. (Шакуни говорил, улыбаясь. Его речь, казалось, источала аромат, клубилась и убаюкивала, как дым над жертвенником. Но откуда же тогда тянуло в моем сердце стелящимся сквозняком лжи?)
Правители Хастинапура, — продолжал Шакуни, — раньше других поняли, что идти против законов мира — святотатство и безумие. Они угодны богам, так как смиренно подчиняются их воле, не дерзая вмешиваться в карму народа. Поэтому победа всегда будет на стороне Хастинапура.
Победа Хастинапуру! Слава Дхритараштре и его сыновьями! — закричали собравшиеся у трона. На многих лицах я увидел неподдельный восторг и умиление. Даже на слепом лице Дхрита-раштры появилось некое подобие улыбки, как отсвет солнца на покрытых инеем камнях. Дурьодхана тоже улыбался. Выражение холодного торжества погасило в его глазах лучистый свет брахмы.
Слышишь, как они радуются? — спросил он, нависая над брахманом и указывая рукой на свою челядь, — это не я установил, не я расставил их по местам, возбудил в одних жестокость и алчность, в других — трусость. Так распорядилась жизнь, и не нам, смертным, пытаться вмешиваться в ее течение. Попробуй вмешаться, и они разорвут тебя. Убей властелинов, и они бросятся друг на друга.
Кто же тогда мы, дваждырожденные, если, обладая властью, смиряемся со злом? — спросил брахман.
Мы — чужие, — вдруг с горечью процедил Дурьодхана, сбросив на секунду маску надменного бесстрастия, — мы чужие для этого мира. Наше время прошло… Посмотри на этих юношей, которых вы обрекаете на смерть. Где найдут они прибежище на этой земле, если рухнет Хастинапур, уйдут в небытие патриархи? Им не расстаться с проклятой способностью воплощаться в мысли других. Одного этого будет достаточно, чтобы наполнить страданиями их жизнь среди злых и невежественных людей. Может быть, те, кто унаследует этот мир, будут отлавливать наших учеников по городам и деревням, считая колдунами. Они обречены, потому что заметны. Их видно по горящим глазам, по тонкой гармонии мыслей и движений– И все это послужит их гибели.
Юными дваждырожденными не следует пренебрегать, ибо даже маленький огонь способен обжечь, — прозвучал вдруг голос над нашими головами. Это неожиданно разомкнул уста Дхритараштра. Значит, все это время он не предавался старческой дремоте, как было подумалось мне, а внимательно слушал весь наш разговор. Духшасана, стоявший рядом со своим братом, лишь криво усмехнулся и сказал:
Эти чахлые ростки, пробившиеся на свет из темноты ашрамов — уже не дваждырожденные. С этими-то бойцами Юдхиштхира хочет оспаривать наше прове вести за собой племена куру?
И низкорослое деревце считается взрослым, если может приносить плоды, — смиренно ответил брахман, — но если оно не приносит плодов добра, значит, еще не достигло поры зрелости, как бы ни были велики его размеры.
Глаза Духшасаны полыхнули гневом, но его остановил Дурьодхана:
— Я не караю за умные и правдивые речи, — сказал он, — тем более, перед нами не враги, а посланцы моих родственников. Молодые дважды рожденные, — и он повысил голос, чтобы его слы шали все в зале, — находясь в Хастинапуре, бу дут оставаться под моей защитой, особенно если они одеваются, ведут речи и совершают поступ ки, предписанные их дхармой.
Дурьодхана посмотрел на нас с Митрой, и я ясно понял, что ему уже известно о наших переодеваниях и негласных путешествиях по городу. Но, судя по всему, кара за находчивость нам пока не угрожала. Мы с Митрой лишь молча поклонились. Наш брахман повернулся к трону Дхрита-раштры и учтиво спросил, каков будет ответ.
Мы не должны рассуждать поспешно, — ответил Дхритараштра, — слишком многое лежит на чашах весов, которые вы хотите покачнуть. Разве не показали игральные кости, чья карма легче, и к кому благоволят боги? Разве мой сын был плохим защитником подданных, пока Пандавы, сбросив бремя власти, скитались где-то в лесах?
Те, что подстрекают тебя на вражду с Пан-давами, переложат бремя страданий на плечи других, — заговорил брахман с уверенностью и задором юности. — Боги не могут быть на вашей стороне. Игральные кости, определившие судьбу Пандавов, были не во власти богов, а в воле Шакуни, царя Гандхары.
Это ложное обвинение, — воскликнул Шакуни, но брахман даже не удостоил его взглядом. Не открывая глаз, он устремил поток своей воли на растерянного Дхритараштру, вцепившегося морщинистыми руками в костяные подлокотники трона.
Заключи мир с Пандавами, — говорил брахман, — откажись от мыслей о выгоде. Это будет на пользу тебе самому, спасет жизни твоим сыновьям, равно как и многочисленным родственникам и друзьям. Резко повернувшись к Дурьодхане и взглянув ему в глаза, брахман добавил: — Я не хочу возвращаться к Пандавам с разбитыми надеждами и недостигнутой целью. Подумай еще несколько дней, прежде чем сказать губящее надежду слово. Я знаю, что Карна похвалялся в одиночку повергнуть на землю обладателей лука Гандива и сияющего диска. Но Сокровенные сказания гласят: «Над человеком, который дал волю страстям и отринул закон, скоро будут смеяться его враги».
Дурьодхана пожал могучими плечами: — Если мудрость Сокровенных сказаний не спасает без войны и насилия, то к чему ваши умные разговоры?
Переговоры закончились. В зал вбежали музыканты, танцовщицы и слуги с подносами. Придворные собрались вокруг столов с жирной обильной пищей. Наш брахман, ничем не выдавая своего разочарования, присел на подушки у трона Дхритараштры, и оба мудрых старца углубились в беседу. А нам с Митрой ничего
