В свете факелов живыми кажутся огромные каменные слоны, поддерживающие крышу. Вновь стража открывает двери, обитые тускло сияющей медью. Бесконечная череда колонн, украшенных прихотливой резьбой, делает внутренний коридор чем-то схожим с диким лесом. Ветер, свободно входя в окна, колеблет огни светильников и дымы благовоний.
Еще одна дверь, и я шагнул под высокие своды огромного зала. Здесь, как и во дворце Дурь-одханы, свет дробился на части, разлетаясь по золоченым доспехам и драгоценным украшениям. Лишь один человек не видел этого блеска, не щурился от света огней — сам слепой царь Дхрита-раштра, восседавший на высоком троне из резной слоновой кости.
Рядом с ним примостилась на золотой подушке его верная супруга Гандхари — мать Дурьод-ханы и его многочисленных младших братьев. Как и в первый день своего замужества, находясь рядом с супругом, она надевала на глаза черную повязку, чтобы ни в чем не превосходить повелителя Хастинапура. Обычно она хранила молчание, лишь внимательно слушая, о чем говорилось вокруг, кротко улыбаясь всем гостям.
Наш брахман шепотом объяснил, что за спиной у царственной четы стоит Санджая — личный возница Дхритараштры, дваждырожденный, обладающий удивительным даром видеть то, что происходит в дальних землях. Ходили легенды, что сам Вьяса был его наставником. В древности дваж-дырожденные очень осторожно относились к выбору своих учеников, предварительно удостове-рясь в чистоте их намерений и душевной стойкости. Может быть, именно поэтому Санджая наотрез отказался от просьбы Дурьодханы наблюдать за передвижением Пандавов. Впрочем, его преданность престарелому царю была вне сомнений, и Дурьодхана скоро оставил попытки использовать божественный дар не по назначению. Царственная чета и их сута, застывшие на тронном возвышении в центре зала, показались мне чужими, оторванными от всего происходящего, и дело здесь было не только в завязанных глазах…
Вслед за брахманом мы приблизились к трону, спинами чувствуя неприятные взгляды придворных. Санджая что-то прошептал на ухо своему господину. Мы склонились у ног Дхритараштры, произнеся надлежащие слова приветствия.
— Пусть удача сопутствует вам, посланцы бла городного Юдхиштхиры, — произнес Дхритараш– тра ласковым, чуть взволнованным голосов, — я только что узнал о вашем приезде и от всей души радуюсь стремлению ваших вождей заключить мир. Много лет прошло с тех пор, как по реше нию Высокой сабхи они удалились в изгнание. Но, как бы ни изменился мир, нерушимыми остаются наши родственные узы.
Брахман должными словами поблагодарил Дхритараштру за оказанный прием и назвал наши имена.
— Я рад, что мой дворец посетили молодые дваждырожденные, — учтиво сказал Дхрита– раштра.
И мне показалось, что его незрячие глаза проникают куда-то за внешнюю оболочку моего тела, мягко, но настойчиво изучая узор тревожно переплетающихся мыслей. Не знаю, что он прочитал там, но голос его звучал милостиво. Беседа, в ходе которой он расспрашивал нас о жизни в Панчале и заботах Пандавов, показалась мне даже приятной. К сожалению, ей скоро положил конец приход Дурьодханы. Его сопровождал Духшасана с несколькими десятками братьев, которые утопали в раболепном обожании своей свиты, как бриллианты в сандаловой пыли. Теперь я мог почти без страха рассмотреть их вблизи. За стеной льстивого восторга и поверхностного блеска я безошибочно распознавал и подлинное сияние могучего духа и крепость их воли. Я даже смог признаться себе, что испытываю гордость от принадлежности к великому братству, которое и здесь возглавляют тигры среди мужей. Дурьодхана остановился перед троном отца и склонил голову, украшенную великолепным цветочным венком.
О властелин, кому мудрость служит единственным оком, — громко повторил Дурьодхана ритуальное обращение к Дхритараштре, — дозволь мне принять участие в твоих переговорах с посланцами моих заблудших родственников Пандавов. Я слышал, они пришли просить мира.
Со всем возможным почтением я вынужден признать, что мудрый Дурьодхана пребывает в заблуждении, — смиренно сказал наш брахман, — мы пришли просить справедливости. Сын Дхармы — Юдхиштхира — просил меня передать, что потомки твоего брата, о Дхритараштра, согласны получить от тебя даже не полцарства, а город, одну единственную деревню, чтобы там возродить сияющий костер брахмы и венок братства дваж-дырожденных.
Дурьодхана не дал договорить:
Мы в Хастинапуре чтим закон не меньше, чем Пандавы в их тайных убежищах. На наших плечах лежит великое бремя ответственности за охрану этих земель. Именно мы оберегаем своих братьев– дваждырожденных, нашедших убежище под сенью царственного зонта повелителей Хастинапура. Разделить страну сейчас означает поколебать веру людей в законность нашего правления. Если Пандавам действительно небезразлична судьба братства и всей этой земли, они должны отказаться от всех мыслей о власти, заняв подобающее им высокое положение среди моих верноподданных. Только такой путь ведет ко благу.
Разве можно будущее Хастинапура и всего братства дваждырожденных строить на чем-либо, кроме справедливости? — тихо спросил брахман.
Братья Дурьодханы возмущенно задвигались. Я увидел, как у ненавистного мне Духшасаны в такт тяжелому дыханию угрожающе раздуваются ноздри, а руки непроизвольно нашаривают рукоять меча. Холодный сквозняк пробился в широкие окна, прижал чадящее пламя к глиняным плошкам светильников, просыпал мне за шиворот горсть колючих мурашек. О, как бы я хотел оказаться в невидимом кольце брахмы Пандавов и их сторонников, чтобы перестать беспокоиться о каждом неосторожном слове, способном вызвать ярость властелина. Любой из этих людей, столпившихся вокруг Дурьодханы, мог одним движением бровей приказать своим слугам умертвить нас. Мы были посланцами врагов, мы говорили дерзкие речи. Счастье еще, что Дурьодхана уже показал высоту своего благородства. Я не верил, что он унизится до подлости и изменит дхарме нашего братства. Но среди тех, кто окружал трон Дхритараштры, дваждырожденных было немного, и это увеличивало опасность. Впрочем, на этих переговорах вообще мало что зависило от учтивых слов и мудрых мыслей. Все решала карма — устремление Дурьодханы и его братьев, благоразумие их отца, страх и алчность их сановников и боевых командиров. Поняв это, я перестал беспокоиться о том, что был не в силах изменить, и обратил свое внимание на Дурьодхану. В отличие от соратников, он оставался совершенно спокойным. Вся его фигура со сложенными на груди могучими руками излучала достоинство и решимость. Ноги в тонких кожаных сандалиях попирали мозаичные плиты, как трупы поверженных врагов. Надменный взгляд пронзительных орлиных глаз был устремлен сейчас только на нашего брахмана, чьи плечи, казалось, согнулись под бременем лет и тревог.
— Я слышал об одной стране на юге нашей земли, — с легкой насмешкой в голосе сказал Ду- рьодхана, — там цари одевали не бронзовые доспехи, а гирлянды цветов. В залах собраний они слушали певцов и поэтов, а не воинов и сборщиков податей. Веря в благородство кшатриев и трудолюбие крестьян, не накапливали богатства. В своей безумной гордыне они хотели изменить карму своих подданных. И люди начали предаваться праздности и наслаждениям. Крестьяне не утруждали себя работой на полях, у воинов размягчились сердца. Песни чаранов не смогли отвратить армии соседей от грабежа и убийств. Говорят, что боги обрушили на эту землю воды океана, смывая даже память о дерзкой попытке царей повернуть колесо кармы в обратную сторону. Пандавы безумны! — гремел голос Дурьодханы в мертвой тишине зала. — Они говорят о дхарме, а хотят ниспровергнуть власть и бросить нас в пучину беззакония. Они говорят о разуме и любви, но не знают, лишенные богатства и власти, какие законы руководят действиями людей. Разве любовь заставляет моих крестьян своим потом поливать ростки риса на царских полях? Разве разум повелевает моим солдатам сражаться, а придворных радеть о казне и податях? Нет! Жадность и страх рождают в подданных силу и верность. Они не видят Высоких полей брахмы, им неведома радость прозревшего сердца, поэтому им никогда не понять вас, а вам не научиться повелевать ими. На этой земле Пандавы — изгои. Их карма тяжела.
Дурьодхана перевел дух и продолжал уже спокойнее:
—Значит, ваши рассуждения о справедливести и благе — заведомая ложь, призыв к бессмысленному разрушению установленного порядка жизни. Так как же лучезарный Дхритараштра, несущий все бремя власти, пренебрежет своим долгом перед подданными? Вы даже можете искренне верить в то, что наговорили. Все равно неразумное исполнение чужой воли обречет вас на гибель.
Дурьодхана замолчал, и никто не отважился нарушить тишину, распростершую орлиные крылья над
