Магадхой не может не вызвать радость в Кампилье.
Мы спешили в Панчалу навстречу неизвестной судьбе, но теперь сила и радость наполняли мое сердце. Первым человеком, показавшим мне, что такое жизнь в Брахме, был мой Учитель. Я поверил рассказам о братстве дваждырожденных потому, что встретил того, кто сам просто и ясно шел по пути, о котором я слышал раньше только в песнях чаранов. Но как же далеки были откровения ашрама от всего, что составляло кровь и плоть окружающего меня беспощадного мира. Именно он начал казаться мне реальным, а все свидетельства о Братстве были сотканы из прозрачных волокон возвышенных мечтаний.
В Двараке Кришна и Арджуна потрясли нас с Митрой властностью и силой духовного пыла, но наш внутренний взор не достигал тех вершин, на которых пребывали души властелинов. В стране матсьев, уже войдя в круг приближенных Пандавов, мы опять питали свою веру в Братство легендами да собственным воображением.
Лишь в лагере у стен Кампильи мы явно ощутили всепоглощающее счастье слияния сердечных аур, восторг взаимопроникновения. Окунувшись в поток брахмы, мы поняли, что только законы Братства соответствовали сокровенной сущности человека, только путь духовного восхождения разрывал пелену майи и давал истинную цель жизни. Оторвавшись от круга дваждырожденных в Панчале, от животворного костра слившихся сердец, мудрых разговоров и нежных песен, мы уже не могли считать нормальным мир, в котором царила жестокость и ненависть. Не легенда или святая мечта, а жизнью оплаченный опыт воплотил в нас великую цель Братства, и отказаться от нее было так же невозможно, как стереть собственную память или выпустить кровь из своих жил.
Нас встретили в столице панчалов как великих героев. Чараны уже успели сложить песнь о прекрасной апсаре в горном храме и новом восхождении Арджуны на небо Индры. Диадема, которую он теперь носил не снимая (откуда она появилась я не знаю) вызывала восхищение и благоговейные споры. Говорили, что ее он получил в дар от небожителей, как и великолепные серьги, бросающие радужные блики на его могучую шею и чуть впалые щеки. Мы-то знали, что эти драгоценности он обрел еще в годы изгнания. Но , возможно, они действительно были даром небожителей. Так что никто не пытался переубеждать людей, которые тысячами вышли на валы, окружающие Кампилью, для восторженных приветствий.
Я уже несколько месяцев не видел жителей Панчалы, и мне показалось, что за это время они переродились. Неужели этих кричащих и жестикулирующих людей, полных какой-то бесшабашной решимости, Кумар тщетно пытался пробудить к действию?
Впрочем, времени предаваться этим размышлениям у меня почти не оставалось. Мы проехали через город и спешились перед резными дверьми дворца Друпады. Сам царь панчалов вышел к нам навстречу вместе с могучим сыном Дхриштадь-юмной и двумя царевнами — вечнопрекрасной Драупади и почти научившейся улыбаться Шик-хандини. Рядом с правителем стояли Юдхиштхи-ра, Бхимасена, Арджуна и Сахадева. Они поочередно обняли Накулу, благосклонно приветствовали Лату и нас с Митрой, а также всех кшатриев, оставшихся в седлах у внешней ограды дворца. Дальше во дворце мы с Митрой угодили в объятия Абхиманью и других молодых дваждырожденных из тех, кого ветры войны еще не успели вынести из нашего общего гнезда.
Я словно купался в сияющем потоке всеобщего воодушевления. На моих плечах благоухала гирлянда из свежесорванных цветов. Такие же гирлянды были возложены на сияющего от гордости Митру и смущенно улыбающуюся Лату. Рядом со мной шел Абхиманью, по-прежнему могучий и подвижный, но, кажется, отбросивший щит своей всегдашней замкнутости. Он отчасти объяснил мне настроение, охватившее горожан в последние месяцы:
Теперь уже все ясно поняли, что война с Хастинапуром неизбежна. На границах уже было несколько стычек с разъездами куру. Неспокойно на севере, на тех землях, которые ранее были отвоеваны Дроной. На матсьев, которые удерживают наш восточный фланг, напали тригарты; вооружаются дашарны на наших южных границах. Многие говорят, что Лата и Арджуна получили от небожителей в дар оружие ярости богов и исход борьбы с Хастинапуром предрешен. Я — то знаю от отца, что это не так. Ничего не удалось достичь в этот раз Носящему диадему. Но, может быть, плоды усилий апсары Горного храма принесут нам надежду. Теперь многих панчалийцев наконец проняло страхом за будущее. Что ж корить их за ожидание чуда, способного принести быструю победу.
А что думаешь об оружии богов ты? — спросил я Абхиманью.
Я не для того всю жизнь постигал науку кшатрия, чтобы надеяться на милость богов. В грядущей войне нам придется самим прорубать дорогу к свету, и, признаться, меня это радует. Как еще в наше черное время мужчина может доказать свое величие и обрести заслугу для следующего воплощения? По мне, пусть уж боги не вмешиваются.
— И все-таки, что случилось с панчалийца– ми? — спросил я. — Их словно подменили.
Абхиманью презрительно пожал могучими плечами. Даже на расстоянии я ощущал жар, исходивший от его тела. Огонь ратного пыла стал уже неотъемлимой, почти осязаемой частью его плоти.
— Все просто, — сказал сын Арджуны, — Шикхандини и Дхриштадьюмна окончательно взя ли власть из рук Друпады. Они отдают приказы и взимают дань, ставят стражу и творят суд. Голо вы нерадивых летят на землю, как созревшие ко косы с пальмы. Все это вывело жителей из сонно го оцепенения. Теперь все чаще слышны голоса, что надо идти освобождать наших братьев на се вере, томящихся под гнетом Хастинапура. Короче говоря, воинский дух, подогреваемый страхом, теперь ярко пылает в сердцах наших союзников. Как видно, ошибался Юдхиштхира, верящий, что народ можно не заставить, а пробудить. Только нашего предводителя тревожат плоды несозрев шей кармы, а всех остальных беспокоит куда бо лее насущный вопрос: как выжить в ближайшем будущем. Впрочем, о плодах кармы и планах бо гов, думаю, вы знаете лучше всех… Поэтому я и веду вас сейчас в зал советов дворца Друпады. Нам не терпится услышать все, что с вами произошло. Мудрые попытаются истолковать смысл послания, принесенного апсарой Горного храма и решить, куда влечет нас поток вселенского закона.
— Хранители мира не безучастны к делам лю дей, но вмешиваться в события им запрещает за кон дхармы, от которого не свободны даже боги. — Так говорила Лата на совете в зале собраний. За окнами клубился вечерний сумрак, пропитан ный ветром, шелестом листьев и треском ночных насекомых. Пламя в медных светильниках мета лось и чадило. Казалось, сумрачный воздух зала гудел от напряжения невидимых тонких сил: так молнии бродят в недрах огромной черной тучи. Даже те из приглашенных на совет, кто не обла дал зрячим сердцем, ощущали единую слитную волю, рождающуюся из потоков различных уст ремлений. Под высокими сводами зала собрались все приближенные Пандавов, советники Друпады, его многочисленные сыновья во главе с Дхришта– дьюмной –г– могучим лучником и повелителем брахмы. Здесь же была Шикхандини в своих не изменных доспехах, сиявшая, как обнаженный клинок, такая же прямая и холодная. Кришна Дра– упади, рожденная, как гласят легенды, из того же пламени алтаря, что и Дхриштадьюмна, сидела по одаль в окружении Пандавов. Светлая лучистая кожа и белые одежды, трепещущие под легким ветерком, делали ее похожей на озаренную солнцем речку, текущую средь пяти могучих утесов.
Мы с Митрой уже успели коротко рассказать обо всем, что произошло с нами в горах и удостоились сидеть по левую руку от Накулы, рядом с Абхиманью. Впрочем, в этот момент особой радости я не испытывал, целиком поглощенный откровениями, которые выплеснула на собравшихся моя тихая и смиренная подруга.
Она рассказывала о наших скитаниях, о тайном вмешательстве небожителя в ее и мою судьбу, о смутных образах и видениях, посещавших ее в первозданной тишине храма.
— Все приметы Калиюги уже проявили себя, в том нет сомнений. Сбываются предостережения Сокровенных сказаний, — и Лата, прикрыв глаза, прочла нараспев строки, известные каждому в этом зале, — '…Люди алчные, злобные и глупые под влиянием низких страстей погрязнут в смер тельной вражде. Отец пойдет против сына, а сын
— против отца. Цари, лишившись ясности разу ма, всеми способами будут присваивать чужое имущество. Мужчины, утратив силы и мужество, ослепленные жадностью, будут милостивы ко всем, кто пообещает им богатство. Умножится число живущих, потому что люди будут заботить ся только о плотских наслаждениях. Справедли вость лишится силы, беззаконие восторжествует'.
Разве не о нашем времени эти слова? — воскликнула Лата. — Но все предупреждения мудрых не в
