– Foot! – простонал Доуэрти.
– Что, простите? – притормозила девушка.
– Насколько я разобрала, он сказал foot. Что в переводе означает ступня, – пояснила я.
– Может, ему ногу свело? – предположила собеседница.
– Ага, и он от этого веселится. Рас! – Я потрясла Доуэрти за плечо. – Ты идти можешь?
Американец на вопрос не среагировал. Вместо этого он протянул руку в сторону моих ног и повторил:
– Foot! Shoes!
– Нога… Туфли… – перевела девушка и пожала плечами. – Ничего не понимаю!
Зато я, кажется, начала понимать, что так развеселило заморского гостя. Чтобы подтвердить свои предположения, я опустила глаза и с интересом уставилась на собственные ноги. Затем перевела взгляд на ноги девушки. Картинка была, в общем-то, одинаковая: на моей правой ноге красовалось итальянское произведение обувной промышленности, а на левой – туфля неизвестного мне мастера. На конечностях девушки была та же картинка, только в точности наоборот. Видимо, в автобусе моя соседка тоже избавилась от обуви, чтобы дать возможность ногам отдохнуть. А потом мы второпях перепутали туфельки. Теперь понятно, почему левая туфля устроилась на моей ножке комфортнее правой: у девушки размер был немного больше, да и туфли не новые, а уже разношенные. Сперва я рассердилась из-за идиотского положения, в которое попала. Потом не выдержала и захохотала вместе с Расселом. Девушка посмеялась тоже, мы переобулись и разошлись в разные стороны. С трудом успокоившись, мы с Доуэрти взяли курс к дому, где снимал квартиру Родион.
Брат Тимура жил на восьмом этаже типовой девятиэтажки. Лифт, как и следовало ожидать, не работал, и нам пришлось подниматься почти под крышу высотки собственными ножками. Этот факт настроения мне не прибавил – туфли жали немилосердно. Шепотом выражая свое отношение к реформе жилищно- коммунального хозяйства, я покосилась на своего спутника. Американец мужественно преодолевал ступеньку за ступенькой, внимательно прислушиваясь к моим словам. «Язык изучает!» – с уважением подумала я. Наконец последний пролет был преодолен, и мы остановились перед металлической дверью.
– Н-да, – задумчиво почесала я за ухом. – Ну и что? Вот здесь и жил тот самый Родион… Может, к соседям попробовать позвонить?
По соседству располагались две точно такие же металлические двери. Я позвонила сначала в одну из них, а затем и в другую. За первой откликнуться не пожелали. За второй же раздался мужской голос:
– Кто там еще?
Сделав знак Расселу, чтобы тот молчал и ничем не выдавал своего иностранного происхождения, я как можно вежливее ответила:
– Здравствуйте, мы из местной газеты. К нам в редакцию поступил сигнал о недостаточно хорошей работе вашей жилконторы. Вот мы и проверяем…
После непродолжительного молчания мужчина потребовал:
– Назовите вашу фамилию и телефон редакции!
До свадьбы с Ромкой я трудилась в редакции местной газеты корректором, поэтому кое-какие сведения остались в памяти. Продиктовав телефон отдела писем и назвав фамилию моей приятельницы, которая в настоящий момент совершенно точно находилась в командировке, я замерла. Пять минут прошли в томительном ожидании. Наконец послышалось щелканье замков, и дверь распахнулась. Перед нами возник молодой парень в инвалидной коляске. Обе ноги у него отсутствовали – брючины были завернуты под культи. Отсутствие ног компенсировал мощный торс, обтянутый тельняшкой, и сильные руки, сжимавшие трубку радиотелефона.
– Проходите, – пригласил парень и широко улыбнулся.
При этом лицо его неузнаваемо изменилось и стало похожим на лицо нашкодившего школьника.
– Вы уж извините, что продержал вас на лестнице. – Хозяин вкатил коляску в единственную комнату и жестом указал нам на кушетку, аккуратно заправленную стареньким покрывалом. – Время сейчас сами знаете какое! А я хоть и без ног, но жить хочется.
Я осмотрелась. В комнате было чистенько и свежо. На письменном столе стоял компьютер, модем, принтер и еще какая-то штучка, названия которой я не помню. Компьютер интимно гудел, указывая на то, что парень за ним только что работал. В углу расположились недорогой телевизор и видеомагнитофон. Простенькие, выгоревшие на солнце занавески слегка колыхались от легкого сквозняка.
Мы с Расселом последовали приглашению хозяина и устроились на твердой и неудобной кушетке.
– Меня зовут Матвей. Матвей Сметатнин. Инвалид. Ветеран второй чеченской кампании. Помощи от государства не жду – пытаюсь выжить самостоятельно. А в общем-то, я парень веселый!
– Матвей, – мне почему-то совсем не хотелось обманывать его, – вообще-то мы не из редакции…
– А откуда? Если вы из комитета, то лучше проваливайте! – На скулах Матвея задвигались желваки. – Я уже сказал – никуда не поеду! Ничего мне от вас не надо!
Кулаки парня сжимались и разжимались, демонстрируя великолепную игру бицепсов и трицепсов.
– Нет, нет, мы не из комитета! – поспешно отказалась я. – Мы вам ничего не предлагаем!
– А чего ж вы тогда хотите? Кто вы?
– Э-э, понимаешь, Матвей… Кстати, меня зовут Женька. Так вот, мы бы хотели с тобой поговорить о твоем соседе, Родионе…
– Тю-ю! О Родьке! Да он уж сколько времени и носа сюда не кажет, – воскликнул Мотя.
– Я знаю, – кивнула я. – Понимаешь, к нам обратился его брат с просьбой разыскать Родиона. Дело в том, что Родя пропал.
Взгляд Моти неуловимо изменился, лицо посуровело, а на скулах снова заиграли желваки.
– Говорил я ему, не фига с этой стервой связываться! – Он сильно шарахнул кулаком по ручке коляски. – А он заладил как попка: люблю, люблю! Ей помощь нужна! Вот и помог, прости господи!
– Ты о ком? – осведомилась я.
– О Насте его, о ком же еще!
– А-а, понятно. А какого рода помощь ей была нужна, Родя не говорил?
– Нет! Он вообще последнее время какой-то смурной ходил. После того, как к нему явилась его бывшая…
– Слушай, откуда ты так много о нем знаешь? Ведь, насколько мне известно, он совсем недавно здесь квартиру снял?
Матвей усмехнулся:
– Я инвалид. Мне не хватает общения. А тут молодой парень поселился по соседству. Я в первый же день к нему и закатился. Хороший парень. Добрый. Так и повелось: то он ко мне, то я к нему. А о чем еще двум молодым мужикам говорить?
– О бабах? – предположила я.
Матвей цокнул языком и укоризненно посмотрел на меня. Я устыдилась. В самом деле, разве могут два молодых мужика говорить о бабах? Скорее всего они ночами напролет спорили о сложной международной обстановке в мире и о проблемах российской экономики!
– Ну, о них, конечно, тоже, – все-таки признался Мотька. – А в основном за жизнь базарили. У него она тоже не сахар… Да и потом, стены здесь – как фанера. Все слышно. А Родька еще и балкон не закрывал…
– Так что про его бывшую? – напомнила я.
– Ну, я и говорю. Явилась она к нему – я как раз у Родьки в гостях был: футбол мы смотрели – бледная, губы трясутся, руки дрожат. Я моментом просек, что у нее что-то случилось, и испарился. Надо же дать возможность им поговорить!
– А о чем они говорили?
– Я не подслушивал, – смутился парень.
– Да ладно, – я махнула рукой, – сам сказал, что стены здесь фанерные! Так о чем?
– Ну… Она говорила, что вляпалась в какую-то историю. Что за история, не знаю. Еще говорила, что никто ей не поможет, что теперь ее точно убьют…
– Как в воду глядела, – сокрушенно вздохнула я.
