За год жизни с Джан бывший пастух еще больше возмужал. Здоровые, высокие люди русы-поляне, а начнут бороться, одного за другим валит придворный музыкант. По-прежнему он спокоен, по-прежнему верит, что бог нигде не оставит ни Джан, ни его. Все хорошо, только жаль, что на женушку нет-нет и находит грусть. Вот и сейчас, видно, плакала. Сел рядом, обнял тяжелой, ласково-железной рукой, утер слезы тонким, египетского полотна, платком.
— Плакала Джан, опять плакала… Слушайся меня — поменьше думай о прошлом, побольше о будущем!
— Ты прав, Джафар, но будущее…
— Будущее — это мы и будущий!
Она улыбается, смотрит в глаза любимого, смелые, добрые глаза. Кладет голову на его плечо, снова молча думает. Уж нет тоски. Растаяла, как снег под лучами солнца, как воск на огне. Думы опять веселые, молодые, бодрые. Скоро сойдут на берег, потом путь на север, через государство хозарское, земля русов, Куяба, двор князя, имени которого никак не выговорить…
— Джафар, а ведь правда — жить-то хорошо!..
Ласково-железная рука еще крепче обняла ее стан. Джафар и Джан смотрят на берег Тавриды, вдоль которого бежит корабль. Сияет море. Зеленеют залитые солнцем горы. Белыми потоками сбегают к воде цветущие кустарники. Каменные плоскокрышие деревеньки окутаны розовыми облаками миндаля. Здесь позже весна. Пойдут на север, и она пойдет с ними в страну русов.
Гудят снасти. Посвистывает ветер. За кормой длинный пенистый след. Ближе и ближе синяя громада мыса Партенион[46]. Обогнет его корабль — и откроется Херсонес Таврический, который русы зовут Корсунью. Там конец морского пути, там начало дороги на север, в столицу князя.
Сверкает море, сверкает солнце, и радостно блестят глаза Джан. Русы на нее не смотрят. Столпились вдоль борта, ждут, когда откроется Корсунь. Сбросив плащ, она обвивает руками шею мужа. Целуя его, шепчет на языке няниной страны давно запомнившееся слово:
— Льюблу…
Наш правдивый рассказ окончен. Больше почти ничего не известно о судьбе принцессы Джан и пастуха Джафара. До Куябы — Киева они, во всяком случае, добрались и прожили там не мало лет. Жизнеописатели поэта Физали дознались, что, начиная с 805 года, он не раз получал из страны русов длинные письма от какой-то женщины. Слуги помнили, что, читая их, старик вытирал слезы и потом долго ходил по саду, разговаривал сам с собой. Физали умер в 813 году, пережив на четыре года халифа Гарун аль-Рашида. До самой смерти он сохранил — к огорчению жизнеописателей — ясность ума и успел сжечь немало бумаг, для потомства не предназначенных. Никаких женских писем в усадебке не нашли.
Одному Аллаху ведомо, остались ли Джафар и Джан навсегда в стране русов, или же, может быть, возвратились на родину после того, как в 827 году умер отец исчезнувшей принцессы, эмир Акбар.
В летописях русов, впрочем, упоминается о неком монахе весьма святой жизни, который в 6533 году от сотворения мира[47], при благоверном великом князе Ярославе Владимировиче, представился на 102 году живота своего. Впоследствии ученые люди записали киевское предание о том, что прабабка сего монаха будто бы была царевной из страны агарян[48]. Потомки ее, как гласило предание, долгое время хранили какую-то назидательную книгу, в свое время вывезенную с Востока, но читать ее уже не могли. Когда же в княжении благоверного великого князя Владимира Святославовича будущий монах, тогда еще живший в миру, показал книгу некому хаджи, приехавшему в Киев, то тот весьма рассердился, трижды плюнул и бросил ее в огонь.
Быть может, прабабка монаха и была принцессой Джан, а книга, доставшаяся ее потомкам, — той самой рукописью «Хезар Эфсане», о которой столько раз упоминалось в нашем рассказе. Все может быть, но ничего не доказано… Об агарянской царевне ни в одной летописи не говорится. Что же касается назидательной книги, то, быть может, ее написал какой-либо мотазалит, а вознегодовавший хаджи был мотакалимом. Писания еретика, полугяура, осквернителя корана, он, понятно, читать не пожелал и поторопился предать его огню.
Итак, наш рассказ окончен. Идите же по домам, правоверные, — время весьма позднее, и ваши жены соскучились по вас. Творя намаз, помяните сегодня многомудрого халифа Гарун аль-Рашида, эмира Акбара, принцессу Джан, пастуха-музыканта Джафара, няню Олыгу, поэта Физали, друзей его, всех, о ком мы говорили, всех ушедших туда, откуда никто не возвращается.
И вы, гяуры, идите спать, пока вы еще попираете землю и не заточены в пещеры преисподней, где определено вам томиться в ожидании трубы последнего суда.
Послесловие.
Несколько слов об авторе от человека, сканировавшего данное произведение, и знавшего его лично.
Н. А. Раевский был весьма скромный, приятный в общении, и высокообразованный человек. Много лет он работал в Республиканском Институте хирургии АН КазССР на должности лаборанта, а затем — МНС, исполняя фактически роль литературного консультанта и редактора при подготовке научных публикаций.
Судьба этого человека сложилась трагически, хотя он сам, возможно, так не считал. Происходя из семьи потомственных военных, он участвовал в Гражданской войне офицером-артиллеристом. Всю жизнь Н.А. занимался исследованием биографии А. С. Пушкина. После войны, в 20-х и 30-х годах, он совершил ряд путешествий по Польше и Чехословакии в поисках пушкинских материалов. По возвращении в СССР был арестован и в течение 20 лет отбывал ссылку в г. Минусинске, а после Отечественной войны жил в Алма- Ате.
Семьи у Н.А. не было.
Предлагаемая вниманию читателей повесть является единственным опубликованным художественным произведением Н.А., а результатами исследований пушкиниста Раевского были две изданные книги. Если не ошибаюсь, они назывались «Когда заговорят портреты» и «Портреты заговорили».
Умер Н. А. Раевский в г. Алма-Ате в возрасте более 90 лет (его 90-летие было отмечено официальными властями юбилейной передачей по Республиканскому телевидению, что говорит уже о некотором признании).
При чтении повести создается невольное впечатление, что автор придал образу поэта Физали, которому явно симпатизирует, некоторые автобиографические черты. Впрочем, это так же неуловимо и субъективно, как и связь образа небесной девы в «Садах Аллаха» самого Физали с принцессой Джан …
Примечания
1
неверные, не мусульмане
2
арабский поэт IX века. Абан Лахыкой — его современник (750 — 816)
3
резной столик
4
во имя бога всеблагого
5
кади — судья
6
соловей
7
молодой человек
8
Карл Великий был коронован в Риме 25 декабря 800 года и с тех пор стал именоваться императором. Посольства Гарун аль-Рашида в действительности имели место в 789 и 807 годах
9
о. Ява
