— Нет. Напротив. Командующий восхищён твоим стратегическим талантом и считает несправедливым, что ты, победоносный, играешь в этой компании роль пассивного устрашения.
— И что же?
— В штурме Лантрифа с моря нет нужды. К чему ломиться в пустой дом? А просто постоять и уйти — это недостойно тебя. Так считает командующий.
— Допустим, я тоже так считаю, и что с того? Приказ есть приказ.
— Андикиаст предлагает тебе сделать то, что давно надлежит сделать.
— Предлагает? Командующий вправе приказывать.
— Да. Но Андикиаст желает видеть в тебе равного. Поэтому здесь — твоё решение, твоя победа, твоя слава.
— Значит, командующий предлагает мне самому раздавить осиное гнездо Энмуртана.
— Именно так.
Талдвинк вздохнул, поднялся из-за стола и медленно прошёлся взад-вперёд по каюте. Тень его высокой прямой фигуры заслонила светильник, погрузив грузноватый силуэт собеседника в глубокую тень.
«Что это? Благородный жест или ловушка? Я уведу корабли на Энмуртан, а мятежник ускользнёт морем. Хорош тогда будет отчёт перед Советом. Нет, это слишком грубо. Тогда — это не просто желание поделиться славой. Это протянутая рука. Рука союзника. Вместе мы, пожалуй, могли бы заставить потесниться кое-какую бестолочь в руководстве армией. Время-то нынче как раз для таких, как мы… Хм… А ещё говорят, что Андикиаст растратил весь свой ум на военные уловки и ничего не оставил для закулисных интриг. Как же, как же! Хитёр лаганвский кот! А если всё-таки подставка? Может быть, этот самый Данвигарт сейчас сидит в порту и только и ждёт, когда мои корабли уйдут с горизонта. Вот и получится… А этот скажет, что ничего не говорил, свидетелей-то нет. Скажет, что только доложил обстановку»
— Тебя мучают сомнения, победоносный? — словно прочёл его мысли Мирваст, выждав пока закроется дверь за слугой, принесшим вино.
— Кто бы на моём месте не сомневался?
— Командующий готов даже оказать тебе помощь людьми. У него достаточно сил для победы над мятежником.
— Нет. Я всё сделаю сам. Впрочем, я буду признателен командующему, если он направит небольшой отряд замкнуть перешеек. Чтобы крысы не разбежались.
— Отряд в четыре тысячи уже направлен к перешейку. — Рот Мирваста вновь растянулся в широкой улыбке. Маленькие зелёные глазки довольно заморгали. — А вот здесь, — он протянул жестом фокусника излечённый из рукава небольшой свиток, — карта с предполагаемыми точками дислокации отряда и пароли береговой связи с твоими разведчиками. Командующий любит точность, как и ты, победоносный.
Талдвинк принялся внимательно изучать свиток. Это было уже нечто конкретное. Это был документ. «Три-четыре корабля я всё-таки здесь оставлю. На всякий случай. А в общем, можно считать, что руки для наказания Энмуртаны развязаны», — адмирал спрятал свиток в шкатулку на столе.
— Командующий надеется отпраздновать с тобой двойную победу. А удачная инициатива по наведению порядка и восстановлению законности в пределах страны сегодня будет оценена в Каноре как никогда.
— Ты МНЕ это объясняешь?
— Прости, победоносный. Андикиаст — человек горячий и я, кажется, от него заразился.
— Завтра снимаюсь с якоря и иду на Энмуртан. И ветер как раз попутный.
— Командующий не сомневался в твоём решении.
Оба поднялись из-за стола.
— Теперь пора тебе отведать нашей флотской еды. Что-что, а рыбу со специями у нас готовить умеют.
— Если мои друзья вместе с гребцами её всю не съели, — хихикнул Мирваст, покидая адмиральскую каюту.
Вот уже несколько дней Гембра каждое утро вместе с другими работниками отправлялась на виноградники Пранквалта. До самой темноты собирали они спелые налитые соком гроздья в большие плетёные корзины, увозимые с полей на телегах, которые хозяйские слуги едва успевали подгонять. Сам Пранквалт, маленький юркий человечек с бегающими крысиными глазками, Гембре сразу не понравился. Впрочем, кормили работников хорошо. Большинство из них было беженцами из Лаганвы. Общие беды сблизили этих людей, и Гембра, хотя и искренне сочувствовала им, но всё же среди них она оказалась почти чужой. В первый же день она узнала всё, что ей было нужно, об обстановке в Лаганве, и разговоры работников стали ей неинтересны. На пятый день виноградное поле было почти убрано. Через день предполагалось окончание работ, традиционный прощальный обед и расчёт с хозяином.
На следующий день город облетела весть, вызвавшая всеобщий переполох. Пронёсся слух о том, что со стороны Лантрифа в направлении Энмуртана движется императорская военная эскадра, которая при попутном ветре достигнет Гуссалима не позднее чем через два-три дня. Городская верхушка, надеясь откупиться как обычно, мгновенно снарядила самый быстроходный корабль, набила его трюм золотом и драгоценностями и, добавив к ним двадцать экзотически разодетых девушек-наложниц, отправила плавучую взятку навстречу эскадре.
В порту, однако, было неспокойно. Многие дельцы спешили свернуть свои делишки и на всякий случай подготовить корабли к спешному отплытию.
Гембра уже не была занята работой на винограднике, и весь день до вечернего угощения и расчёта был свободен. В своей совершенно изодранной рубашке она бесцельно слонялась по городу, чувствуя на себе ехидные и высокомерные взгляды зажиточных горожан. Даже мелкий базарный перекупщик, всем своим видом показывал своё над ней превосходство, при этом мгновенно преображаясь в жалкого и угодливого червя при виде солидного покупателя. Каждый нищий босяк чувствовал себя маленьким начальником возле своего дерева или стенки, считая себя вправе грубо отгонять посторонних. У Гембры не было ни дерева, ни стенки, но она твёрдо знала, что скорее погибнет, чем надолго задержится в этом маленьком убогом мире среди жалких никчёмных людишек. Мысли о Ламиссе не покидали её. Присев на камень на одной из примыкавших к базару улочек, она в который раз стала прокручивать в голове план дальнейших действий. Когда нахальный лжеслепой, собиравший здесь милостыню, попытался бесцеремонно столкнуть её с камня, она, не выдержав, ответила крепким тумаком в нос. Тот, отлетев в сторону, кинулся было жаловаться проходившему мимо солдату, но, получив пинка и от него, съёжился и затих на почтительном расстоянии. «Я не стесняюсь любить животных, похожих на людей, и не стыжусь презирать людей, похожих на животных» — вспомнились ей слова Сфагама. «Интересно, доехал он до этой самой гробницы и что там с ним происходит?» Ещё одна глубокая заноза в сердце болезненно зашевелилась. Гембра горестно вздохнула. Кто-то из прохожих, не глядя, бросил к её ногам мелкую монетку. Ногтем большого пальца ноги слегка подбросила Гембра маленький блестящий кружок.
— Держи! Твоё! — наподдала она милостыню в сторону лжеслепого и, решительно поднявшись, зашагала в сторону порта. Там она долго выспрашивала всех, кого только можно, об отплывших в последние дни кораблях, надеясь напасть на след Ламиссы. Но о проданных в тот день рабах никто по- прежнему толком ничего сказать не мог. Известно было только, что торгов с тех пор больше не было — проповедь Пророка возымела действие.
Вечером всех временных работников Пранквалта ждало угощение. Во дворе был накрыты большие столы, где расселись и работники с других полей, а также гости хозяина. Какие-то вооружённые люди в ярких одеждах уединились с хозяином во внутренних, ярко освещённых покоях дома, явно обсуждая нечто важное. Работники ели горячие свежеиспечённые сырные лепёшки, овощи и баранину, запивая это всё терпким виноградным вином.
— А теперь лучшее хозяйское вино многолетней выдержки! — донёсся до пирующих голос домоправителя, здорового горластого дядьки.
Гембра обратила внимание, что слуга с кувшином обходит стол несколько необычно, наливая вино не всем. Ей, впрочем, налили полную кружку. Густое сладкое красное вино сразу ударило в голову, и всё вечернее пиршество с беспорядочным шумом голосов и стуком деревянных тарелок, с кусками еды, освещёнными настольными свечами, с яркой луной в сине-лиловом небе и с треском цикад смешалось и поплыло в отяжелевшей голове. Последняя мысль, промелькнувшая в уходящем из под контроля сознании, говорила что-то о том, что нельзя ни в коем случае засыпать — нужно было получить расчёт. А потом всё
