Но когда же Демидов?… Когда он успел вырваться? Впрочем, — ясно когда! После восемнадцатого километра!
«Ведь я тогда сбавил темп! Да, равняясь на Вишняка! Ах, наивный младенец!» — Гродзенчук не мог простить себе этой оплошности.
Как он раньше не чувствовал, что ленинградец сковывает его, не отпускает от себя, мешает идти. Зачем он с ним связался? Подумаешь — знаменитость! И вот результат!
Но он еще свеж. Не все потеряно. Надо нажимать.
Гродзенчук яростно работал палками, вгрызаясь в крутой подъем. Две мысли стучали в мозгу: первая — отбросить Вишняка, не думать о нем, словно его и нет; и вторая — сколько секунд он проиграл Демидову? Нельзя ли достать его?
На спусках ветер звенел в ушах. Вот это темп! Так и следовало идти! Ах, глупец! На что ему сдался чемпион?!
На двадцать восьмом километре незнакомый бородач в дубленке гневно крикнул:
— Проигрываешь сорок Демидову!
Сорок секунд! Обида кипела в Гродзенчуке. Сорок секунд, а осталось всего два километра. Он еще свеж, очень свеж, но силы свои уже не удастся выложить. Они останутся в нем, как безмолвный упрек.
Гродзенчук бежал все стремительней. Никогда еще не шел он таким темпом. Он словно стелился над дорожкой. И все- таки знал — все потеряно.
С разгона вихрем обрушился он на красный финишный плакат и резко затормозил. И сразу услышал, как кто- то из судей сказал:
— …проиграл Демидову двадцать семь…
Дальше он не стал ждать. Закончившие бег лыжники неторопливо прохаживались по площадке, отдыхая. А он, сильно работая палками, заскользил с горы и без лыжни, по целине, мчался меж стволов.
— Так и надо! Так тебе и надо! Не трусь! Не иди на поводу у знаменитостей! — твердил он и, не жалея сил, в яростном темпе покрывал одну сотню метров за другой, словно стремясь хоть теперь растратить так бессмысленно сэкономленную энергию.
МЕКСИКАНЕЦ
днажды под вечер вышел я во двор и вижу: какой-то длинный парнишка с челкой в синих тренировочных брюках скачет через скакалку.
А невдалеке наши ребята в сквере сидят. И громко всякие ехидные замечания отпускают.
— Нашел работенку! (Это Венька).
— У девчонок подглядел! (Это Макс).
— Дыру в асфальте не протопчи! (Гриша).
— Дыши носом, парень! (Митя Галкин).
— Перебегать улицу перед близко идущим транспортом опасно! (Это Лека. Он всегда какую-нибудь чушь брякнет, но получается почему-то смешно).
А парнишка скачет себе и скачет: то на одной ноге, то на другой, то двумя вместе. Длинный, и руки длинные, и ноги. И будто даже не слышит насмешек. Скачет себе, и челка у него на лбу тоже скачет.
Ну, я-то сразу понял: боксер. У нас в секции тоже ни одно занятие без скакалки не обходится.
— Откуда этот чемпион взялся? — спрашиваю у ребят.
— А он вчера в тридцать седьмую переехал. Вместо Геньки, — говорит Лека.
Вскоре я познакомился с новеньким. Он в наш восьмой «в» стал ходить и в ту же боксерскую секцию при «Зените», где и я.
Мы даже вроде приятелями стали. Ну, не совсем приятели, потому что Женька уж очень молчаливый. Замкнутый какой- то. А я люблю, если друг-товарищ, так чтобы с ним обо всем потолковать: и о боксе, и об аквалангах, и о кино, и о девчонках знакомых.
Вообще, странный он, Женька.
Вот в школе, например, математик им не нахвалится. И физик тоже. И в самом деле, эти предметы он здорово знает. А по литературе — вечно троечки. И по истории.
— А, — говорит Женька. — Кому это нужно?! Так — стихи!
Это его любимое словечко; все ерундовое, никчемушное, все у него — стихи!
Я сперва думал: у Женьки просто мозг так устроен — только точные науки вбирает. А гуманитарные — не способен. Потом гляжу, нет, по географии он — один из первых, и по английскому — тоже…
— Чуд-дак! — сказал мне Женька. — Я ведь кем хочу быть? Капитаном! Капитан дальнего плавания. А капитану без географии да без английского — никак. А литература ему на что? С африканцами об Евтушенко беседовать? Или англичанам декламировать «Мчатся тучи, вьются тучи»?
Ребята наши восхищались Женькой. Вот целеустремленность! Молодец! Выбрал себе дорогу в жизни и прямо, без колебаний идет по ней.
Это верно, конечно. Другие-то наши восьмиклассники, да и сам я, все еще не знаем, куда ткнуться, какую профессию избрать.
Однажды на уроке литературы наша Мария Степановна стала спрашивать, кто кем хочет быть? Ну, Женька, конечно, сказал — капитаном.
— А почему именно капитаном?
Женька стоит, молчит.
Стала учительница других спрашивать. Кто кибернетиком хочет быть, кто — космонавтом, кто — архитектором. А многие, как и Женька, моряками. Ничего удивительного: город у нас портовый, море — прямо из школы видно. С первого этажа, правда, не видно, а с третьего — вся бухта, и длинная песчаная коса, и маяк на острове, и белые пароходы у причальных стенок.
— А ты почему хочешь быть моряком? — спросила учительница у Вовки Шмидта.
Ну, тот стал расписывать: все страны увижу, и тропики, и север, и вообще интересно. Море, всякие там муссоны- пассаты. Со шквалами бороться…
А Женька с места шипит:
— Стихи!
— Странно, — повернулась к нему Мария Степановна. — Ты же сам тоже мечтаешь стать капитаном. И не любишь море?
— Капитаном я непременно буду, — говорит Женька. — А все эти муссоны-пассаты — сплошная лирика. И вообще сейчас океанские лайнеры — такие громадины, что вовсе даже не чувствуют шквала. Волны сами от них отскакивают как от стенки горошины.
…У нас, в боксерской секции, Женька сразу завоевал авторитет. И заслуженно — дрался он, в самом деле, здорово. Ну, еще бы! Оказывается, он уже два года тренируется. Наш тренер вскоре стал через каждые полчаса повторять:
— Вот у кого учитесь настойчивости!
Это у него вроде поговорки стало.
И впрямь, задаст тренер разучить какой-нибудь прием: нырок, или, скажем, удар левой вразрез, так Женька хоть целый вечер готов повторять. И как только не надоест?!
Мы с ребятами обычно с четверть часа пошлифуем удар, и все. Скучно. А Женька один и тот же прием — пятьдесят, сто, двести раз подряд…
— Хочу стать чемпионом. И стану! — однажды по секрету заявил он мне.
«Конечно, станет! — подумал я. — Такое дьявольское упорство».
Через два месяца должно было состояться школьное первенство города. От нашей секции надо было выставить команду, пять человек.
Все мы, конечно, волновались. Всем хотелось попасть в эту заветную пятерку. Только Женька был спокоен. Ну, ясно. Ему- то место в команде обеспечено.
И вот наконец-то тренер объявил состав команды. Первым, конечно, шел Женька. Я попал в запас.
