Нет, друзья, так не годится.
Повернем к поколению тех, кто, земной свой путь пройдя за середину и чуть перейдя этот рубеж, во многом определяет сегодня лицо русской поэзии.
Опять я кинулся в алфавитный указатель.
Хорошо, Воденникова составитель не любит, он еще в предисловии предупредил, что Воденников «гламурный». Поплыли без него, куда деваться.
Алина Витухновская – потерялась. Иван Волков – отчислен. Линор Горалик – не отмечена. Александр Кабанов – нет такого. Вера Павлова, ау? Не отзывается. Дмитрий Сваровский – отсутствует. Евгений Чигрин – позабыт-позаброшен.
Я ведь не называю всех тех, кто пишет и публикуется, я называю имена, в литературном сообществе, как бы так сказать, очевидные. То есть если есть очи – эти имена видно.
И, право слово, в антологии не помешали бы ни Андрей Василевский, ни Дмитрий Кузьмин: в контексте, что называется, литпроцесса они не последние люди, что ни говори.
К поэтам молодым – как наличествующим в антологии, так и отсутствующим – такого строгого счета не предъявишь: появившихся в последние годы не заметить куда проще, чем Лосева или Кабанова.
Но Ербола Жумагулова все ж таки стоило разглядеть, его хорошо видно. А еще Данилу Файзова заметно, Никиту Иванова, Арсения Гончукова, Василия Чепелева, Бориса Ильина, Екатерину Соколову, Наталию Боеву…
Как случилось, что их не увидели всех: и взрослых, и мужающих, и юных?
Давайте по порядку разбираться.
Если присмотреться к биографическим справкам, предваряющим авторские подборки, замечаешь одну вещь: среди молодых авторов что-то подозрительно много выпускников Литинститута. Если посмотреть на тех, что родились начиная с 1981 года, то из семнадцати восемь учатся в Лите.
Слов нет, Литинститут – заведение легендарное, и многие живые классики отучились там. Но отчего- то кажется, что здесь другая история. Дело в том, что составитель антологии доцент Лита. Может, тут разгадка? Как тут не выбрать, когда молодые авторы сами перед глазами. Из них и набрали новейших поэтов, чтоб далеко не ходить. Или нет?
Но отчего ж так незамысловато выглядит сплошь и рядом финальная часть антологии, и, разрази меня гром, кто, прочтя стихи Наташи Загорской, скажет, что для нее место в антологии должно быть, а для всех мною вышеназванных, включая Лосева, – нет?
Автор этих строк тоже получил в антологии место, да сразу с несколькими стихотворениями, – что, в моем понимании, и дает мне некоторое право написать отзыв. При ином раскладе меня могли б обвинить в зависти и обиде: но какая тут зависть, когда хочется, как в переполненной электричке, привстать и уступить свое место тем, кому и положено на нем находиться.
Отдельным словом хочется упомянуть о «географии» антологии: да, там представлены авторы из десятков городов России, и даже США, Канада, Израиль прислали своих гонцов.
Но въедливый читатель некоторые особенности все равно обнаружит.
Наверное, это естественно, что из 312 поэтов 169 имеют отношение к Москве: или родились там, или живут, или жили. Призыв «В Москву, в Москву!» актуален по сей день, и если не все, то большая часть самых лучших, самых сильных, самых амбициозных стремится в столицу (если не довелось там родиться, конечно).
Но все равно кажется грустным, что поэтов из русских деревень в антологии можно пересчитать на пальцах одной руки, да и многие города, имеющие, между прочим, писательские организации, представлены в лучшем случае одним поэтом, в худшем – никем.
Вот, скажем, согласно антологии, в Рязанской области живет один поэт, еще один в Архангельске, а в Мурманске и Омске нет никого. Может, мне не стоит преувеличивать: и наличие города, и даже писательской организации в нем еще не есть повод подозревать, что там хорошие поэты найдутся (впрочем, на рязанщине есть как минимум еще Валерий Самарин, а в омской земле – Юрий Перминов).
Но на определенные мысли наводит тот факт, что в противовес иным малопоэтическим местам Оренбургская представлена целой делегацией – из Оренбуржья пришло в антологию сразу 14 поэтов.
Вполне возможно, что Оренбург на всех основаниях претендует на звание новой поэтической столицы. Но не исключается и тот факт, что Геннадий Красников, родившийся в Оренбургской земле, несколько лучше знает ситуацию в тех местах; что, впрочем, вполне нормально, разве нет?
Может, не столько география и Литинститут повлияли на выбор, а несколько иные вещи?
В антологии очевидно внимание составителя к нескольким темам. Это хаос и ужас, ожидающий нынешнюю Россию. Это не столь давний распад СССР. Это православие. Это взаимоотношения русского человека с его русской Родиной. Это смерть.
Поэту Геннадию Красникову вышеназванные темы не чужды, и по сердечному созвучию своим мыслям он, как нам кажется, и отбирал стихи других поэтов.
Поэты, которых вышеназванные темы волнуют чуть меньше или совсем не волнуют, явно рисковали быть вычесанными из антологии.
И тем более их не ждало ничего хорошего, если эти темы волнуют их как-то, что ли, неправильно. Например, если наши геополитические трагедии их не то что не мучают, но даже несколько радуют.
Нисколько не сомневаюсь в верности известных слов о поэте, которым можно не быть, и гражданине, которым быть необходимо. Мало того, уверен, что всякий истинный поэт гражданином быть обязан вдвойне, если не втройне, – иначе нечего голос подавать.
Вместе с тем мне всегда казалось, что истинные почвенники должны быть куда более широки во взглядах, что их извечные оппоненты, всевозможные, свят-свят-свят, либералы и модернисты, если не сказать похуже.
У Сергея Есенина хватало ума и вкуса дружить (а порой и по-дружески ссориться) не только с Клычковым и Орешиным, но и с Шершеневичем да Мариенгофом. Неужель мы с тех пор так оскудели в своих пристрастиях?
В антологии слишком много интонационно схожих стихов, написанных будто бы одним автором.
Это, между прочим, два разных человека. А вот еще два разных, только один из них в «мерседесе», а другой – в окне.
