— У Хеппи удар, конечно, потяжелее, — сказал Король. — Но зато ты быстрее. И техничнее. А это что-нибудь да значит.
Кароза кивнул. Да, конечно. А все-таки — восемнадцать килограммов!..
— Ты возьмешь быстротой, подвижностью, — настойчиво повторил тренер. — Хеппи — он же как бегемот. Измотай его и бери… К третьему раунду он всегда еле волочит по рингу свою тушу.
Виктор внимательно посмотрел на тренера. Выпуклые серые глаза Короля блестели. Весь он был возбужден. Видимо, собственный план крепко полюбился ему.
— А вместо тебя, в полутяжелом, пустим Мухина, — как бы раздумывая вслух, произнес тренер.
Кароза кивнул. Что ж, Мухин — это неплохо.
Но… восемнадцать килограммов!..
— Приказать тебе я не могу. И не хочу, — сказал Король. — Сам думай. Ты боксер. И офицер. Сам решай.
Кароза шел по весенней улице. Вокруг гомонили, смеялись девушки, гоняли по асфальту мяч мальчишки, мягко шуршали шины автомашин.
Он шел, ничего не слыша.
Вот не было печали! И зачем ему это?
Все было так хорошо, он уже настроился на бой с Эйно Стучка. Честный бой. Бой на равных. И вдруг — здрасте!
Стать тяжеловесом! Он ведь не мальчик. Каждый боксер отлично знает: переход в более 'тяжелую' категорию всегда чреват…
— Чреват… чреват… чреват, — несколько раз шепотом повторил он.
Прошедшие мимо две девушки оглянулись, засмеялись. Вот чудак, бормочет что-то…
Кароза не заметил их улыбок.
'Так… такие вот дела…'
Что ж, выходит, он должен свои планы, надежды — все побоку? Во имя команды?
Кароза хмуро усмехнулся. В книжках это всегда здорово получается. А в жизни?..
Вот ерунда-то!
А может, в самом деле, выручит быстрота? Навязать этому Центнеру свой темп. Пусть побегает, попотеет. Тогда эти восемнадцать кило против него самого обернутся.
…И все же… Уж так неохота лезть в тяжеловесы!.. Ну, хоть плачь…
Он пришел в академию минут за десять до лекции. Друзья-курсанты сразу окружили его.
— Ну? — сказал Вадим Костров. — Значит, так — крюк слева — и судья начинает считать!.. Да?
Кароза усмехнулся.
— Зачем считать? Зачем, дорогой, считать?! — вмешался горячий, вспыльчивый Андро Холопян. — Крюк левой — и Эйно Стучка на полу. Нокаут. Тут нужен врач, а не считать…
'Да, если бы Эйно Стучка!' — хмуро подумал Кароза.
Дралась уже восьмая пара. Вели эстонцы — четыре победы.
Виктор Кароза в раздевалке ждал своей очереди.
Все-таки плохо быть тяжеловесом. Выступаешь последним. Всегда последним. Такова традиция. Переживаешь все девять предшествующих боев. Сколько нервных клеток сгорает в тебе за эти долгие двадцать семь раундов!
Из зала сквозь приоткрытые двери раздевалки пробился густой медный звук гонга, крики, свист.
'Как там наш Богданов?' — подумал Кароза, но тотчас постарался прогнать эту мысль.
Боксеру перед боем нельзя 'болеть'. Даже за друзей. Особенно — за друзей.
Кароза встал и прошелся по раздевалке.
Он все еще не мог привыкнуть к мысли, что он, Виктор Кароза, тяжеловес. За последние две недели прибавил почти три килограмма.
Нет, эти 'новые' килограммы не мешали ему, не отягощали. Хотя, по правде говоря, и пользы от них он не ощущал.
Оказалось, пополнеть очень легко. Стоило лишь ввести в дневной рацион чуть больше сахара и попросить жену почаще печь пироги с капустой, насчет которых она была большая искусница. И все…
Правильно говорят: боксерам курорты ни к чему. Их и так разносит, как на дрожжах. Чуть поменьше тренировок — и пожалуйста…
Снова проплыл сочный звук гонга.
В раздевалку торопливо вкатился массажист Вадик. Он всегда куда-то спешил.
— Выиграл Богданыч! — крикнул он. — Сровнял счет!
И тотчас исчез.
'Вот оно как', — покачал головой Кароза.
Богданов выиграл — это, конечно, хорошо. И в то же время все сразу усложнилось. Счет ровный — и, значит, решат последние бои. Мухина — в полутяжелом и его — в тяжелом.
А он, чего уж греха таить, не очень-то нынче надеялся на себя.
'Ну, бодрей, — внушал он сам себе. — Ты что, боишься этого Хеппи Лейно? Боишься, а? Скажи прямо!'
Нет, он не боялся. Страха не было. Но не ощущал и уверенности в победе… В своем родном — полутяжелом — он всегда чувствовал себя хозяином ринга. Полновластным, сильным хозяином.
А тут, в тяжелом…
'Просто с непривычки, — доказывал он себе. — Раз это нужно команде, ты правильно сделал. И ты победишь'.
Из зала донеслись крики, и вдруг сразу — тишина.
'Нокдаун?' — мелькнуло у Карозы.
Такая глубокая, тревожная тишина всегда наступает, когда боксер сбит с ног и рефери открывает счет.
Весь зал, замерев, ждет: поднимется боксер до счета 'десять'? Или нет?..
Кароза мысленно тоже стал считать секунды, но сбился.
Вдруг зал взорвался шумом, криками, аплодисментами, свистом. Опять мелькнуло ликующее лицо Вадика:
— Нокаут! Ай да Муха!
И Вадик исчез.
'Ну, мой черед', — Кароза похлопал перчаткой о перчатку, как бы проверяя, плотно ли они сидят, и направился к рингу.
Немало видел я боксерских поединков. Всяких.
И легких, когда противники, как балерины, изящно кружат друг возле друга все девять минут. И тяжелых.
Но такой трудной встречи я, пожалуй, и не припомню.
Оба противника жаждали победить. Непременно. Выиграй Кароза — и его команда одержит победу в матче. Выиграй Хеппи Лейно — и он спасет своих таллинцев: матч кончится вничью.
С первых же секунд Кароза предложил быстрый темп. Он непрерывно перемещался по рингу, как бы призывая к этому и своего противника.
'Ну же! Ну! Двигайся, дорогой! Потанцуем, ну! Что ты предпочитаешь? Ча-ча-ча? Или твист?'
Но эстонца не так-то просто было втравить в эту игру. Флегматичный Центнер не желал много двигаться. И кулаками он махал скупо, экономно. Вообще он был расчетлив, как бухгалтер, этот буйвол.
'Как бухгалтер… Да, бухгалтер…' — мысленно повторял Кароза.
Он кружил возле Хеппи Лейно, ежесекундно меняя позицию, пытаясь хитрыми финтами[9] раскрыть его защиту.
Эстонец был на полголовы выше Карозы. И 'рычаги' у него — длиннее. Хитрый и осторожный, он все время держал Карозу на дистанции.
