нет гарантии, что впоследствии на сцене не появиться еще что-то, совсем несуразное. И это новое будет нравиться публике. Я ее не осуждаю. Может ведь случиться так, что будет еще хуже…
Но новая жизнь продолжается по своим законам. И надо жить сейчас, а не только вспоминать — ой, как было здорово когда-то. Во все времена старшее поколение было недовольно молодежью. Я не хочу быть похожим на таких людей. Сейчас время тоже интересное, его можно прожить нормально, если имеешь извилины в голове. Конечно, мне многое не нравится в том, что показывает ТВ. Но сейчас ты можешь переключать кнопки, переходить с канала на канал. Это в наше время было так — какую программу ни включи (хотя и переключать-то было почти нечего, выбор был небольшой), везде одно и то же: очередные решения партии, битва за урожай, кто сколько металла выплавил, кто сколько надоил…
Эстрада развивается волнообразно — то мельчает, то наполняется. Наполняется количественно, но мельчает качественно. Хотя уже заметно, что в ней появляется возвращение к содержанию. Песни-пляски — хорошо, музыка дискотек — это энергия, которую растрачивают. Но надо же иногда и дыхание перевести, заглянуть в себя, задуматься о жизни. Некогда эстрада была Золушкой, сейчас же она потеснила с телеэкранов, из эфира академические виды музыкального искусства. Что касается отношения к классике, то сейчас к ней относятся не так как раньше. Спросите у молодых о великих композиторах — многие вообще не знают, кто это. Конечно, любители классики остаются, но все равно круг их будет сужаться. Сложно сказать, к чему мы придем. Несмотря на то что в свое время я оставил оперную сцену и перешел на эстраду, я ставлю классику превыше всего.
В нашей песне еще недавно работали профессионалы — композиторы и поэты. Сейчас это пока явление редкое. Зато уровень нашей эстрады продолжают поддерживать ее признанные мастера и талантливые певцы молодого поколения. Глядя на маститых артистов, я думаю: а хорошо, что когда-то у нас было живое искусство. Я не ярый противник фонограммы — понимаю, что сейчас без нее трудно. Современные концерты требуют мобильности. Не заставлять же всех петь под одну и ту же аппаратуру. Не могут же солисты и ансамбли, сменяя друг друга на сцене, выходить на нее с кучей инструментов, лесом штативов и лианами проводов, целый час передвигать эту громаду, а потом петь. Вот и приходится пользоваться «минусовой» (инструментальной) фонограммой. Многие поют и под «плюсовую» фонограмму (запись голоса и оркестра).
Я мог, но не любил петь под фонограмму. И пользовался ею только в исключительных случаях. В основном это происходило на правительственных концертах, например, в Кремлевском Дворце съездов. Тогда вообще весь концерт записывали на фонограмму — не только певцов, но и ведущих, и чтецов. Иначе не разрешалось. Надо было уложиться ровно в час и десять-пятнадцать минут, поскольку Леониду Ильичу Брежневу нельзя было дольше сидеть в ложе. Кроме того, наверно, боялись, что, не дай Бог, ты вместо пения выкрикнешь в микрофон что-нибудь не то. Я пел на этих державных подмостках под фонограмму и все время мучился ожиданием, что вот-вот там что-нибудь заест. В Кремлевском Дворце съездов это было бы чрезвычайным происшествием. И все-таки поешь, верней, делаешь вид, что поешь, раскрываешь рот — и боишься, как бы твоя артикуляция не выбилась из звуков фонограммы. Неприятно! Неприятно и то, что мне всегда было тесно в оковах готовой записи. Потому что «вживую» я спел бы то же самое произведение несколько по-другому. Справедливости ради надо сказать, что в последние годы советской власти нам на таких концертах уже разрешали петь «вживую». Правда, иногда просили — вы можете сколько угодно петь живьем, но для ТВ обязательна фонограмма.
Сейчас говорят, что все должны отказаться от фонограммы. Некоторых певцов я послушал — не приведи Господь! Пусть уж лучше поют под свою «фанеру». Потому что, чтобы петь живьем, необходимо иметь хороший голос, музыкальность, надо петь чисто, а не попадать между нот. Думаю, что если сейчас решат обходиться без фонограммы, то останутся от силы 5–6 исполнителей, достойных того, чтобы петь и делать этого хорошо. Справедливости ради надо сказать, что среди теперешних молодых певцов такие есть, например, Алсу. Когда я услышал ее, то сразу отметил, что поет она чисто, без единой фальшивой ноты, да еще на хорошем английском языке.
Я трудно сближаюсь с людьми, потому и раньше на концерты старался приезжать так, чтобы мало общаться за кулисами. Артисты бывают разные, некоторые любят там анекдоты рассказывать, болтать, а мне перед выходом на сцену нужно сосредоточиться. Когда режиссер говорил: «Сейчас ваш выход», я быстро шел, здороваясь с собравшимися за кулисами, — многие ведь были знакомы, — и выходил на сцену. Сразу после выступления садился в машину и уезжал. Сейчас же вижу, как многие исполнители после окончания выступления выходят так, чтобы специально создать шум, показать, как их любят. Их выход снимают крупным планом и показывают больше, чем сам концерт. Чем больше шума, тем интереснее, и всё напоказ. А ведь артист должен думать о том, что он делает на сцене, а то, что будет после концерта, — это его личное дело. По крайней мере, для меня всегда важно было, как я пою, а не то, как долго мне кричали. Я и так знал, что принимали меня хорошо. Больше думал о том, как я спел, не хуже ли… Привык запись своего концерта прослушивать, искать ошибки, чтобы потом их не повторять.
По природе я домосед, не люблю общения ради общения. Поэтому практически не посещаю теперешних «тусовок», всех этих приемов-банкетов, где собирается много народу. Считаю, сейчас не мое время. И очень удивляюсь своим ровесникам, которые «тусуются» с молодежью. Я даже слово этого не люблю — «тусовка».
Со сцены я ушел. Ушел незаметно, без громких заявлений. Не хочу, чтобы люди начали замечать… постепенный уход сцены от меня! Сцена — одушевленный организм, который любит и вдохновляет таланты и терпеть не может бездарностей, людей случайных, которых она со временем все равно сталкивает со своих подмостков. Поэтому артист должен очень уважать сцену и не пользоваться ее терпением. Прекрасный певец Пласидо Доминго в своей книге написал, что надо уйти, не дожидаясь, когда буду говорить: «Как, он еще поет? Да он же сам себя не уважает». Кстати, очень давно, когда я только появился на эстраде, стал известным, в статье в одном из популярных тогда журналов я сказал, что каждый уважающий себя певец должен знать свой срок, что сам я уйду с первой «качкой» в голосе. Было мне тогда немногим более 20 лет.
И вот теперь не хочу становиться пародией на самого себя. Хочу, чтобы люди запомнили меня, в общем, неплохо выглядевшего и поющего… Лучше, если ко мне будут обращаться с вопросом, почему я ушел со сцены, а не говорить: «Да сколько же он еще можно петь?!» Не хочу доказывать кому-то, что я могу долго петь — зачем? Своим пением надо доставлять удовольствие людям, а не доказывать что-то. Ведь каждому голосу, каждому таланту Господь отпустил определенное время. Зачем перешагивать в другой век? Сейчас все другое — манера пения, музыка, люди стали другими, мир стал другим. Конечно, приятно, что люди тебя узнают, даже когда едешь в машине, оборачиваются, смотрят на тебя. Приятно, когда сетуют на то, что я, дескать, рано ушел. Но лучше уйти, пока узнают, пока говорят, что они опечалены моим отсутствием на эстраде.
И все же главное в том, что я сам перестал получать удовольствие от пения. Чтобы выходить на сцену, нужно хотеть петь. Делать же это с неохотой не хочу. Я пел 50 лет! Начал петь еще в школе, в 14 лет, когда и не думал стать певцом. Просто пел, как птица. Человек поет, потому что не может не петь. И вот с годами радость от этого стала пропадать. До последнего времени, когда мне надо было где-нибудь выступать минут двадцать, я шел и пел. Мог завестись ненадолго на какие-нибудь, скажем так, легкие песни. Но если говорить о такой песне как «Благодарю тебя», то ее не исполнишь в плохом настроении. «Мелодию» тоже не споешь, если не настроишь себя на нее. К сожалению, с возрастом уходит не только задор, но и голос. А мне не хочется, чтобы изменения слышали другие.
Несколько лет назад мои друзья космонавты попросили выступить у них. Я спел тогда «Мелодию». А Тамара спела «Я — Земля». И вот недавно они захотели повторить концерт. Но я сказал: «Нет, я дал себе слово». Не всем понятно мое решение оставить сцену, просят вернуться, говорят, ну мало ли что вы слово дали. Но я если его дал, то это навсегда.
Сольных концертов больше не будет. Могу спеть только во время застолья. Дома или для друзей. Когда на дне рождения Марии Борисовны Мульяш, главного редактора концертного зала «Россия» я вдруг сел за рояль и спел в честь обожаемой нашей Муси (так мы называли ее любя) «Вдоль по Питерской», еще три песни, никто этого не ожидал. В зале тогда собралось немало известных наших певцов и артистов.
