Вспоминаю, как Гейдар Алиевич установил приятную для меня традицию — он хотел, чтобы каждый август мы с Тамарой обязательно приезжали в Баку и здесь отмечали мой день рождения. Он считал нужным, чтобы мы ежегодно могли видеться. Я воспринимал это как выражение любви и уважения к нам. В Загульбе, недалеко от его президентской дачи для нас отводили отдельный дом. Помню, как Гейдар Алиевич в первый раз организовал такую встречу. Мы подъехали к гостевому дому. Смотрю, перед входом собралось много известных наших деятелей искусства, писателей, режиссеров, профессоров, деятелей науки. Когда я подошел, ко мне обратился писатель Рустам Ибрагимбеков:
— Ты не знаешь, что случилось? Прежде на президентскую дачу нас никогда не приглашали всех вместе…
— Понятия не имею. — Понятие-то я имел, но не хотел признаваться.
Зашли мы в зал, сели за стол. Гейдар Алиевич посадил нас с Тамарой рядом с собой. И потом обратился к собравшимся:
— Я пригласил вас, чтобы отметить день рождения нашего Муслима.
Сказал, а я вижу — от неожиданности на лицах у кого радость, у кого удивление, у кого недоумение, у кого… Как положено, был тост. Гейдар Алиевич сказал много добрых слов в мой адрес. Прием шел своим ходом…
Зал в гостевом доме был большой, прекрасно оборудованный. Но я обратил внимание, что в нем не было рояля. Спросил об этом Гейдара Алиевича. А он в свою очередь:
— Ты что, петь собрался?
— А почему бы нет?
Тогда Гейдар Алиевич хитро сказал:
— Что делать, такие мы бедные… В следующий раз будет тебе рояль.
Между тем подозвал своего помощника, что-то шепнул ему. И минут через двадцать-тридцать рояль прикатился. Откуда они его взяли за столь короткое время? Я знал, что в гостевом доме его до этого не было. Чтобы привезти такую тяжесть, нужна грузовая машина.
Во всяком случае потом этот рояль стоял в зале постоянно. И место ему нашли очень удачное — в зале пустовал огромный угол и словно ждал, когда сюда поставят этот великолепный инструмент. Впоследствии, когда мы снова встречались здесь, то музицировали и вспоминали, каким чудесным образом он здесь оказался.
В 2002 году Гейдар Алиевич организовал трехдневное празднование моего шестидесятилетия. По всему Баку были развешаны афиши с поздравлением мне. В первый день в зале дома приемов он вручил мне орден, которым я был награжден к юбилею, и сказал немало добрых слов в мой адрес. На следующий день в огромном Дворце республики (носящем теперь имя Г. А. Алиева) в мою честь был устроен концерт, где выступили и мы с Тамарой. А на третий день в ресторане большого дворца «Гюли-стан» прошел прием, на который были приглашены лучшие люди республики. На всех этих мероприятиях Гейдар Алиевич говорил обо мне. Удивительно, но за эти три дня он ни в одной из трех речей ни разу не повторился. Я могу сравнить эти его выступления — у меня есть их видеозапись. Это лишь частный случай. А ведь Г. А. Алиев мог выступать с государственных трибун с большими, ответственными докладами, которые длились иногда по нескольку часов. И всегда говорил блестяще, его речь была четкой, логически выстроенной.
Помню, как тогда в Баку Гейдар Алиевич сказал Тамаре: «На следующий год мы и тебе будем устраивать такой же юбилей». На что она осторожно ответила: «Гейдар Алиевич, не загадывайте. Давайте доживем до этого». Как в воду глядела…
В свое время я сделал портрет Г. А. Алиева — единственный портрет государственного деятеля среди написанных мною портретов композиторов, поэтов, писателей. Я нарисовал Гейдара Алиевича не в строгом костюме с галстуком, то есть без всякого официоза, а в обычной тенниске, улыбающимся. Когда я подарил портрет, Гейдар Алиевич принял его с благодарностью и сказал: «Муслим, таким видел меня только ты и моя семья». В кругу семьи он действительно был простым, веселым, остроумным человеком. Зато в кабинете президент Г. А. Алиев был серьезен, порой даже суров, требователен, не выносил нечеткости в работе, ошибок. Для дела это всегда необходимо, ведь на нем лежала огромная ответственность.
Не прощал он и предательства. Надо сказать, что в непосредственном окружении Г. А. Алиева имелись люди, кто не просто подводил его. Как-то в одном из разговоров Гейдар Алиевич обмолвился о том, что его часто предают, и вспомнил известную пословицу: «От любви до ненависти один шаг». Помню, я тогда сказал ему: «Надеюсь, что по отношению ко мне вам никогда не придется так 'шагать'».
На моей памяти в его ближайшем окружении было два таких человека. Они бывали в его доме, одного из них, молодого, он почти приблизил к себе. И вдруг предательство: приехав в Москву, тот стал говорить о Гейдаре Алиевиче гадости. И подобные случаи потом повторялись с этими двумя не раз: в глаза — одно, за спиной — другое.
Я всегда удивлялся Гейдару Алиевичу — ведь у него был такой богатый жизненный опыт, одна работа в КГБ Азербайджана должна была развить в нем особое чутье, знание людей. Но оказалось, что никакая служба в столь серьезном учреждении не изменила его души, не убила в нем Человека, доброты. Он, видимо, изначально не хотел видеть в людях плохого, доверял им, и потому ошибался.
В последний раз Гейдар Алиевич позвонил нам б июля, чтобы поздравить Тамару с днем рождения. В это время у нас на даче находилась съемочная группа, приехавшая туда, чтобы сделать репортаж к юбилею. Звонок от Гейдара Алиевича раздался как раз во время съемки, и то, как Тамара разговаривала ним, было записано на пленку. Тамара потом вспоминала, что она сразу почувствовала, насколько голос Гейдара Алиевича изменился, стал словно «матовым».
Мое уважение, моя любовь к Гейдару Алиевичу, который по своему искреннему желанию заменил самых близких мне ушедших людей, была таковой, что с его болезнью у меня стало пропадать желание петь. Когда по ТВ по нескольку раз в день повторяли кадры о последствиях его сердечного приступа, его падение с трибуны во время выступления, я испытал настоящий шок.
Мало кому было известно о том, что когда дорогого мне человека не стало, со мной случился нервный срыв, и я впал в долгую депрессию. Именно по этой причине я не смог полететь в Баку на похороны Гейдара Алиевича. Злые языки (умные люди знают, кто эти злые языки, и Бог им судья) принялись болтать, что Магомаев спился. Никому, даже злейшему врагу не пожелаю такого «пьянства». Я долго не хотел выходить на улицу — мне казалось, что за воротами какая-то не просто другая жизнь, другие люди, а другая планета. Там для меня все казалось чужим, незнакомым. Один раз, спустя года полтора, я заставил себя выйти за калитку, обошел по переулкам вокруг нашего дома, зашел с другой стороны двора. Тогда для меня это был почти подвиг. Тамара всеми силами пыталась вывести меня из депрессивного состояния. Приводила психотерапевтов, невропатологов, старалась приглашать в гости симпатичных мне людей, с которыми я на время становился самим собой. А наутро все опять повторялось… Постепенно дни невеселых раздумий стали посещать меня все реже. Но желание петь ушло…
Гейдар Алиевич Алиев и его семья — одна из главнейших для меня тем, и о них я могу говорить бесконечно. Счастливыми днями для меня бывают те, когда я могу общаться с этими любимыми мною людьми. Не так давно нас с Тамарой посетил Ильгам Гейдарович Алиев с супругой, прекрасной Мехрибан- ханум. Разговор с президентом Азербайджана, которого я помню со времен его детства, был наполнен воспоминаниями о Гейдаре Алиевиче и Зарифе Азизовне. Я напомнил Ильгаму Гейдаровичу два случая, когда я словно предвидел его судьбу. Как-то, когда мы были в гостях у Алиевых, Гейдар Алиевич посетовал на то, что не видит себе преемника на случай своего ухода. Тогда я назвал Ильгама. Гейдар Алиевич обвел строгим взглядом своих близких, словно спрашивая — кто из вас проговорился? Но потом он понял, что это мое собственное мнение. Иного и быть не могло.
А второй случай был такой. Однажды на даче мы с юным Ильгамом решили сразиться в бильярд. Как я ни старался поддаваться ему, я выиграл. Прошел год. И вот в один из дней Ильгам предложил мне сыграть на том же столе. Я было приготовился снова поддаваться, но очень скоро был разгромлен. Тогда-то я понял, что юноша с таким целеустремленным характером станет настоящим человеком, будет в жизни добиваться
