Распрощавшись с Евой, Серега не стал делать круг, обходя промзону, а юркнул через дыру в заборе, перелез через смятую проволоку и спрыгнул на землю. В Германии, он слышал, строители тоже не спешили закатывать дорожки в асфальт. Сначала смотрели, где ходят люди, где любят срезать, а после прокладывали красивые восьмерки и диагонали. В России предпочитали строительство прямоугольниками. Дома, кварталы, окна, дороги — все лепили строгими перпендикулярами. Отчим даже называл это перпендикулярным мышлением, хотя, по мнению Сереги, мышлением тут как раз и не пахло. А пахло взрослым застоялым болотом. Все равно как на том же шваберном заводе, где они, трое салажат, в несколько дней запузырили годовой план для полотеров.
Словом, прямых путей Серега не искал — шел исключительно торными тропами. Народ — он всегда знал, где ходить, и асфальтовые обманки стойко игнорировал. Конечно, разгуливать по режимным предприятиям небезопасно, но кто не рискует — тот, как говорится, не рискует. На деревья, вон, тоже можно не лазить, и что с того?
Миновав цеха и пустующие складские помещения, мальчуган деловито обошел перекрашенную в пепельный цвет каланчу и вскоре вновь оказался у забора. Здесь к общественному лазу некто заботливый даже приставил грубо сколоченную лестницу, и Серега кузнечиком выпорхнул на волю.
Еще пара кварталов, и он вышел прямиком к садиковой улице. То есть когда-то на коротенькой этой улочке действительно располагалось около десятка детсадов, но со временем здания распродали разномастным офисам-конторам, и уцелели всего два детских учреждения. В одно из них он и вторгся, придя позже обычного всего на десять-пятнадцать минут.
Детишки успели уже одеться и выйти во двор. В раздевалке никого не было, и, привычно расписавшись в родительском журнале, Серега приблизился к выставочному стенду. Сегодняшняя тема посвящалась снеговикам. Так, во всяком случае, вещала прикнопленная к стене бумажка. Серега с усмешкой оглядел выстроенных в ряд пластилиновых уродцев и быстро отыскал табличку с «Леной Моховой». Ее уродец показался Сереге значительно симпатичнее соседей. Впрочем, так ему казалось практически всегда. То ли Ленка действительно была талантливее своих согруппников, то ли срабатывала родственная необъективность.
Оглядевшись, Серега украдкой взял пластилиновую фигурку, чуть переместил ручки-ножки, изменил осанку, переставил черный глаз повыше, а морковный нос наоборот пониже. Теперь уродцу можно было смело выдавать паспорт снеговика. Серега прилепил его обратно и отряхнул руки.
Стоило ему выйти во внутренний двор, как зоркая Ленка, углядев появление братца, немедленно затянула:
— Полина Геннадьевна, а можно мне домой?
— Вижу, вижу. Иди, Леночка. До свидания, — воспитательница махнула Сереге рукой и метнулась разнимать дерущихся возле горки малышей.
Леночка побежала. Но не к Сереге, а к жениху Костику. Отряхнув руки от песка, мальчуган в свою очередь обнял подругу. Был он меньше Ленки на добрых полголовы, но любовь — это вам не морковь, и Серега уже даже не смеялся. Смирился с жениховством, как с непреложным фактом.
— Мы же договаривались: в губы не целуемся! — пожурил он все-таки подбежавшую Леночку. — Итак болеете чем ни попадя.
— Костик уже выздоровел.
— Все равно. Сама-то недавно чихала…
— Но мы же любим друг друга, ты знаешь! — Леночка обаятельно улыбнулась, и, глядя на ее щечные запятые-ямочки, Серега немедленно обмяк.
— И потом — он сегодня меня защитил!
— От кого это?
— Сначала от Данилы… Данила водой в меня брызгался. Потом от Максима.
— А Максим чем брызгался?
— Он не брызгался — стоял и смотрел. А Костик взял лопату и стукнул. Сначала Данилу, потом Максима.
— Сурово!
— Правильно! Чтоб не смотрел.
— А они что?
— Данила тоже побежал за лопатой. Чтобы драться. А Максим заревел.
Леночка кокетливо повела плечиком. Невооруженным глазом было видно: девчушке приятно, что из- за нее льются всамделишние слезы. Серега на это только покачал головой. О, женская коварная суть!
Взяв девочку за руку, он потянул ее за собой, словно козочку.
— А ты сам разве что ли не целовался?
— Когда это?
— Ну в садик когда ходил?
— С ума сошла? — буркнул Серега. — В твои годы у нас и в мыслях такого не было.
— И вы даже не дрались?
— Почему же… Дрались, конечно. Только не из-за девчонок.
— А из-за чего?
— Да было из-за чего… — Серега нахмурился, вспоминая. — Солдатиков, например, делили, машинки заводные, прочий хлам.
Ленка призадумалась. Помолчав некоторое время, убежденно произнесла:
— Ну и дураки!
Серега открыл было рот, чтобы возразить, но промолчал. Кто знает, возможно, Ленка была права. Глушить своих собратьев лопатой из-за девчонок, в самом деле, благороднее, нежели из-за пластмассовых солдатиков…
Часть 2
НАЧАЛО ГРУСТИ
Кто в беде покинет друга, сам узнает горечь бед…
Глава 1
«Разбор полетов» Аврора Георгиевна назначила на последний урок — тот самый, что был отведен под литературу. Робеющая перед завучем Маргарита Ивановна возражать не стала. Не возражал и народ, — многие еще приходили в себя после вчерашнего. Хотя больше, конечно, рисовались. Именно так определил наметанным глазом Гера. То, что Серега именовал «бодуном», на классе в целом не отразилось. Разве что Кокер да Гоша старались больше дышать «в стенку» и при всяком удобном случае норовили прилечь за парту. Еще трое из побывавших на острове не явились вовсе, остальные чувствовали себя вполне сносно, в том числе и Сэм.
Не пришел, кстати, на разбор полетов и Николай Степанович. Кто-то из учителей уклончиво объяснил, что физрук звонил, извинялся, говорил, что на пару дней приболел. А в общем, атмосфера была не ахти. Внешне вроде бы все кочегарило, как обычно, — школа гудела трансформаторным гулом, половицы коридоров вибрировали от малышового топота, на первом этаже визжали, за гаражами курили. И все же период полураспада миновал, близился полный распад и отпад, все ждали цикла и финиша. Одни со страхом, другие с радостным любопытством.
На перемене Серега даже поймал на себе многозначительный взгляд Сэма. Тот ничего не напоминал,
