хозяин.
— Ну, в общем-то да,— согласился Иван.
— Вот и говорил бы: «хозяин». Только я тебе, Тень, так скажу: хозяин хозяину рознь. А Петр Петрович — это с большой буквы хозяин. Мы его шефом зовем.
— Повезло тебе, значит... А с рукой у тебя что?
— А что, заметно? — удивился Стас.
— Мне заметно,— чуть улыбнулся Иван.
— А это в марте было. Мы из загородного дома в Москву ехали, а на развилке нас с гранатометом ждали. Ну и саданули... А не зря нас все-таки учили! — усмехнулся Стас.— Успел я Петра выкинуть, недалеко правда, пока машина не взорвалась, а сам сверху его закрыл. Тут и рвануло... Очнулся я в машине охраны, что за нами ехала и ее не зацепило,— ничего не соображаю, ничего не слышу, только боль в руке дикая... Посмотрел туда, а рука в локте на ниточке висит,— он нервно засмеялся.— Все, думаю, кранты! А шеф рядом сидит и по здоровой руке меня похлопывает — успокаивает. Приехали в больницу — есть тут в Москве одна частная, врач там, Смирнов, чудеса творит. Вот он и сотворил мне, можно сказать, новую руку. А как после операции меня в обычную палату перевели, смотрю, меня там мама с отцом уже дожидаются (они у меня вообще-то на Украине живут), так Петр их привезти велел, чтобы мне... Ну... Легче выздоравливать было... Стас замолчал, а потом, покачивая головой, сказал: — Вот и думай после этого, как мне с ним... и кому мы нужны... — он резко тряхнул головой, прогоняя безрадостные мысли, и спросил: — А ты как живешь?
Но Иван не стал ему отвечать, а сам спросил:
— А ты знаешь, что твой хозяин сидит сейчас, в машине и нас с тобой рассматривает?
Стас обернулся и действительно увидел мерседес шефа, но за его тонированными стеклами ничего разглядеть было невозможно.
— Да,— растерянно сказал он.— Это его машина, но...
— Все очень просто,—чуть усмехнулся Иван.—Номера. У одной из тех машин, к которым вы направлялись, когда я на вас налетел, были эти же номера. А тебе уж извини, такая персональная машина с водителем не по чину — не сама же она сюда приехала, ведь, когда мы за столик садились, ее не было. А понадобись ты своему шефу, он бы тебя по телефону вызвал,— и Иван показал глазами на висящий на запястье Стаса сотовый.— Получается, что ему нужен я. Зачем?
Стар опустил глаза. Он просто не мог выговорить то, ради чего его и посылал Петр Петрович. И Иван это понял.
— Не мучайся, Стас. Если он хочет со мной поговорить, то я не против. Зови.
— Спасибо, Тень,— Стас с благодарностью посмотрел на Ивана и, поднявшись, направился к машине. При его приближении стекло в дверце опустилось, Стас, нагнувшись, о чем-то поговорил с сидящими внутри, дверца открылась, и из машины высыпали охранники, а за ними вышел и сам шеф.
— Вот, Петр Петрович, познакомьтесь,— сказал Стас, когда они подошли, а Иван поднялся им навстречу.— Это мой армейский товарищ,— тут он замялся — ведь именито он не знал, не будешь же говорить: Тень. Но Иван, поняв его замешательство, представился сам:
— Иван.
— Очень приятно,—улыбнулся Петр Петрович и предложил: — Вы не пообедаете со мной?
— Сыт,— кратко ответил Иван.
— Тогда, может быть, кофе? — Петр Петрович, зная человеческую психологию отнюдь не в теории, все прекрасно понял.
— Я не пью кофе,— равнодушно сказал Иван.— Но, думаю, это не помешает нам поговорить. Вы ведь именно этого хотите?
— Да,— тут же согласился тот.— И очень хочу надеяться, что этот разговор будет для вас так же интересен.
Они уселись под тентом, и Петр Петрович, кивнув охранникам, чтобы они отошли подальше,— Стас благоразумно отошел сам — довольно долго молчал, не зная, как начать разговор. Потом он не выдержал:
— Иван, посмотрите на того мужчину, что в сером костюме,— это, между прочим, «краповый берет». В прошлом, конечно. Тот, что рядом с ним,— бывший «альфовец». Блондин, что сидит нога на ногу,— из спецназа, а черненький, у которого рукав порван, раньше в президентской охране работал. Я иногда смотрю, как они тренируются. Впечатляет! А вы их,— он восхищенно помотал головой,— как котят! — А потом, немного помолчав, печально сказал: — У всех у них судьба примерно одна. Такая же, как у Стаса,— вышибли за ненадобностью. Когда женщина предает — плохо, когда друг — вдвойне плохо, а уж если страна, которой ты верой и правдой служил, ради которой жизни не жалел,— то это совсем погано. Я, Иван, не святой, меня таким и лучший друг не назвал бы, если бы он, конечно, был, но я русский, и мне обидно... За всех вот этих ребят обидно... — он кивнул на свою охрану.— Так вот, стране своей они оказались не нужны, а мне — нужны. И работают они у меня не за звездочку или медалюшку, а за деньги. За очень большие деньги. И знают, что, случись что с ними, я лечение оплачу, а если погибнут, то семьи их заботами не оставлю. Были такие случаи...
— Ну, а я-то вам тогда зачем? — равнодушно спросил Иван.
— А затем, что такого, что вы недавно вытворяли, я вообще никогда в жизни не видел. А видел я, поверьте, многое... Очень многое... — и Петр Петрович решительно сказал: — Но вы правы. Давайте перейдем к делу. Я, Иван, являюсь руководителем определенного сообщества, причем всероссийского. Мы живем по своим законам, старым законам. Но есть среди нас такие, которые считают, что им закон не писан, и этим вносят в нашу жизнь беспорядок, создают проблемы. Они нам мешают, сильно мешают. И тогда, когда их не удается убедить словами, приходится прибегать к более жестким мерам. Надеюсь, вы понимаете, к каким. Но они и сами люди далеко не безобидные и беззащитные, поэтому справиться с ними иногда сложновато... Бывает, что своих людей теряем... Хороших, правильных людей... — Петр Петрович перегнулся через стол поближе к Ивану и негромко сказал: — Я не знаю, кто вы, и не собираюсь это выяснять. Мне достаточно того, что вы армейский друг Стаса, и того, что я видел. Я предлагаю вам работу. Я уже понял, что у вас никогда не поднимется рука на порядочного человека, хотя нет более расплывчатого понятия, чем порядочность, но твердо обещаю, что те, кем я попрошу вас заняться, к этому понятию не имеют никакого отношения. Они даже не подозревают о его существовании.
Услышав это, Иван нимало не изменился в лице, оставаясь по-прежнему совершенно бесстрастным, только на секунду прикрыл глаза, а Петр Петрович, ободренный его молчанием, продолжил:
— Поймите, на любую работу существуют свои расценки. Их не печатают на первых полосах газет, но те, кому надо, их знают. Так вот, цену за свою работу вы будете назначать сами. Простите за грубость, но вы этого стоите. Что скажете?
— Я подумаю,— Иван поднялся.
— А я и не ждал, что вы сразу же согласитесь,— Петр Петрович тоже встал со стула и достал визитную карточку.— Вот, возьмите. Звоните или приходите в любое время. По этому телефону можно говорить совершенно свободно.
Иван мельком глянул на визитку и сказал:
— Я запомнил,— он взял со стола недопитую бутылку минералки, не прощаясь, повернулся и спокойно пошел дальше по улице, как будто и не было никакого разговора.
Стас подошел к Петру Петровичу, который смотрел в спину неторопливо удаляющегося Ивана, и тот, почувствовав его рядом, спросил:
— Как ты думаешь, он согласится?
— Не знаю,— негромко сказал Стас.
— Согласится,—уверенно сказал Петр Петрович.— Что-то у него случилось... Он держится на нервах и ненависти... Я это кожей чувствую.
— А я -нет,— удивился Стас.
— А вот для этого, спаситель ты мой, другую жизнь надо было прожить. Ладно,— Петр Петрович обнял Стаса за плечи.— Как рука?
— Нормально.
— Это хорошо, но ты с ней все равно поаккуратнее, не перетруждай. Однако, и пообедать бы не
