Все в Мемфисе также знали, что такое «Энтал» – престижный бордель, куда наведывались местные патриции. Несколько лет назад по городу прошел слух, будто в числе попечителей заведения находятся весьма уважаемые люди, в том числе и седовласый отец Дэниела. Очевидно, теперь Дэниел достиг ранга отца и прочих аристократичных господ, завсегдатаев веселого дома.
Мэри Эллен также подозревала, что Дэниел возобновил отношения со своей бывшей любовницей, Брэнди Темплтон Фаулер. Брэнди сама недавно вышла замуж за некоего удачливого дельца в сфере недвижимости, но брак не изменил ее привычек, а ведь она всегда питала известную слабость к Дэниелу.
Не раз и не два Дэниел приходил домой за полночь, и от его дорогой одежды пахло чужими духами. Иногда, когда он раздевался, Мэри Эллен видела царапины у него на спине, но ни разу не упрекнула его, не спросила у него, где он был, и не пожаловалась на то, что он пренебрегает ею. Ей просто было все равно. По правде сказать, она даже радовалась его отсутствию, ей приятно было иногда спать одной. Она бы с радостью уступила Брэнди или какой-нибудь другой светской даме свое место рядом, даже под Дэниелом.
Втайне Мэри Эллен радовалась тому, что муж растрачивает часть своего любовного пыла вне дома, как и тому обстоятельству, что ему достает такта не прикасаться к ней в те ночи, когда он уже имел женщину.
Когда Дэниел проводил вечера дома, Мэри Эллен послушно делила с ним ложе, поскольку он очень хотел сына. Ничего другого она дать ему не могла, но подарить сына, который любил бы его, считала своим долгом.
Однако проходили месяцы, годы, а Мэри Эллен все не могла зачать.
– Это ты во всем виновата, – упрекнул ее как-то утром Дэниел, узнав, что она снова не беременна. – С тобой, должно быть, что-то не так.
Мэри села за туалетный столик и принялась расчесывать волосы.
– Мне жаль, дорогой, но...
– И мне жаль. – Дэниел нервно зашагал по комнате. – Черт возьми, жена должна рожать мужу детей. О нас уже судачат в городе: люди думают, что я не могу стать отцом.
– Это плод твоего воображения, – спокойно возразила Мэри. – Наши друзья не станут говорить про нас гадости.
– Ну хорошо, может, они так и не говорят, зато так думают.
– Возможно, они правы. – Мэри Эллен пожала плечами. – Ты настоял, чтобы я показалась врачу, и я была у него не один раз, но врач не видит причин, почему я не могла бы забеременеть. Возможно, это ты...
– Я? – Дэниел не верил своим ушам. Остановившись посреди комнаты, он прищурился и надменно заявил: – Моя дорогая, позволь мне заверить тебя, что я более чем способен зачать наследника. – Дэниел самодовольно улыбнулся, и Мэри Эллен поняла, что у него есть веские доказательства своей плодовитости.
Она ничего не сказала, а лишь, кивнув, продолжила расчесывать волосы.
– Ничего, – заключил он. – Нам просто нужно больше стараться, а для этого чаще заниматься любовью. – Дэниел сжал плечи жены, повернулся и пошел к двери, но на пороге обернулся: – Если ты действительно способна зачать, я сделаю тебя беременной.
Дэниел очень старался, Мэри Эллен тоже, но и через пять лет бесплодного унылого брака без любви пара так и оставалась бездетной. Дэниел в конце концов перестал уповать на то, что Мэри Эллен сделает его отцом, и даже упрекнул ее в том, что она просто не хочет этого.
– Думаешь, ты очень умная, моя дорогая, а я дурак? – сказал он как-то зимним вечером после принятия изрядной порции бренди. – Ты просто не хочешь ребенка от меня и никогда не хотела.
– Неправда, Дэниел, я делаю все, чтобы у нас получилось.
– И все равно я не верю тебе. Ни одной минуты не верил, – процедил Дэниел сквозь зубы. – Хочешь знать, что я думаю? Все эти годы ты проделывала какие-то тайные манипуляции, чтобы не забеременеть.
– Мы уже обсуждали эту тему, – устало сказала Мэри Эллен, – и я не раз говорила тебе, что не знаю никаких тайных средств. Ты должен мне верить.
Но ей так и не удалось переубедить Дэниела: он по-прежнему считал, что существует лишь одно объяснение – Мэри не желает иметь от него детей.
В начале лета 1857 года брак наконец распался.
Теплым вечером в конце мая Дэниел, вернувшись домой после трехнедельной деловой поездки в Мобайл, застал Мэри Эллен в розарии на южной террасе: свернувшись калачиком на выкрашенной белым кованой скамье, она с увлечением читала роман Джейн Остин и даже не заметила, как он подошел к ней.
Какое-то время Дэниел стоял рядом и молча смотрел на жену. Светлые волосы ее были заколоты на затылке, открывая изящный изгиб шеи. На ней было бледно-розовое летнее платье из органзы оттенка роз, осыпавших высокий куст напротив скамьи. Пышные юбки платья и кружевная нижняя юбка опускались до самого аккуратно постриженного газона.
Платье, спустившись с одного плеча, открывало нежную бледность кожи цвета тонкого фарфора, и когда Мэри дышала, грудь ее, вздымаясь, упиралась в тугой лиф.
Дэниел затаил дыхание. Мэри Эллен Пребл была самой красивой, самой чудесной женщиной, которую ему довелось встречать в жизни. И все же, глядя на нее, он не мог отделаться от ощущения, будто он до нее не дотрагивался и ни разу не был с ней. Хотя Мэри лежала, нагая, в его объятиях ночь за ночью, по- настоящему она так и не стала его женщиной. Она никогда не отдавала себя целиком. С самого первого дня на вилле в Монако Мэри Эллен лишь позволяла ему пользоваться своим красивым телом, но ни разу она не ответила на его страсть.
И так было всегда, на протяжении всех лет их брака.
